Война этажерок
Шрифт:
Наблюдавший за ходом боя с вершины холма генерал-лейтенант Келлер не смог сдержать эмоций, когда практически все брошенные в бой войска завязли в схватке с вражеским подкреплением и дернул щекой. Если для первого удара и последующего прорыва вражеской линии сил, храбрости и задора у людей еще хватило, то ныне, что русскими, что австрийцами, овладела натуральная животная паника. Лишь оказавшись в центре живой мясорубки, они смогли осознать, насколько война на самом деле является жутким делом. И потому не было ничего удивительного в том, что от образовавшейся свалки то и дело отделялись кавалеристы или даже группы всадников, что без оглядки неслись подальше от этого ужаса. Один из них даже вылетел на штабную группу и лишь когда его ошалелый взгляд встретился со спокойными глазами Келлера, улан смог взять
— Бей их в морду и по шее! — поспешил дать дельный совет Келлер, после чего проводил все тем же спокойным взглядом улана унесшегося обратно к образовавшейся куче-мала претворять умную мысль командира в жизнь.
— Ведь сомнут. Ей богу, сомнут! — покачал головой полковник Агапеев, указывая на очередное вражеское подкрепление, появляющееся из-за холма.
Как это бывало еще во времена рыцарей, удар свежей конницы не пожалел, ни своих, ни чужих. Врезавшиеся в колышущуюся массу свежие эскадроны оказали столь жуткий эффект на рубящихся в общей свалке бойцов, что побежали все. Побежали, не разбирая направления. Побежали сообща и врознь. Даже мимо штабного отряда Келлера куда-то в тыл унеслись с пару десятков всадников, не менее трети которых, судя по форме, состояли на австрийской службе.
— Штаб и конвой — в атаку! За мной! — оценив обстановку и поняв, что действительно сомнут, прикрикнул Келлер пришпоривая своего коня. Эх, если бы только сейчас показавшиеся на правом фланге эскадроны 9-й дивизии прибыли сюда минутами десятью ранее, не пришлось бы вспоминать старые времена и лично идти в очередную рубку. Но образовавшийся в центре прорыв следовало ликвидировать, дабы не допустить полного развала все еще каким-то чудом сохраняющегося на флангах строя. Да и пускать не менее двух эскадронов к себе в тыл, где остались прикрытые от силы полусотней казаков артиллеристы, было никак нельзя.
Встречный ветер бил в лицо, стремена буквально впились в подошвы сапог, а рука ощущала приятную тяжесть клинка. В этот момент генерал был счастлив. Вспомнилась молодость. Точно так же он, будучи еще рядовым бойцом, сходился в бою с турками в войне отгремевшей более тридцати шести лет назад. Быстро кинув взгляд по сторонам, граф с удовлетворением отметил наличие всех до единого штабных офицеров, выстроившихся в одну линию с командиром и вырывающихся вперед казаков из взвода охраны, готовившихся принять первый удар на себя, дабы защитить командира дивизии. Внезапно над головой раздалось жужжание и над ним пронеслись два необычных аэроплана.
Генерал-майор фон Заремба проводил взглядом последние два эскадроны резерва, которые должны были стать той соломинкой, что переломят и так трещащий хребет русского медведя. Если бы не утренние потери, их было бы в два раза больше, но даже этой четверти тысяч всадников, на первый взгляд, было вполне достаточно, поскольку русские и так уже сильно прогнулись в центре и даже принялись отступать. Ему хорошо было видно, как во фланг его последнего резерва выходит полусотня всадников, среди которых глазастый адъютант с удивлением опознал штабных офицеров русской армии.
Командир 4-й кавалерийской дивизии уже даже собирался сказать пару слов в честь храбрости русских офицеров, но вынырнувшие из ниоткуда и пронесшиеся буквально над головами всадников два русских аэроплана заставили его закашляться. Такого ему еще видеть не приходилось. Да, у русских были прекрасные аэропланы. Это было общеизвестно. Но, тем не менее, они не сильно отличались от бипланов, имеющихся на вооружении Австро-Венгрии. Во всяком случае, именно такая информация имелась у него на начало боевых действий. Хотя после устроенного русскими авиаторами побоища, он начал сомневаться в правдивости подобных суждений. Однако, таких аэропланов, что сейчас показались над полем боя, видеть ему доселе не доводилось. И тем единственным словом, которым он мог их описать, являлось слово «Хищник», чему активно способствовали оскалившиеся акульи пасти, нарисованные на носах обоих машин.
Внезапно, эти самые носы обоих аэропланов окрасились столь знакомыми всполохами, и по ровным рядам эскадронов прошлась коса смерти. Фланговый огонь восьми пулеметов, словно паровой каток проделал кровавую просеку в рядах драгун, в мгновение ока расстроив порядок строя, а упавшие следом бомбы скрыли в буйстве пламени и дыма весь центр построения. Те, кто были впереди, тут же пришпорили коней, чтобы побыстрее уйти от огня этих небесных хищников. Те же, кто оказался позади, налетели на своих менее удачливых сослуживцев, попавших под град пуль и осколков, образовав тем самым неуправляемую массу из шевелящихся человеческих и лошадиных тел, во фланг которой с криком «Ура» и влетела русская полусотня, разя запутавшихся или свалившихся с коней всадников налево и направо.
А потом он осознал, что все кончено. На поле боя показался еще один русский полк, заходивший сражающимся с русскими отрядам в тыл и фланг. Дабы не потерять все войска, тут же был отдан приказ на отступление, но те, кто находился на левом фланге так и не успели его получить, русские оказались быстрее гонцов. А потом стало не до спасения остатков дивизии, так как следом за смявшим левый фланг полком показался еще один, явно нацелившийся уже на его штабной отряд.
Чтобы не попасть в окружение, пришлось бросать все и срочно уходить верхом на запад, уводя за собой уцелевших счастливчиков, к фольварку Безодны, где имелась единственная на многие километры переправа через реку Стрыпа. Но и здесь им пришлось натерпеться, раз за разом испытывая на себе атаки русских аэропланов. И если огонь хвостовых стрелков их бипланов не был слишком точным и сильным, то оба летающих хищника в полной мере продемонстрировали, каким может быть истинный ужас, воплощенный в дереве и металле. К тому же по пятам шли русские, то и дело мелькавшие в паре сотен метрах позади. И каково же оказалось разочарование, когда вместо пехоты 35-го ландверного полка их ружейной стрельбой повстречали занявшие фольварк казаки.
Как только переправившийся через реку Оренбургский казачий полк при активной помощи артиллеристов, продолжавших вести огонь со своего берега, захватил Волчковце, первая сотня отправилась на север вдоль реки, туда, где слышались стрельба и взрывы и куда, то и дело устремлялись точки заполонивших небо аэропланов. Не ожидавшие удара с тыла немногочисленные защитники фольварка оказались перебиты или пленены в краткотечной схватке, после чего уже русские войска взяли под охрану мост. Какого же было удивление есаула Полозова, когда прямиком ему в руки сами заявились штабные офицеры вражеской дивизии. Правда столь ценный трофей пришлось поделить с нагнавшими их через минуту гусарами 10-го Ингермарландского полка, но для попавших в плен начавшийся торг двух русских офицеров уже ничего не значил — для них война закончилась здесь, у моста близ небольшого фольварка. А где-то на северо-востоке, за холмами, погибали остатки 4-й кавалерийской дивизии. Из более чем трех тысяч человек, что еще утром выдвинулись навстречу русским, до заболоченных берегов Стрыпы, путь к которым еще не отрезал враг, смогли добраться не более двух сотен изможденных всадников, которых то и дело клевали налетавшие русские аэропланы. Но дальше проход оказался закрыт. Мало того, что пришлось бросить застрявших в болотистых почвах коней, так еще принявшиеся кружить над водной поверхностью крылатые машины, словно ангелы смерти, прочерчивали пулеметными очередями те границы, которые спасающимся кавалеристам не следовало пересекать.
— Полная победа! Поздравляю вас, Федор Артурович! Это было просто незабываемо! Разгромить во встречном бою превосходящие силы противника, да еще и с такими небольшими потерями! — отдал честь командиру начальник штаба дивизии последний час занимавшийся подсчетом потерь, пленных и трофеев.
— Благодарю, вас, Владимир Петрович. Но это такая же моя победа, как и ваша. Впрочем, как и всех бойцов и офицеров нашей славной дивизии, вплоть до самого молодого солдатика. Да и не стоит забывать ту неоценимую помощь, что оказали нам господа авиаторы. Как вспомню их атаку на последний австрийский резерв, так самого дрожь до самых пят пробирает. Жуткие аэропланы построил господин Дубов со товарищами. И нам с вами стоит радоваться, что подобные машины есть только в нашей армии. Кстати, что там с нашими потерями?