Война этажерок
Шрифт:
— Весьма похоже на артиллерийскую засаду, — произнес кто-то из штабных офицеров.
— Вполне возможно, — тут же согласился Лебедев. — И если все действительно так, как рассказал нам господин Орлов, необходимо будет прекратить продвижение вперед по выходу к кромке леса. Все равно наших сил недостаточно для атаки на, судя по всему, полнокровную дивизию. Разве что выдвинутые вперед заслоны собьем. Заодно позволим нашей артиллерии сократить отставание. А вас. Кстати, как вас по имени отчеству? — поинтересовался у оказавшегося столь полезным пилота командир 31-го полка.
— Иван Александрович, ваше высокоблагородие.
— Так вот, вас, Иван Александрович, по возвращению в Нейденбург прошу передать мою глубочайшую признательность Егору Владимировичу за ту помощь, что он уже оказал нашей дивизии. И пока вы ожидаете прибытия мотора, не соблаговолите ли
Оставив для охраны вытащенного к дороге аэроплана и пилота одно отделение пехоты, полковник был вынужден продолжить марш, так как остальные части корпуса, двигающиеся по параллельным дорогам, явно рассчитывали на силы 2-й бригады их дивизии. А о том, как противостоять выявленному противнику, можно было подумать и в пути.
Конец терзаниям Александра Ивановича положил появившийся над расположением штабной колонны аэроплан, с которого сбросили пенал. В небольшом цилиндре оказались кроки с обозначением примерного расположения немецких войск и указанием тех батарей, что уже были уничтожены. Как и рассказывал пилот, авиаторы смогли пробить солидную брешь в артиллерийских позициях противника, позволяя не опасаться фронтального огня при штурме Лана и Аллендорфа. Однако угроза флангового огня с северо-западного направления все равно сохранялась, но туда для контрбатарейной борьбы можно было сориентировать собственные орудия. Да и перешедшие на вылеты парами пилоты продолжали сокращать поголовье немецких артиллеристов.
Однако, не смотря на все старания авиации, продолжавшей гвоздить противника находящегося левее продвижения авангарда 2-й бригады, три развернутые в цепи роты 31-го Алексеевского пехотного полка, первыми выдвинувшиеся из взятого без боя Дейтрихсдорфа к Лана, все же подверглись артиллерийскому налету поддержанному пулеметным огнем из домов села. Но если с первым уже ничего нельзя было поделать, кроме как организации скорейшего прорыва под прикрытие зданий, в которых засели немцы, то обнаружившие себя на большой дистанции пулеметы оказались заткнуты весьма быстро. Не прошло и минуты, как с продвигавшихся вместе с пехотой броневиков рявкнули орудия. И если 37-мм снарядики мало что смогли продемонстрировать на слишком больших для них дистанциях, улетев куда угодно, но только не в намеченные мишени, то для орудий Барановского полтора километра оказались вполне рабочим расстоянием. Пусть не с первых выстрелов, оба немецких пулемета оказались поражены, позволив было залегшей пехоте вновь устремиться вперед. А уж как этому поспособствовали дальнейшие действия экипажей бронемашин!
Сказать, что они ворвались в село, сея смерть и разрушение, было никак нельзя. Ни скоростные характеристики вновь обувшихся в гусеницы броневиков, ни мощь их вооружения, не способствовали произнесению столь громких слов. Но что у БА-3 было не отнять — так это возможности игнорировать тот ружейный обстрел, что обрушился на машины, стоило им вырваться вперед наступающей пехоты. Вполне естественно, что экипажам при этом приходилось очень не очень. Так постоянные удары пуль о броню, особенно на близких дистанциях, не только оглушали людей, но даже приводили к чувству легкой дезориентации, когда перед глазами на две — три секунды начинало все размываться. Да и барабанные перепонки уже изрядно болели, подавая организму сигналы о потребности скорейшего прекращения творящегося безобразия. Потому и отвечали предтечи танкистов с изрядным остервенением, не жалея, ни патронов, ни снарядов, отчего к тому моменту как первый броневик преодолел на своих максимально развиваемых на гусеницах 15 километрах в час перекинутый через небольшую реку мост, от ближайших к переправе домов оставались лишь занявшиеся огнем развалины. А уж с помощью подоспевшей пехоты выдавливание из Лана двух удерживающих ее рот 1-го егерского батальона, превратилось в натуральный конвейер.
Уже несколько обученные за время марша прятаться за броней пехотинцы, идя плотными колоннами вслед за бронированными машинами, врывались в очередной дом лишь после того, как в его двери или окна вперед них влетали хотя бы пара 37-мм гранат. Пусть их поражающее воздействие было откровенно слабым, испугать, а то и оглушить скрывающегося за стенами противника они могли. А дальше в ход шли штыки и приклады.
Так всего за полчаса село удалось полностью очистить от немцев, но вот с преследованием отступающего врага несколько не задалось. Ринувшаяся было нагонять улепетывающих егерей сотня 2-го Оренбургского казачьего полка из числа корпусной конницы, нарвалась на столь плотный огонь с фронта и правого фланга — со стороны расположенного всего в одном километре Аллендорфа, что за считанные минуты потеряла ранеными и убитыми не менее двадцати бойцов. Правда, уйти спокойно егерям все же не дали. Ни занявшая дома русская пехота, ни прошедшие село насквозь броневики, даже не думали прекращать огонь по петляющим на открытой местности фигуркам. Пусть расход патронов при этом был немалым, но до позиций занимаемых батальонами 147-го пехотного полка сумели добраться не более полусотни егерей.
Впрочем, долго праздновать победу не вышло. По занятому русскими Лана ближе к четырем часам дня ударила немецкая артиллерия, разрывы гранат которой вызвали многочисленные пожары. Одновременно с этим с севера и северо-востока — от Алленштейна, в атаку устремился весь 1-й батальон 147-го полка.
Поймав в прицел плотную шеренгу первой пехотной цепи, Мохов покачал головой, подивившись бестолковости немецких офицеров, как специально создающих из своих солдат идеальные мишени, скучивая их в столь плотные построения. Они бы еще пошли на приступ штурмовой батальонной колонной! Впрочем, в данном случае он был не прав, поскольку во всех ведущих армиях мира, включая русскую, действовали точно так же. Это лишь сопровождавшей броню пехоте в полях пришлось действовать рассыпным строем, поскольку сил этой самой пехоты имелось самый мизер на фоне обороняющейся здесь дивизии. Иначе в каждой линии пустили бы не роту, а полнокровный батальон, что не преминуло бы сказаться на потерях. И далеко за примером можно было не ходить, ведь именно такой тактикой в это самое время прокладывала себе путь действующая восточнее 1-я бригада 8-й дивизии, выбивая немцев из Орлау.
Но бронетехнику командир кинувшего своих солдат в бой батальона явно недооценил. Коротко рявкнула 37-мм пушка, и в полукилометре от позиции БА-3 сырая земля убранного поля окрасилась в красный цвет — удачно положенный снаряд не зарылся в размоченный грунт, а штатно разлетелся на осколки, что вкупе с плотным построением, позволило собрать бездушным «стальным осам» кровавый урожай. Пусть никто не погиб, но четыре солдата оказались выбиты из строя. А ведь следом, с небольшой задержкой, прозвучали еще четыре выстрела, а потом еще и еще.
Стоило отдать должное немцам. Прежде чем дрогнуть и, сломя голову, ринуться назад, они успели приблизиться к крайним хатам на четыре сотни шагов. От шедшей первой роты к тому моменту в строю уже практически никого не осталось, но вторая и третья понесли сравнительно небольшие потери. Им бы собраться с силой и совершить последний рывок, чтобы сойтись с противником на короткой дистанции и, наконец, покинуть это проклятое, простреливаемое со всех сторон, поле, но плотный пулеметный огонь, принявшийся выкашивать ряды с пугающей скоростью, сделал свое грязное дело. Война только началась, и солдаты еще не превратились в тех безумцев, что уже через год начнут накатывать волнами на закапавшегося в землю противника лишь для того, чтобы навсегда остаться на поле боя и уступить место в своих окопах свежему пополнению. Сейчас же всем хотелось жить. Очень хотелось! И, как уже было сказано, строй дрогнул. Но просто так отпускать их никто не собирался, и над рядами бегущих, то и дело принялись вспухать разрывы шрапнельных снарядов, а в спины бить пули время от времени выбивавшие кровавые фонтанчики из тел тех, кому не повезло.
Не желая просто так отпускать противника, вслед за ними устремились и пара броневиков. Но если лезть в поле, в котором можно было легко увязнуть, никто не выявил желания, то, выйдя на дорогу к Аллендорфу, они менее чем за пять минут достигли границ этого населенного пункта, чтобы вновь пустить в дело орудия и пулеметы. Естественно, в течение всего продвижения вперед, то одна, то другая, машина приостанавливалась, чтобы прицельно отстреляться по бегущему противнику, ибо делать это на ходу не представлялось возможным. И количество немецких солдат оставшихся лежать по направлению их продвижения внушало изрядное уважение к вооружению бронемашин. Вот только полностью уничтожить пехотный батальон даже в такой ситуации оказалось невозможно. Не менее половины немцев успели добраться до ранее занимаемых оборонительных позиций, чтобы вновь приступить к обстрелу жутких русских броневиков, терзая уши и нервы сидящих внутри них людей.