Вой лишенного или Сорвать покровы с богов
Шрифт:
Подниматься к каменной громаде не хотелось. Противное "вдруг" скреблось под кожей. Дрожью прокатывалось желание отступить.
Тряхнув головой, Матерн напомнил себе, что входить в замок не придется. Лураса еще не укрылась за каменными стенами, а значит ему необходимо перехватить сестру на подступах к крепости. Трисшунский люд однозначно дал понять, что в последние дни наезжих не было, а идти в обход постоя мужчина не видел смысла. Все что нужно, дождаться и отбить, благо есть послушные исполнители.
– Отбить и вернуться вейнгаром, - чуть слышно
Последний аргумент против сомнений. Главный!
… она пылает! Чистой яростью взмывает к небесам и огненным ливнем осыпается на землю.
Ее сердце - уголь ненависти. Ее кровь - жидкое пламя. Ее душа - чернейшее выжженное пепелище. Она огонь! И жаждет расплаты!
Она никогда не простит! Глупые дети заплатят за свои ошибки…
… она ревет, хлещет! Пенным гребнем поднимается со дна и сокрушительной лавиной скатывается с вершин.
Ее кости - река. Ее кожа - лед. Ее суть - штормовое море. Она бурлящий поток! Жадный, скорый. В ней нет жалости. Нет сострадания. Нет прощения.
Она смоет измену людскую. Она заставит заплатить…
Два костра, две группы людей и двое одиночек, расположившихся по разные стороны от пылающих огней - вот что видело скалистое ущелье, заглядывая с высоты голого обрыва в свои зеленеющие недра.
Возле одного из костров собрались рианиты. Они переговаривались вполголоса, подшучивали друг над другом, посмеивались, ожидая, когда подоспеет скудный ужин. Коротая время, они изредка прихлебывали вино из пущенного по кругу бурдюка.
У другого в гробовом молчании расположились тресаиры. Отвлеченных тем для разговора у них не нашлось, а говорить о наболевшем, стремления не наблюдалось. Кому захочется лишний раз вспоминать о натяжении узды, зажатой в крепких руках хозяина? Исходя из подобного нежелания, и Окаэнтар, и остальные Истинные старались задумываться о своем положении как можно реже, а уж обсуждать его тем более.
Сомнительной привилегии разделись трапезу с одними и обогреться у костра с другими, Лутарг предпочел настил примятой травы, вместо жесткого каменного седалища, и изъеденную рытвинами кору, в качестве опоры для расслабленных плеч. От каждой из людских групп его отделяло шагов по десять, расстояние достаточное, чтобы не обращать на себя лишнего внимания, но и вполне близкое, позволяющее без труда улавливать суть беседы, если таковая начинала казаться ему интересной. Что, собственно, случалось крайне редко.
В основном внимание Лутарга было сосредоточено на Риане. Нерожденный так же, как и он сам, отказался присесть с рианитами, и не подошел к тресаирам. Вместо этого, он облюбовал знатный валун, выброшенный скорой речушкой на пологий склон в момент разгула стихий и, прислонившись к нему, выглядывал что-то в сгущающихся сумерках. Лутаргу до ломоты в костях хотелось понять, что именно, ибо подобное поведение повторялось от ночи к ночи, на протяжении всего пути. Пресловутое "что-то случилось", появившееся у ворот храма, все еще не отпустило его, продолжая будоражить кровь.
Молодой человек сидел, прислонившись к дереву, перекатывал меж пальцев тонкий прутик и сверлил взглядом спину Нерожденного, когда движение по правую руку привлекло его внимание. Это Окаэнтар покидал своих собратьев, направляясь в его сторону. Лутарг непроизвольно напрягся. Разговаривать о чем-либо с предателем он не хотел. Минутная слабость, посетившая его в подземелье белокаменной башни, давно прошла, так же, как и неуместное сострадание. Кроме брезгливого пренебрежения он ничего не мог предложить человеку, отказавшемуся от своего народа. Хотя, если быть честным с самим собой, Окаэнтар не заслуживал даже этого. Забвение его удел!
Но Рожденный с духом, видимо, считал иначе. Замявшись на середине пути, он нашел в себе силы приблизиться и спросить:
– Разрешишь?
Лутарг смерил мужчину говорящим взглядом, позволив раздражению духа запульсировать в воздухе. Глаза его вспыхнули на мгновенье, явив сокрытую сущность Повелителя стихий, затем погасли, вернувшись в привычное блекло-голубое состояние. Опасный огонек, тлеющий в самой сердцевине, медленно угас.
Истинный кивнул, давая знать, что намек понят и его присутствие не желательно, но все же продолжил:
– Я не прошу простить меня. Глупо. И невозможно. Сам бы не простил. Просто несколько слов. Нужных мне, не тебе.
Лутарг не соизволил ответить. Не согласился, но и не прогнал. "Пусть говорит, если хочет", - решил для себя молодой человек, вернувшись к созерцанию спины Риана. Тот вроде бы даже не шевельнулся ни разу.
Некоторое время Окаэнтар молча всматривался в каменную маску безразличия, коей являлось лицо Лутарга, старательно выискивая в ее скульптурных чертах хоть малейший признак заинтересованности. Не найдя, вздохнул и заговорил вновь.
– Я не знаю, что он хочет от рьястора. Знал бы, сказал. Можешь верить, можешь - нет. Твое дело. Только нельзя Риана недооценивать. Он силен. Очень. Я сам видел, на что способны Нерожденные. Они… - Окаэнтар замялся, подбирая слова: -… несгибаемы и стоят друг друга. Даже если он отпустит Литаурэль, в чем я сомневаюсь, ты не сможешь совладать с ним. На его стороне рианиты, и они не восприимчивы к силе духа. Антаргин не смог остановить их тогда… до Саришэ, когда мы бежали. И ты не…
– Предлагаешь мне бросить ее?
Леденящая ярость цедимых Лутаргом слов пробрала тресаира до костей. Звериный взгляд плавил кожу.
– Нет, я…
– Оставить в подчинении?
– усмирив гнев, продолжил молодой человек.
– Считаешь, она достойна короткого поводка? Как ты и эти?
– он махнул рукой в сторону остальных Рожденных с духом.
– Ты не понял меня, я о другом, - возразил Окаэнтар.
Язвительность в исполнении Освободителя, оказалась ничуть не лучше злости. Такая же холодная и берущая за душу.