Вой лишенного или Сорвать покровы с богов
Шрифт:
Именно поэтому, во избежание слепых метаний в поисках правды, Антаргин задал свой вопрос той, кто в равной мере знал их обоих: и брата, и сына. Той, которая, как он надеялся, захочет раскрыть еще одну из своих тщательно хранимых тайн.
Следуя за провожатым по сумрачным коридорам эргастенского дворца, Матерн представлял себе, с каким удовольствием вскоре обрушит на голову сестры все то негодование, что накопилось в нем за время ее отсутствия. Мало того, что Милуани не сочла нужным предупредить его о своих планах, оставив мучиться в неведении относительно того, куда она запропастилась,
Из-за всего этого сверженного вейнгара Тэлы распирало от ярости и желания крушить все подряд. Будучи на взводе, Матерн едва сдерживал себя, и его разъяренный взгляд с ядовитой злобой буравил спину слуги, который степенно вышагивал впереди него, сопровождая мужчину к малому залу - излюбленному месту Луани для разговоров с братом.
Войдя в помещение, мужчина тут же, без особых усилий, отыскал глазами сестру. По своему обыкновению она стояла у камина и, видимо, смотрела на пламя, но, услышав щелчок дверного замка, отвернулась от огня и сделала шаг ему на встречу. На этот раз она не стала изображать из себя радушную хозяйку и даже опустила традиционное приветствие, которым они по привычке обменивались, чем немало удивила Матерна, но еще больше ошеломила. Свою речь Милуани начала с того, что объявила брату о его немедленном отъезде из Эргастении.
Молчание после этого заявления повисшее между ними сказало Матерну о многом. Так же как и напряженно-сосредоточенное выражение ее лица. Злость, ранее испытываемая мужчиной, мгновенно развеялась, сменившись искренней заинтересованностью.
– Что ты выяснила?
– с требовательными интонациями в голосе спросил Матерн, вплотную приблизившись к сестре и устремив на нее внимательный, изучающий взгляд.
– Он поможет нам, но, естественно, требует кое-что взамен.
– Что? То украшение?
– Луани усмехнулась, заметив, как интерес, мгновеньем ранее появившийся на лице брата, сменился алчным нетерпением.
– Нет, хотя для нас это было бы лучше и проще.
– Договаривай!
– Он хочет Лурасу, - с нескрываемым раздражением выпалила Милуани, так и не нашедшая объяснения этому факту и оттого чувствующая себя обманутой.
– Расу? Зачем?
– Самой интересно, вот только он решил меня не просвещать. Странно, да?
Сарказм сестры Матерна не затронул. Мысли мужчины уже заметались в лихорадочном поиске возможности исполнить требование рианитов. Для чего и силу чего им это понадобилось, бывшего правителя тэланского народа волновало в последнюю очередь. Главным для него был результат - возвращение в Антэлу и восстановление в правах вейнгара.
Занятый изысканием способа проникнуть во дворец и вывести оттуда Лурасу, мужчина не сразу услышал слова сестры.
– Очнись, - прикрикнула на него Луани, несколько раз щелкнув пальцами перед лицом брата. Мужчина рассеянно моргнул, возвращаясь в реальность, прежде чем услышал продолжение: - Поскольку ты жаловался на бездействие, завтра выезжаешь в Тэлу. Я дам тебе небольшой отряд сопровождения. Каким образом ты доставишь ее сюда, значения не имеет. Просто помни, чем раньше Неизменный получит нашу сестру, тем быстрее мы сможем вернуться во дворец вейнгара.
– Предлагаешь мне ворваться в Антэлу и выкрасть Лурасу?
– Ты как всегда в неведении, братец!
– зло расхохоталась Милуани.
– Наша сестренка сейчас находится совсем в ином месте! Вернее, направляется туда!
Женщину бесила его недальновидность, очевидная и беспросветная, на ее взгляд, глупость. Она все чаще задавалась вопросом, как смог Матерн столь долго продержаться в вейнгарах и не развалить детище своего отца и предшествующих тэланских владык. Еще в молодости, несмотря на собственную близость с братом, Луани считала его непригодным к решительным действиям и правлению как таковому. Он всегда был слишком подвержен сомнениям и падок на обходные пути, при которых его собственное участие становилось минимальным.
– Куда?
– скрипя зубами, процедил мужчина.
– К папочке нашего не убиваемого племянника. В Шисгарскую крепость!
За показным ехидством, проступающим в улыбке сестры, мужчина увидел тщательно скрываемую боязнь. Луани все также трепетала перед карателями. Самый большой страх ее юности с годами не отпустил сестру, и это знание обрадовало Матерна настолько, что он чуть было не пропустил заключительную фразу, произнесенную Милуани:
– Выбор за тобой!
– Я буду готов, - ответил на это Матерн и, послав сестре напоминающую оскал улыбку, направился к выходу.
Теперь ему было чем занять себя. Настало время готовиться к возвращению домой!
Держа под уздцы нервно пофыркивающего Исата, Лутарг медленно продвигался по узким, заполненным людьми улочкам. Жеребец, привыкший к тишине и пустынности горных троп, по которым они передвигались в последние дни, был недоволен обилием возбужденного народа вокруг себя, и молодой человек разделял его мнение. Как и всегда толпа рождала в нем раздражение вкупе с желанием уединиться, на данный момент невыполнимым.
Еще на подходе к городу Лутарг узнал о предстоящем праздничном действе, которое должно состояться к полудню у ворот храма. Окрестные селяне торопливо шагали по направлению к святилищу, боясь пропустить начало представления, и вовсю обсуждали грядущее торжество. Влиться в их ряды не составило труда.
Молодой человек был приятно удивлен тем фактом, что его появление в толпе не привлекло к себе внимания. Ни маска на лице, ни он сам не заинтересовали рианитов. Они окидывали его беглыми взглядами и отворачивались, будто его внешность не имела для них никакого значения. Сперва это показалось Лутаргу странным, а затем он понял, что ничем, кроме кожаной маски, скрывающей глаза, не выделяется в общей массе. В большинстве своем рианиты были высокими, темноволосыми, смуглокожими и очень сильно напоминали тресаиров. Странность эту Лутарг объяснил себе довольно быстро, припомнив, что этот народ когда-то занимал земли, ныне принадлежащие тэланцам, так же, как и Рожденные с духом.
По мере углубления в городские пределы в груди Лутарга все больше разгоралось беспокойство. Смутное чувство тревоги преследовало его уже давно, с тех пор, как на аванпосте стражники без лишних расспросов освободили ему путь, словно он был давно ожидаемым гостем. Зародившись в тот момент, оно более не отпускало мужчину, а сейчас переросло в нечто более глубокое и тревожащее, и будто бы предостерегало от чего-то. Настораживало также все усиливающиеся тепло медальона, которое он ощущал даже через одежду. Обычно кариал нагревался лишь в случае призыва духа и во время попыток усмирить его. Сейчас же рьястор молчал, никак не проявляя себя, а золотой ободок все больше раскалялся. Еще один повод для волнения. Ну и конечно изрядную порцию нервозности Лутаргу добавляло незнание, как быть дальше. По мнению молодого человека, именно это обстоятельство лежало в основе его обеспокоенности.