Вой лишенного или Сорвать покровы с богов
Шрифт:
Они появились с голубыми всполохами заплясавшими на острие огненных языков. Черными тенями прошли сквозь обжигающее пламя и зубья каминной решетки, чтобы престать пред собравшимися в своем ужасающем величии и всколыхнуть в их душах отложенный до поры страх.
С истошным воплем: "Каратели!" - несколько дам бесчувственными кулями повалились на пол. Некоторые ошеломленно застыли, не веря собственным глазам и боясь сделать шаг. Другие - и таких оказалось больше всего - путаясь в собственных одеждах, наступая на шлейфы платьев соседок, спотыкаясь и заламывая руки, спешно отбегали от незваных гостей. В панике они налетали друг на друга, переворачивали изящные стулья, натыкались на мягкие пуфы, обезумевшими
Хруст битого стекла под ногами, стоны и вскрики, надломленное дребезжание последнего аккорда, взятого сказителем в момент появления карателей, сопровождали стремительный бег Лурасы через залу. В общей суматохе на дочь вейнгара никто не обратил внимания. Никто не попытался остановить ее, преградить путь или как-то удержать. Занятые собственным спасением гости коменданта Анистелы не видели, как женщина оступилась и, потеряв равновесие, стала оседать на пол, как призрачные руки одного из карателей подхватили ее, не позволив упасть. Не слышали в общем гомоне обращенных к ней слов: "Осторожнее! Антаргин мне этого не простит". Не уловили ее ответный шепот: "Рада тебе, Сальмир". Ни один из гостей не заметил, как ведя за собой мужчин, повсеместно признанных грозой тэланского народа, дочь почившего вейнгара покинула праздничную залу, оставив взбудораженных людей оглядываться в поисках подступающих к ним шисгарцев.
Для них - оставшихся в помещении - каратели исчезли так же неожиданно и необъяснимо, как появились. Давний страх застлал всем глаза, сокрыв саму причину прибытия шисгарцев. Он заставил тэланцев погрузиться в воды паники, утонуть в боязни, захлебнуться в ее холодных глубинах, не позволив уразуметь очевидное - ни один их них не был целью шисгарцев. Никто не заинтересовал оплетенные голубоватым свечением тени, а та, ради кого они явились, по собственной воле пришла к ним в руки.
Позднее, многие из присутствовавших в тот день на обеде у коменданта задавались вопросом, а правда ли, что они столкнулись в "голубой смертью" и избежали ее пагубного прикосновения. Верно ли то, что призрачные мужчины прошли через огонь и открылись их взорам? Реально ли увиденное ими, или все это чья-то глупая, жестокая шутка?
Как ни странно, мнения оказались схожи. Искренне мнящих себя счастливчиками среди приглашенных не нашлось, а потому жутковатое явление решено было отнести к неуместным шуткам, о которых предпочтительнее не вспоминать в открытую. Виновника отыскивать не стали, то ли боясь опровергнуть собственные измышления, то ли не желая попусту тратить время. Коменданта не расспрашивали, опасаясь его недовольства, а сам он не посчитал нужным делиться тем, что происходило в замке после отбытия последнего гостя, ибо не до конца доверял собственным глазам.
Семь дней провела Литаурэль в небольшом горном селении, присматриваясь к жителям и сторонясь их ответного внимания. От дома Хитары девушка не отходила, только если сама хозяйка не звала ее с собой воды набрать или короб с травами отнести. Знакомство свела столько с Утагой и Рамитой, да и то по их собственному желанию. На все вопросы женщин относительно того, кто она, откуда явилась и какими путями нашла дорогу к их селению, Лита отвечала уклончиво. В большинстве своем ссылалась на спутанные болезнью воспоминания, мол помнит, как с соплеменниками ехала на перевал, как началась гроза и полил дождь, а дальше сплошной туман. О Нерожденном и тресаирах не обмолвилась ни словом. Про духов также не рассказывала, не была уверена, стоит ли доверять этим людям и не отпугнет ли их подобное знание. Только прислушивалась к их разговорам, приглядывалась к обывателям, и думала, как быть дальше.
Впрочем, отвечали ей схожей подозрительностью. Несмотря на явное добродушие и словоохотливость хозяйки, приютившей ее в своем жилище, Хитара не спешила делиться тайнами сведениями. После того первого дня, когда знахарка расспрашивала Литаурэль о Великих Девах и поняла что пришлая о них не слышала, вопросы у женщины иссякли. И не только вопросы, с ответами также образовалась определенная сложность. На все, что хоть как-то касалось загадочных Дев и возможности покинуть селение, Хитара откликалась туманным: "Все знание от Великих. Коли дадут, тогда и разберешься". Эта необъяснимая таинственность существенно пугала Литу. С каждым новым днем она все больше чувствовала себя пленницей.
Вздохнув, Истинная оторвалась от созерцания занавеси, скрывающей вход в каморку с лекарственными травами, и допила уже остывший чай. Смахнув со стола крошки и ополоснув кружку, девушка вышла на крыльцо. Уже почти стемнело, и на небе зажглись яркие огоньки первых звезд. Взгляд Рожденной с духом остановился на одной, самой сочной, зависшей над кромкой далекого пика. Она подмигивала, вспыхивая и затухая, и словно звала за собой, обещая указать путь, по которому столь яростно желала пройти Литаурэль. Девичьи мысли устремились к братьям, воскрешая в памяти лицо каждого. Затем метнулись к Перворожденному, и по взгляду рьястора перешли на Лутарга.
Как он? Где? Идет ли за ней? Ищет? Один за другим вопросы пронеслись в ней и, оставшись без ответа, улетели на крыльях ночной птицы, вспорхнувшей с крыши и прорезавшей тишину визгливым криком.
Лита зябко поежилась. В душе всколыхнулся страх.
– Продрогла, пади. Не день уж.
Задумавшись, она не услышала шагов Хитары, а потому вздрогнула в испуге, подпитываемом снедающим ее беспокойством.
– Малость только, - Литаурэль посторонилась, пропуская хозяйку в дом, но знахарка заходить не стала:
– Покров накинь, со мной пойдешь, - велела она смурным голосом, на что Лита отреагировала немым изумлением.
Так поздно она из дому еще не выходила.
– Что стоишь? Иди. Ждут нас, - поторопила пришлую Хитара.
Рожденная с духом послушалась. Найдя одолженный знахаркой платок, Лита торопливо обмоталась им на манер местных женщин, и поспешила за лекаркой, уверенно шагающей по направлению к чернеющей полосе деревьев. Сердце тревожно билось в груди, когда они петляли среди массивных стволов, сперва взбираясь по косогору, а затем спускаясь по каменистой тропе.
Шум ниспадающей воды и треск поленьев приветствовали женщин, едва те вышли из-под сени шелестящих на ветру крон. Пламя четырех костров взметнулось, дохнув жаром. Сноп искр устремился к небесам. Озадаченная Литаурэль застыла, окидывая взором открывшийся вид. Идеально ровный круг поляны. Вертикаль стремящейся в небеса скалы, и низвергающиеся источники, струящиеся по камню. Стройный ряд деревьев, отделяющих косогор от гладкости равнины. Поросль невысокой травы под ногами. Громада плоского камня по центру и обступившие его одиннадцать фигур. Все словно высажено, вылеплено и расставлено чьей-то искусной рукой. Девушка с восхищением выдохнула.