Война глазами ребенка
Шрифт:
В деревне о войне знали только то, что она началась. Мы знали о ней больше. Поэтому мы рассказывали, рассказывали и рассказывали. Нас слушали, не перебивая. Их встреча с войной была еще впереди.
Перед приближением фронта
Вторую неделю шла война, но деревня Рудня жила своей обычной жизнью. С раннего утра бабы доили коров, шли с ведрами к колодцам, начинали топить печи. Была, конечно, и разница между нынешней и довоенной деревней. Сразу бросалось в глаза, что основная масса жителей – это старики и старухи и женщины с детьми. Молодых мужиков не было. И еще одна особенность отличала нынешнюю деревню – исчезли лошади. Все они,
Мы жили не в самой деревне, а в поселке Затон, находящемся в полутора километрах от Рудни на левом холмистом берегу небольшой речушки Спонич, впадавшего в Сож. В поселке было около десяти хат, в которых, так же, как и в деревне, обитали старики и старухи и женщины с детьми, так что в этом отношении наш поселок ничем не отличался от деревни.
В начале июля 1941 г. поступило распоряжение властей: все, кто в состоянии был держать лопату, должны были каждое утро приходить на окраину Рудни к Сожу копать противотанковый ров. Он должен был одним концом упираться в Сож, а другим – в Спонич. Таким образом, по замыслу его проектировщиков, он должен был помешать движению немецких танков, которые, переправившись через Сож со стороны Старого Села, двигались бы дальше в направлении Тарасовки и далее – на Брянск. Наверное, считалось, что это самое танкоопасное направление, хотя за всю войну я не видел здесь ни немецких, ни наших танков. Может быть, действительно выкопанный противотанковый ров был этому причиной.
Каждое утро к месту, где должны были рыть ров, приходили из Рудни жители. Из окрестных деревень их привозили на повозках. Это были в основном молодые женщины и их дети. От нашей семьи в этой работе участвовали мама, тетя Аня и мы – двоюродная сестра Лариса и я. Нам тогда было по пять лет. 102-летняя прабабушка Домна и бабушка Арина с двухмесячной Светой оставались дома. А дед получил ответственное задание: ему поручили угнать в Брянскую область колхозное стадо.
Длина рва была около километра, глубина – четыре и ширина – около десяти метров, так что объем работы был приличный, а в качестве инструментов – только лопаты и ведра. Вначале работали только лопатами, потом, когда появилась глубина и выбрасывать землю стало трудно, в ход пошли ведра. В них насыпали песок и с помощью веревок вытаскивали наверх. В первые дни работы было шумно: смеялись, шутили, брызгались песком. Постепенно, по мере того, как ров углублялся, становилось все тише и тише.
Кому было раздолье на этом рытье, так это нам, детям. Желтенький чистый песочек, превращаясь в холмы вдоль рва, позволял нам образовывать в них различные земляные фигуры, ходы. Их мы старались защитить от сыпавшихся из ведер все новых и новых порций песка.
Днем объявлялся перерыв на обед. Ров мгновенно пустел. Женщины усаживались кучками вокруг домотканых скатертей, на которые выкладывалась принесенная из дому снедь. Продолжался обед недолго. Потом ров снова заполнялся. На этот раз – до самого вечера. Ужинали уже дома. И так каждый день.
Каждое утро появлялся немецкий самолет-разведчик. В народе его называли рамой. Какое-то время он кружил над рвом, наверное, фотографировал. Невдалеке, в лесочке бухали наши зенитки. Женщины втыкали в песок лопаты и, прикрывая глаза рукой от солнца, вглядывались в небо, втайне надеясь, что наконец-то его собъют. Самолет же, покружив, улетал невредимым. Женщины, раздосадованные этим обстоятельством, с какой-то злостью – то ли на немца, то ли на наших зенитчиков – снова брались за лопаты.
К концу июля противотанковый ров был вырыт. Вот он – ровный, глубокий, с отвесными стенами! Сходу его не пройдешь! Так он и простоял до самого конца войны, постепенно обсыпаясь и мельчая. Много лет спустя это была всего лишь неглубокая канава. Может быть, и сегодня ее можно разглядеть. И не сведущему человеку вряд ли может прийти в голову мысль, что когда-то это был непроходимый противотанковый ров.
В начале августа 1941 г. в поселок вошла какая-то воинская часть. Это был тревожный сигнал, так как красноармейцы не пошли дальше, а стали рыть вдоль Сожа траншеи и окопы. В нашу хату на постой встал капитан со своими помощниками. Это был невысокого роста, широкоплечий молодой командир. Он больше молчал, но глаза его были все время в работе. Он быстро все схватывал и отдавал короткие указания.
У постояльцев была полуторка и они каждое утро уезжали в Ветку, а вечером возвращались. Напрямую с поселка в деревню проехать нельзя было, так как здесь не было моста. Большой деревянный мост был в деревне, через который проходило сообщение между Веткой и Добрушем. Чтобы попасть на этот мост, нужно было делать круг. Через день красноармейцы соорудили через Спонич, рядом с нами небольшой бревенчатый мост и теперь командиры имели прямое сообщение с Рудней. Экономия – не более 20 минут, но в военное время это могло иметь решающее значение.
Вечером, по возвращении командиров из Ветки, они садились за стол ужинать, тихо о чем-то беседуя между собой. К этому времени дед уже вернулся из своей командировки. Он терпеливо выжидал, когда командиры кончат свой ужин. У него много накопилось вопросов, ответы на которые он хотел от них получить.
В Первую мировую войну, или, как говорил дед, Германскую, он в чине прапорщика воевал в Восточной Пруссии под командованием генерала Самсонова, попал в окружение. В одной из стычек был тяжело ранен, но солдаты его вынесли. Ранение было тяжелое, в голову. Шансов донести его до своих почти не было. Поэтому солдаты, войдя в одну из немецких деревень, попросили хозяина одного из домов приютить у себя раненого русского офицера и, если можно, вылечить. Тот согласился. Через несколько месяцев деда поставили на ноги. Правда, из-за тяжелого ранения в дальнейшем он участия в военных действиях не принимал, был комиссован.
Вопросы, которые мучили деда, касались как той, так и этой войны. Слишком много общего было в начальных этапах этих войн. Прежде всего, дед никак не мог понять, чтобы русские армии, хорошо подготовленные, сразу оказывались в мешках. И тогда, и сейчас. В чем дело?
Капитан прямого ответа на этот вопрос не давал, что-то говорил про неожиданность, внезапность и т. д. Деда такой ответ не устраивал и тогда он пытался добиться ответа на другой вопрос: сдюжим или нет? Капитан пытался деда успокоить, но уверенности в его голосе не было. Деда это злило.
В один из вечеров капитан, стараясь особенно не волновать деда, сказал ему:
– Отец, ты человек военный и хорошо понимаешь, что на войне всякое может быть. А чтобы «это всякое» не вылезло потом боком, лучше заранее принять соответствующие меры.
Дед сразу догадался, о чем идет речь, и, без обиняков, спросил: «Уходите?». Капитан улыбнулся:
– Пока еще нет, но…надо подготовиться к приходу незваных гостей. В первый же день их появления из твоего хлева исчезнет все, может только корову оставят. Так что подумай, как быть с живностью.
Потом, указав на этажерки, заполненные книгами, он продолжил:
– Посмотри – здесь же половина книг в красных переплетах с золотыми звездами. Это же подарок для гитлеровцев! Увидев все это, они порезвятся! Сын, наверное, командир?
Дед кивнул, а потом добавил: «И зять тоже».
Капитан хмыкнул:
– Ну, вот видишь…твои командиры сгрузили тебе все это. Они сами должны были их читать, может быть, польза была бы.
Тетя Аня, присутствовавшая при этом разговоре, осторожно спросила: