Война чувств
Шрифт:
— Давайте я похлещу вас, — певучим голосом сказала девушка, подходя к Епифанову.
— Настюша не только хлестать умеет, — довольно хохотнул Панченко. — Мед, а не баба.
— Нет-нет, не надо меня хлестать, пожалуйста, уйдите, — торопливо сказал Епифанов, чувствуя себя круглым дураком.
— Вам будет очень приятно, я обещаю, — пропела девушка.
Панченко посмотрел на гостя, потом на девушку.
— Иди, Настя, пока свободна, — сказал он и, когда девушка удалилась, спросил: — Ты чего, Жора? Не понравилась?
Епифанов долго молчал, соображая, как бы все объяснить, чтобы не выглядеть идиотом.
— А твоя жена как на это смотрит? — спросил
— Она в Москве живет, актриса.
— А когда приезжает сюда? Тут же, наверное, все знают, что Настя… помогает тебе париться. Или Настя предназначена специально для гостей?
— Когда Жанна приезжает из Москвы, ей мужик прислуживает, — сказал Панченко, хлестая себя веником. Заметив недоуменный взгляд гостя, расхохотался и объяснил: — Я сам. Думаешь, ей нужно знать, что тут вообще происходит? Привалит с кодлой артистов, шашлыки, ля-ля под гитару, болтология, кто чего купил… Да и не жена она мне, так, вроде постоянной любовницы. Кстати, Настя из Белоруссии, и другие девчонки, прислуга, — тоже оттуда. Мне нравятся молоденькие блондинки.
— Гарем?
— Да нет, все по-честному. Если у девчонки появится парень, я пас. Замужних не держу.
— Ну ты молодец, Вася! Какого черта свою любовницу мне подставляешь?
— Пытаюсь настоящим чукчей выглядеть, угодить дорогому гостю, — засмеялся Панченко. — Знаешь, где я их нашел? На Тверской. Ни одна не желает вернуться обратно к шумной городской жизни. Когда жена приезжает — они тихие, услужливые, а уедет — настоящие хозяйки! Могут делать все, что считают нужным на своем рабочем месте, — и домработница, и кухарка, и банщица, и секретарша. Учти, каждая заведует своим фронтом работ, у каждой есть помощницы из местных. И живут в доме, у каждой своя спальня.
— Точно гарем, — сказал Епифанов. — И как твоя жена… то есть основная любовница это терпит?
— А что ей остается? Кого хочу, того и беру в прислуги, закон не запрещает. А ты чего так испугался, не понравилась Настюша? Она как раз и заведует баней.
— Ты не поймешь, и, наверное, это глупо, но… я люблю свою жену, — с трудом сказал Епифанов.
— Что ж тут непонятного? — с тоской произнес Панченко. — Так бы сразу и сказал. Почему мы должны жить в дыму дебильных мифов? Русский человек, если ему платить нормально и поощрять старание, заткнет за пояс любого европейца и пить перестанет. А русский бизнесмен — это не тот, кто бегает по ночным кабакам и трахает все, что движется. Я этим козлам в западных «Хилтонах» и «Шератонах» так и говорил. Не верили. Тупые они, эти западноевропейцы. А про наших прибалтов и говорить не стоит: задворки Европы. Были частью великой империи, стали задним двором Европы. А гонору!
— Вася, мы говорили о женщинах, — напомнил Епифанов.
— А я о чем? В девяносто седьмом пересеклись мои дела с одним эстонским ублюдком, они там здорово жирели на перепродаже нашего металла. Мою жену убили, взорвали в машине, с ребенком. Меня хотели, а я отправил ее в больницу, дочка затемпературила…
— Извини, Вася, — сказал Епифанов.
— Это ты меня извини. Не смог его достать в этой паскудной Эстонии! У них же там почти Европа! А он теперь член парламента. Но — достану! А нет — куплю одну баллистическую ракету — и нет Эстонии. А она никому и на хрен не нужна. Вот так. Ну, давай, похлещи меня веничком, а потом я тебя!
— Насчет ракеты — это ты зря, Вася, — сказал Епифанов. — Там же и русских много. Да и не купишь баллистическую.
— Запросто. За миллион баксов человек готов пожертвовать собой ради детей. Но я пока что и без ракеты
После бассейна с холодной водой они укутались в простыни и сели за стол. Настя тут же поставила перед ними запотевшие бутылки с пивом и тарелку с вареными раками, пересыпанными укропом.
— Знаешь, Жорка, я пока работаю себе в убыток. Странно, но все московские элитные магазины забиты импортной дребеденью, мне говорят — дорого. «А покупатели у вас какие?» — я их спрашиваю. Они за качество могут же платить. Не доходит. Я бы мог, конечно, развернуть рекламную кампанию, да не хочу. Мне нужен соратник, самостоятельный бизнесмен, и, кажется, я его нашел. Понимаешь, кого имею в виду, да? Я упертый и добьюсь своего, пусть и потеряю десяток миллионов, не рублей, понятное дело.
— Я не очень понимаю тебя, Вася, — насторожился Епифанов.
— А как Илюмжинов за короткий срок обеспечил себя на всю оставшуюся жизнь, понимаешь? У меня что-то похожее случилось. Биржа, крупные партии металла, проката, труб, алюминия… Заводы еще крутятся на полную катушку, а их продукция никому тут не нужна. Выхода на внешний рынок еще не знают, да и боятся, склады забиты. Куда девать продукцию? А своим продавать можно, они к тому же платят живые деньги. А свои, то есть биржевики, знают, что делать дальше. Законов нет, порядка никакого, дал кому нужно, пробил свой канал, и вперед!
— Страну, выходит, разворовывал? — усмехнулся Епифанов.
— Ни копейки не украл, никого не кинул. Напротив, помог заводам сохранить производство в тот момент, когда самолеты и танки уже не делали в прежнем количестве, а металл все еще плавили. Я честно купил, честно продал, расплатился со всеми. И эшелонами — в Германию, Бельгию, Швецию, Францию! А там тоже одурели от счастья — классное сырье по цене в полтора раза ниже мировых цен. Да это ж супервыгодно! Пока сообразили, что к чему, стали вводить антидемпинговые законы, мы свое дело сделали, связи наладили, каналы отрегулировали. А потом работали уже более-менее по правилам, как солидные фирмы. Начались войны… Все это было примерно так: у меня контракт с заводом на поставку стального листа в Бельгию, а завод втихаря приватизировали и говорят — сами будем продавать. А контракт? А пошел ты! Ну, раз такой базар начался…
— Да я немного причастен к этому, тоже начинал на бирже, понимаю, что к чему.
— Тогда зачем говоришь, что страну разворовывал? Но после гибели жены все изменилось. Вдруг стало ясно: а на хрена мне больше? Два года прожил на Кипре, а когда подвалили солидные люди, отдал свои акции. За деньги, понятное дело. И организовал этот очаг капитализма или коммунизма в отдельно взятой деревне. Кстати, убыток небольшой, и только потому, что держу качество на уровне. Но хочу иметь прибыль, чтобы учителя в моей школе получали соответствующие их знаниям деньги и чтобы работники мои бесплатно лечились и даже вставляли зубы. Я могу это все устроить и удалиться на Кипр, в свой дом, но ведь похерят все, разворуют.
Епифанов с изумлением смотрел на Панченко, с трудом понимая услышанное.
— Мог бы купить магазин в Москве, организовать…
— Мог, но разве уследишь за всем? Мне нужен ты, Жора. Сделал свой бизнес с нуля и процветаешь. А ведь торговля — вторая составляющая моего бизнеса. Имея такого человека в сфере сбыта, я спокоен и полностью сосредоточен на сфере производства. Вместе мы докажем, что Россия — не скопище пьяниц и дураков.
— Надеюсь… — пробормотал Епифанов. — Только ты ракеты не покупай, ладно? Эстонию уничтожим, но и сами рухнем.