Вояж с восточным ароматом
Шрифт:
— Нужно целить на ноябрь, — произнес он и показал жестом так, как будто собирается выстрелить. — У нас в Бургундии есть целых три дня большой праздник. Все пьют, веселятся, танцуют, занимаются любовь. Словом, амур-тужур.
Все это он рассказывал, не переставая угощаться вином, причем из разных бутылок. Я пила мало, потому что очень плотно поела и мне хотелось просто посидеть спокойно. Когда Рене перешел к четвертой бутылке, я заметила, что его стиль употребления вина сильно изменился по сравнению с началом вечера. Теперь он уже пил, что называется,
— Нет, хватит вино. Вино много нельзя. На улице мороз, нужно выпить русский водка! Я ее здесь еще не пробовал. Антуан при мне пил пиво, потом водка, и ему было тепло. А мне после пива было холодно. Я вообще все время здесь мерзнуть.
— Потому что не носишь головной убор, — заметила я.
— Но у нас вообще не носят головной убор, — развел руками Рене. — Разве что шляпа…
Я представила его еще и в шляпе во время февральской метели и подумала, что пусть уж лучше ходит без ничего. А еще мне хотелось сказать, что пиво с водкой — это коктейль для закаленных русских людей, а никак не для такого утонченного господина, который скорее всего и самогона даже не нюхал. И что сочетание вино—водка не намного лучше знаменитого «ерша». И я высказала свои опасения, но Рене опрометчиво махнул рукой:
— Я только хотеть согреться. И потом, мы хорошо кушать.
Масла в огонь подлил еще и официант, который, подойдя к нашему столику, чтобы убрать четыре пустые бутылки, склонился и вежливо осведомился:
— Водочки не желаете?
— О да, да! — радостно покивал ему Рене. — Желаем!
Он не стал уточнять, сколько именно желает водки и какой, и официант принес самую дорогую, причем в графине емкостью примерно граммов семьсот.
После первых ста граммов Рене, видимо, страшно «захорошел». Он пошел к музыкантам и заказал «что-нибудь на ваш вкус». Вкус у музыкантов оказался, видимо, отличным от моего, поскольку они дружно грянули «Мурку». Но Рене, кажется, понравилось, потому что он весело улыбался и даже пытался подпевать, не зная совершенно текста.
— Я всегда искал такую женщина! — начал он шептать мне после следующей рюмки. — Я никогда еще не был женат, потому что искал тебя. Я хочу, чтобы ты женилась на мне! Я предлагать руку и сердце!
«Допился товарищ, — усмехнулась я про себя. — Разве можно воспитанному на винах человеку брать пример с Некрасова и иже с ним?»
— Давай поговорим об этом завтра, — постаралась я остановить этот пьяный бред.
— Нет, завтра поздно, — покачал головой Рене. — Давай решим прямо сейчас. Давай поедем венчаться!
— Нас сейчас нигде не обвенчают, уже почти ночь на дворе, — возразила я.
— Хорошо, тогда просто давай поедем в отель…
Я отметила, что Рене уже не так хорошо, как после первых ста граммов. Голос его стал более вялым, взгляд помутнел, и вообще чувствовалось, что он медленно, но верно лишился первоначального заряда бодрости. Ему явно хотелось прилечь и отдохнуть. Разумеется, он хотел сделать это
Когда мы уже собрались уходить, Рене вдруг остановился и, вспомнив о чем-то, поднял палец.
— Теперь нужно это… как это в Россия… — Он прищелкнул пальцами. — Мне говорил Антуан, смешное такое слово. А, вспомнил! Посошок!
И, к моему ужасу, он налил себе еще сто граммов, которые выпил одним глотком. И вот уже после этого он самостоятельно передвигаться не смог.
Ни о каком отеле теперь не могло быть и речи. Мне предстояло с помощью официантов надеть на Рене его пижонский плащ, а потом сопроводить до машины: благо еще не пришлось ловить такси на морозе. В машине Рене начал подремывать, постоянно роняя голову на мое плечо.
Мы ехали ко мне домой, точнее, в квартиру тети Милы, поскольку больше мне везти француза было некуда, а бросать не хотелось. Бедолага, он даже не представлял, какие мучения ждут его завтра утром.
Тетя Мила, увидев на пороге меня, а также повисшее на мне безжизненное мужское тело Рене, только руками всплеснула.
— Боже мой! — громким шепотом произнесла она. — Женя, кто это? Он что, ранен?
— Слава богу, нет, — улыбнулась я невесело. — Всего лишь банально пьян.
— Слава богу, — согласилась со мной тетя Мила, видимо, машинально.
— Вы бы лучше помогли мне дотащить его до комнаты, — попросила я.
Вдвоем с тетушкой мы доволокли иностранца до моей комнаты, где он сразу же рухнул на мой диван, даже не думая о том, чтобы раздеться. Я стащила с Рене плащ и ботинки и укрыла одеялом. Самой же мне пришлось устроиться на кресле-кровати в соседней комнате.
«А как все могло быть прекрасно! — с грустью думала я, ворочаясь на скрипучем кресле. — Это же надо, а? Из-за какой-то водки все планы к черту! И главное, назавтра он будет переживать куда сильнее меня».
Утром я проснулась первой и отправилась в кухню. Там уже сидела тетя Мила, которой непременно хотелось услышать от меня подробный и внятный рассказ о том, что произошло вчера.
— Просто парень перебрал с непривычки, — усаживаясь к столу, объяснила я. — Он француз.
Реакция тети была не такой, как я ожидала.
— Можно подумать, во Франции пьют меньше, — фыркнула она, но потом все же не удержалась и спросила: — А где ты с ним познакомилась, Женя? Он что, правда француз?
— Правда, — кивнула я. — А познакомилась, можно сказать, по работе.
— Но ведь ты привела его домой, — не отставала тетушка. — Значит, вас не только работа связывает?
Нас, увы, пока что вообще ничего не связывало. Но этого я не стала говорить.
Докурив, я уже собиралась пройти в ванную, как до меня донеслись тихие стоны из моей комнаты. Когда я вошла в нее, Рене лежал на постели, прижав обе ладони ко лбу. Француз перевел на меня страдальческий взгляд и проговорил:
— Мари, где я? Где мы?
— Ты у меня дома, — успокоила я его. — Если болит голова, то не удивляйся, я об этом знала еще вчера.