Война балбесов, хроника

Слаповский Алексей Иванович

Тогда он побежал из ворот. Он столкнулся в воротах с Андреем Ильичом. Андрей Ильич хотел погнаться за ним, но Алена удержала его и повела, вздрагивающего от обиды, домой.

Он успокаивался и спрашивал:

— Ну? Кого первого родим? Мальчика или девочку?

— Мальчика, — отвечала Алена.

— А почему?

— Ну, все-таки... Мужик!

— Ну так что же, что мужик?

— Хозяин.

— И женщина может хозяйкой быть.

— Ну, тогда женщину родим...

— А ты-то кого хочешь?

— Да хоть кого, — отвечала Алена, поглядывая на постель.

В постели были клопы, она заранее на них злилась.

А Андрей

Ильич думал, что Василий Венец только начало. Он знал и предчувствовал, что придут и другие разрушить его счастье.

Кругом опасность.

Он не мог заснуть от этих мыслей.

Тогда он встал, взял лопату и начал копать с внешней стороны забора.

13. Родитель

Завуч Калина Юрьевна дала телеграмму родителям Андрея Ильича. Она была уверена, что это повлияет на Андрея Ильича.

Она думала, что родители Андрея Ильича, особенно отец, большие люди в Сарайске, авторитетные. Если они позволили сыну уехать в захолустный Полынск, то это свидетельствует об их значительности в общественном смысле и дальновидном расчете в смысле личном. Всего-то годик-другой отработать сыну в относительной глубинке, зато в биографии навечно: учитель из народа. Для продвижения по службе это очень хорошо — когда в сферах власти особенно.

Директриса школы Валентина Макарьевна Евкодимова, узнав о телеграмме, предположила, что злорадный учительский коллектив будет рад возможности наябедничать высокому гостю, поскольку ее дочь на школьной скамье выскочила замуж за одноклассника, показывая отрицательный пример безнравственности.

Таковы ли на самом деле были намерения злорадного учительского коллектива, неизвестно, но он тоже почему-то с нетерпением ждал приезда отца Андрея Ильича.

Через учителей об этом узнал весь город.

Всколыхнулись.

Готовились — сами не зная, к чему готовятся.

Завхоз Бздоев привязал себя к кровати, чтобы прекратить свой запой. Развяжи! — молил он жену, чтобы потом обвинить ее. Терпи, отвечала жена. Он стискивал зубы.

Лычко в срочном порядке шил новый мундир.

Бабушка Панагина писала очередную свою жалобу, чтобы вручить отцу Андрея Ильича, чтобы тот принял меры.

Константин Сергеев запланировал в газете «Пламя» место для интервью. Вопросы были готовы. Они были доброжелательны, но не без иронии.

Время шло.

И вот Валентина Макарьевна увидела в учительской молодого человека, длинноволосого, в джинсах, в куцей курточке, с торбочкой какой-то через плечо.

— Кого ищем? — неприветливо спросила Валентина Макарьевна. Почему-то она сразу решила, что это дружок Несмеянова или его брат, перехвативший телеграмму и приехавший вместо отца.

— Я ищу Андрея Ильича Несмеянова, — сказал молодой человек.

— А вы-то кто?

— Я его отец Илья Сергеевич Несмеянов.

— Я дико извиняюсь, — произнесла Евкодимова в стиле своих учеников. — Я дико извиняюсь, но что-то вы как-то...

— Понимаю! — засмеялся Илья Сергеевич. — Молодо выгляжу?

И рассказал Валентине Макарьевне свою историю. Двадцать лет назад он попал в автомобильную аварию, ушиб голову и пролежал в коме восемнадцать лет, четыре месяца и три дня, полностью сохраняя внешность; его пытались разбудить, приглашали специалистов со всего света, поскольку об этом уникальном случае сообщалось во многих газетах мира, специалисты ничем

не могли помочь, только изучали. И вдруг он проснулся сам. Полгода учился заново ходить, говорить, принимать пищу, и вот уже больше года он — обычный человек. По паспорту ему сорок пять, фактически же двадцать шесть, двадцать семь, поэтому он и выглядит почти ровесником сына.

Евкодимова выслушала и поверила.

Вот почему. Когда-то она верила в реальный прогресс и преподавала историю и обществоведение. Потом оказалось, что реальный прогресс хоть и возможен, но находится в совершенно другой плоскости, чуждой всяких идеалов. Она очень переживала. Ей необходимо было во что-то верить, чтобы хоть чем-то уравновесить неверие в честность мужа. Она ведь думала, что он изменяет ей, потому что пять лет назад нашла в кармане его пиджака яркий пакетик с эротическим предохраняющим изделием и надписью «CAPRISE». Больше всего ее возмутило слово «CAPRISE», которое она, как человек образованный, отлично поняла. Каприз, значит?! Евкодимов оправдывался, говоря, что он сам не может понять, как к нему попал этот гадкий предмет, он и в супружеской-то жизни сроду не пользовался этой мерзостью и не интересовался подобными вещами. Он не знал, что этот предмет шутки ради подсунули ему хмельные подчиненные сослуживцы, чествуя его на банкете в ознаменование пятилетия его службы в управе, — забыв об этой шутке на другой же день. И вот она ему не верила. Поэтому она сходила в церковь и поверила в Бога. После этого она была готова верить во что угодно. Поверила и рассказу Ильи Сергеевича Несмеянова.

Но все проще. Илья Сергевич это придумал, он не попадал в аварию и не лежал в коме.

Он жил обычным порядком. Но не старел. Он не старился, вот и все. Двадцать с лишком лет он сохранял молодежный вид, вес, рост. Уже сыну стало за двадцать, и они стали выглядеть как два брата-погодка.

Из-за молодой внешности Илья Сергеевич не мог продвинуться по службе. Правда, он этим и не заботился. Он жил идеалами общественной жизни и духом конфронтации. Он дождался зрелости сына и вошел в его комнату, задорно потирая руки, и задал вопрос:

— Ну? Как тебе то-то и то-то? — и указал на ряд бессмысленных действий тогдашнего правительства.

— А никак, — ответил Андрей, потягиваясь со сна.

Илья Сергеевич смутился.

Решил подойти со стороны эстетической. Мать в это время была в командировочной поездке. Отец вечерком, порубив огурчиков, налил сыну и себе водочки и сказал:

— Устроим праздник души! Будем до утра стихи читать!

Андрей водки выпил, пару стихов послушал и сказал, что хочет спать.

Затем произошли значительные государственные события. В столице пахнуло пороховой гарью. Илья Сергеевич бурлил. Он хлопнул сына по плечу и воскликнул: пришло, брат, наше время!

Сын лишь поморщился: плечо было накануне расцарапано его невоздержанной интеллектуальной подругой.

Илье Сергеевичу стало горько.

Он тогда проанализировал увлечения сына и завел разговор о молодых культурных явлениях, говоря со знанием дела, но без подлизывания. Сын усмехнулся без усмешки, глазами.

Жена Ильи Сергеевича, мать Андрея, говорила мужу: сделай что-нибудь! Ну, бороду отрасти! Ну, седину подкрась в волосы! Илья Сергеевич отрастил бороду, подкрасил седину — и стал похож на студента, которому вздумалось зачем-то рядиться внешностью в подстарка.