Война этажерок
Шрифт:
Пока же два экипажа преследовали отступающего противника, а после сковывали его действия кинжальным пулеметным и артиллерийским огнем, остальные, возглавив подтянувшиеся к Лана три роты 32-го Кременчугского пехотного полка, практически не встречая противодействия, подтянулись следом, позволив господам пехотным офицерам применить их излюбленный прием — штыковую атаку огромной массы войск. Разве что огромной массой эти три роты смотрелись на фоне уцелевших под обстрелом бойцов немецкого батальона, продолжавшего цепляться за Аллендорф. А ведь с тыла на подмогу к погибающему батальону уже спешил дивизионный резерв в составе трех батальонов — 1-я бригада 8-й дивизии тоже смогла опрокинуть три немецкие роты и, форсировав реку Алле, занять ее западный берег, тем самым угрожая развить наступление на весь правый фланг XX корпуса, отчего командир 37-й дивизии и бросил на устранение прорыва столь крупные силы, которые уже в пути частично пришлось переориентировать на Аллендорф, оставив против 29-го и 30-го русских полков только два батальона, что не преминуло сказаться на итоге последовавшего сражения.
К окончанию этого суетного дня, когда немцы все же откатились на запасные позиции, Лана, Аллендорф и даже Орлау выгорели почти полностью, становясь сосредоточением огня, то немецкой, то подтянувшейся русской артиллерии. Тот же
По этим же причинам бронеотряд не смог ударить во фланг тем силам, что обрушились на 1-ю бригаду дивизии. Благо там весьма вовремя подтянулась русская артиллерия успевшая выбить немалое количество вражеских солдат, прежде чем две волны, насчитывающие тысячи человек каждая, сошлись в штыковую. Но в конечном итоге поле боя осталось за русскими войсками, а растерявший уверенность в возможности удержать занимаемые позиции генерал Штаабс, словно утопающий за соломинку, ухватился за решение командующего XX корпуса отвести свои войска назад. Обещанное командованием подкрепление из-за заторов на железной дороге вынуждено было задержаться в Алленштейне для его защиты до прибытия основных сил перебрасываемого на этот участок фронта 1-го армейского корпуса, а русские уже успели продемонстрировать, что бить намерены всерьез. Тем более что к линии соприкосновения как раз подошли куда большие силы, чем уже принявшие участие в сражении. Потому примерно в 2 часа ночи начался отвод немецких войск, который весьма неприятно для немцев наложился на атаку русских, начавшуюся в 4 часа утра с артиллерийского налета. В результате организованное на скорую руку отступление превратилось практически в бегство основных сил, а ряд соединений и вовсе не получили приказа оставить занимаемые позиции, обнаружив с рассветом, что находятся в окружении.
Обидно было, что организовать полноценное преследование оказалось попросту невозможно. Войска, не знавшие сна и отдыха уже который день, требовали передышки. Съестных припасов практически не осталось, а местные запасы, обнаруженные в селениях, являлись каплей в море. Туго обстояло дело и с санитарным обеспечением. Так закончившееся сражение хоть и было выиграно, далось немалой кровью. Из числа тех, кто находился в авангарде 2-й бригады, уцелело не более половины, включая артиллеристов и казаков. Две роты практически перестали существовать, потеряв свыше полутора сотен человек каждая. Да и остальные сократились, кто на треть, а кто и вдвое. А если бы не наличие бронемашин, то, скорее всего, полегли бы все. В первой же бригаде дела обстояли и того хуже — от 29-го Черниговского пехотного полка, принявшего на себя основной удар немецкого резерва, осталось в строю полтора батальона, что практически в полном составе пришлось отряжать на вынос раненых, коих набралось свыше полутора тысяч. И это только своих! В результате едва ли не весь день основные силы 15-го корпуса, выйдя на рубежи назначенные командованием на 23-е августа, оставались на месте, лишь выслав вперед разведку. Слишком много всего, включая тысячи пленных, предстояло переварить в ближайшее время, чтобы иметь возможность двинуться дальше.
Не остались в стороне от возможности перевести дух и экипажи изрядно потрудившихся БА-3. Отправив с вывозящими раненых машинами послание о потребности в тягаче — мотор заглохшего броневика словил клин из-за перегрева и теперь требовал капитального ремонта, они принялись обихаживать технику, заодно подсчитывая количество сколов на броне оставленных немецкими пулями. И стоило отметить, что набиралось таковых изрядно. Даже рад заклепок оказались размозжены или срезаны, грозя привести попросту к потере броневого листа, случить еще одна такая заварушка до проведения восстановительного ремонта. Зато удалось наложить лапы на несколько немецких машин. Шрапнель, которой закидывала немецкие позиции артиллерия соседней 6-й дивизии, не пожалела не только солдат и лошадей, но и технику, приведя часть ее в нерабочее состояние. Вот один грузовой Бенц с парой легковушек они и притащили в свое расположение на буксире. Вообще машин было больше, но две из них к несчастью трофейщиков добровольческого отряда завелись и потому тут же оказались реквизированы командованием дивизии. Зато на разбитые авиацией орудия вообще не нашлось претендентов и потому с освобождением от трудовых забот гусеничных тягачей, их также можно было начать вывозить, как и тысячи винтовок с сотнями тысяч патронов, которые, не считая, просто сваливали кучами под открытым небом. Могли бы, конечно, сваливать и в сараях, но абсолютно все доступные здания ближайших селений оказались забиты ранеными, коих уже набралось свыше четырех тысяч. А ведь санитарные команды то и дело продолжали приносить все новых и новых бедолаг, кто сумел протянуть до утра. Разве что многих из них ждало незавидное будущее смерти в муках, поскольку с медицинскими работниками в дивизии все было туго. Относительно нормальную помощь можно было получить лишь в оставшемся далеко позади Нейденбурге. Да и то, такая помощь была необходима, чтобы продержаться до момента попадания в ту же Варшаву или Новогеоргиевск. Рассчитывать же на полноценную операцию где-либо ближе, было глупо. Потому машинам отряда вскоре предстояло изрядно поработать, чтобы вывезти в тыл хотя бы своих. Лишь бы выдержали дороги, которые уже после прохождения пехотных колонн превращались в песчаное месиво. Немцам же оставалось рассчитывать лишь на крепость собственных организмов, ведь в ближайшие дни активно заниматься врачиванием их ран, уж точно никто не собирался.
А пока две дивизии пробовали друг друга на прочность, в среде генералитета русских войск шло свое сражение. Так командующий Северо-Западным фронтом, генерал от кавалерии Жилинский, имея информацию о победе одержанной армией Ренненкампфа и отступлении германской 8-й армии, требовал скорейшего продвижения вперед всех сил 2-й армии, чтобы перерезать противнику возможные пути отхода к Висле. Самсонов, хоть и просил дать отдых своим войскам, вынужден был подчиняться приказу прямого начальства, и двинул вперед 23-й, 15-й и 13-й корпуса, оставляя против накапливающихся на левом фланге войск противника лишь 1-й корпус, занявший без боя Сольдау. О том, где именно находился в этот момент 6-й корпус, обеспечивавший правый фланг его армии, он мог только догадываться, поскольку связи не было никакой. Да и слишком сильно оторвались войска от штаба армии, выдвинуть который ближе к фронту категорически запретил тот же Жилинский, что столь сильно ратовал за ускорение темпов наступления. Каким образом при этом командованию, находящемуся более чем в сотне километров от своих войск требовалось этими самыми войсками управлять, он не уточнял. Хорошо еще, что при штабе был оставлен 21-й корпусной авиационный отряд, оснащенный новейшими У-2, что позволило хоть как-то держать руку на пульсе, отсылая на аэропланах делегатов связи. Плохо было то, что аэропланов имелось всего 3 штуки, а корпусов в армии целых пять. И ведь командование этих самых корпусов еще требовалось как-то обнаружить, чтобы передать приказ на следующий день или получить сводку о реальном положении дел на их фронте!
Но куда большую угрозу русской армии, нежели плохая связь, общая усталость войск, недостаток снабжения, забитые тысячами телег тылы, представляла смена поддавшегося панике командующего 8-й немецкой армии. Не оправдавший доверия генерал-полковник Максимилиан фон Притвиц, что после поражения от 1-й русской армии выказал желание оставить Восточную Пруссию, чтобы спасти войска, оказался освобожден от занимаемой должности и 23 августа в штаб армии прибыл должный заменить его призванный из отставки генерал-фельдмаршал Пауль фон Гинденбург в компании с новым начальником штаба — генералом Эрихом фон Людендорфом. Изучив ситуацию на месте, они, тем не менее, оставили прежние решения в силе, поскольку управлял армией не только командующий, но и его штаб. А умных людей в штабе 8-й армии имелось в достатке, отчего, не смотря ни на что, он продолжал функционировать, как хорошо отрегулированный и смазанный механизм. И немалую помощь им оказывала та грандиозная подготовка к войне, что была проведена за предыдущие года. Так Пруссия оказалось буквально пронизана сетью железных дорог позволявших перебрасывать войска с востока на запад и потом на юг одновременно аж по трем параллельным веткам. Что, в принципе, и было осуществлено. Так, проведя авиационную разведку — благо в зоне наступления 1-й русской армии авиация не встречала какого-либо сопротивления, и, убедившись, что скорого наступления противника ждать не приходится, немцы принялись перебрасывать войска для уничтожения 2-й русской армии. Все же не только они понесли значительные потери в боях с 1-й армией русских. Войска находящиеся под командованием Ренненкампфа тоже были вынуждены умыться кровью, да так, что ряд полков потеряли до половины личного состава. Опять же, тыловые подразделения сильно отстали от наступавших частей, а у артиллерии практически полностью закончились снаряды, так как война показала, что их расход в разы превышает все прежние теоретические выкладки. Потому на время ее продвижение сильно замедлилось, а кое-где и вовсе прекратилось. Этими факторами и воспользовались германские штабные офицеры. Именно по созданному ими плану 8-я армия была разделена на две группировки: западную, в составе 20-го корпуса, 1-го корпуса, 3-й резервной дивизии и восточную, состоящую из 1-го резервного корпуса, 17-го корпуса, 1-й кавалерийской дивизии, 6-й ландверной бригады.
Понимая, что сил западной группы может оказаться недостаточно для того, чтобы остановить наступление 2-й русской армии, для её усиления привлекали всё что можно, начав формировать боевые отряды из гарнизонов привисленских крепостей. Но их всех еще требовалось доставить по железной дороге как можно ближе к линии соприкосновения с противником. А с этим уже имелись немалые проблемы — мало того, что переброска 1-го корпуса потребовала напряжения всех сил железнодорожников, вынужденных пропускать составы каждые 20 — 25 минут вместо положенных часа — полутора, так еще и русская авиация решила внести свой посильный вклад, начав бомбить важнейший в данное время железнодорожный узел.
В отличие от утра предыдущего дня, 24-е августа радовало летной погодой, чем и не преминул воспользоваться Егор. В то время как его отряд весь предыдущий день занимался бомбежкой немецкой артиллерии, квартировавшие под боком пилоты 15-го корпусного авиационного отряда вылетали исключительно на разведку. Не все, конечно. В связи с очень быстрой растратой топлива в первые же дни наступления и потери нескольких аэропланов в авариях, командующий фронтом издал приказ о сбережении техники, что самым пагубным образом сказалось на боевой работе военных летчиков. Так в противовес пилотам-охотникам, практически не вылезавшим из кабин своих машин, им приходилось довольствоваться одним вылетом в сутки. Да и то при этом действовали не все машины отряда. Зато именно им удалось обнаружить вокзал, на котором разгружались эшелоны с прибывающими немецкими войсками. Самостоятельно нанести бомбовый удар 15-й КАО не имел никакой возможности, по причине отсутствия, как средств поражения, так и бомбардировщиков, а те, кто имел таковые ресурсы и так были сильно заняты. Потому удар по Алленштейну и был назначен на утро 24-го августа.
В отличие от армии, где процветающая бюрократия аннулировала большую часть возможностей нанесения быстрых и внезапных ударов, в добровольческом отряде все вопросы решались весьма споро. Не требовалось никакого согласования с командованием, не было проблем с выпиской горючего и боеприпасов, да и пилоты уже наработали определенные боевые навыки. Плохо было то, что в строю осталось всего 5 машин. Причем все без исключения изобиловали многочисленными заплатками, поставленными на свежие пробоины. Да и люди, работая на износ, заметно подустали в предыдущий день. Но уничтожение транспортного узла нельзя было откладывать на потом и потому в бой шли все без исключения. Повезло отметиться в готовящемся налете даже соседям. Пусть у них и стояли на вооружении У-1бис, за ночь механики умудрились закрепить на бортах этих монопланов контейнеры с флешеттами, а добровольцы поделились дефицитным горючим, что позволило вдвое увеличить число участвующих в грядущем налете машин.