Война и мир Михаила Тухачевского
Шрифт:
Она несколько раз повторяла: «Почему вы мне не сказали, что папа так тяжело болен, я бы не пошла в школу». Дверь моему папе открыла медсестра Марина Филлиповна, которая уже несколько дней там дежурила, т. к. у Яна Борисовича было обострение сахарного диабета и ему часто приходилось делать уколы, т. к. врачи опасались комы. Медсестра сказала, что Я. Б. застрелился. Он лежал на кровати и тут же лежал небольшой револьвер.
Блюма Савельевна (жена Гамарника. — Ю. К.) сидела в большой комнате какая–то вся окаменевшая и молчала. Марина Филлиповна была в состоянии крайнего возбуждения и сказала, что перед тем, как Я. Б. застрелился, в их квартиру пришли
сказала: «наконец–то все кончилось». Примерно за день до этого
кто–то с кавказским акцентом звонил Я. Б. и из трубки несся сердитый голос и мат. Я. Б. был очень расстроен этим звонком. М. Ф.
собиралась делать укол и стояла рядом.
За три дня до этого, 29 мая, между 10 и 12 часами утра мы с мамой и братом убирали балкон на черном ходу. Вдруг мама нам сказала:
«С Я. Б. что–то происходит». Мы посмотрели вниз на балкон, который был сбоку. Я отчетливо помню темные волосы Я. Б., которые казались особенно темными на фоне его белоснежного подворотничка на расстегнутой гимнастерке, пальцы рук, запущенные в густые волосы, этот взгляд, как бы прощающийся с этим ярким весенним днем. От его позы, жестов, движений веяло каким–то отчаянием, крайним смятением»53.
С 1 по 4 июня 1937 года в Кремле на расширенном заседании Военного совета при наркоме обороны СССР с участием членов Политбюро ЦК ВКП(б) обсуждался доклад К. Е. Ворошилова «О раскрытом органами НКВД контрреволюционном заговоре в РККА». Кроме постоянных членов, на мероприятии присутствовало 116 военных работников, приглашенных с мест и из центрального аппарата Наркомата обороны. К 1 июня 1937 года двадцать постоянных членов уже были арестованы как «заговорщики».
Перед началом работы Военного совета все его участники были ознакомлены с показаниями М. Н. Тухачевского, И. Э. Якира и других «заговорщиков». Бригадный генерал Конюхов вспоминал:
«Нарком внутренних дел Ежов и… Леплевский (Начальник 5 отдела ГУГБ НКВД. — Ю. К.) уже находились здесь и раздавали прибывающим брошюры, отпечатанные на ротапринте. Я прочел на титульном листе: «Собственноручные показания М. Н. Тухачевского, И. Э. Якира, А. И. Корка и Р. П. Эйдемана»… В президиум поступало множество записок, — собравшиеся хотели знать, будет ли выступать Сталин. Нам казалось, что только он может внести ясность в сложившуюся обстановку и дать ей оценку… Сталин, в частности, сказал: — Вижу на ваших лицах мрачность и некоторую растерянность. Понимаю, очень тяжело слышать такие обвинения в адрес людей, с которыми мы десятки лет работали рука об руку и которые теперь оказались изменниками Родины.
Но омрачаться и огорчаться не надо. Явление хотя и неприятное, но вполне закономерное. — Как бы ни были опасны замыслы заговорщиков, — говорил Сталин, — они нами разоблачены вовремя. Они не успели пустить свои ядовитые корни в армейские низы. Подготовка государственного переворота — это заговор военной верхушки, не имевшей никакой опоры в народе.
Но это не значит, что они не пытались завербовать кого–нибудь из вас, сидящих в зале, вовлечь в свои преступные замыслы.
Имейте мужество подняться на эту трибуну и честно рассказать.
Вам будут дарованы жизнь и положение в армии… Выступление Сталина в какой–то мере убедило собравшихся в преступных замыслах военных во главе с Тухачевским»54.
Стенограммы заседаний сохранились в Российском государственном архиве социально–политической истории.
1 июня 1937 года Заседание Военного Совета с участием приглашенных тт. командиров и политработников «Ворошилов. Товарищи, органами Наркомвнудела раскрыта в армии долго существовавшая и безнаказанно орудовавшая, строго законспирированная, контрреволюционная фашистская организация, возглавлявшаяся людьми, которые стояли во главе армии.
Из тех материалов, которые вы сегодня прочитали, вы в основном уже осведомлены о тех гнусных методах, о той подлой работе, которую эти враги народа вели, находясь бок о бок с нами»55.
Вводные даны, теперь — обязательный реверанс мудрым и прозорливым:
«Три месяца тому назад (на февральско–мартовском пленуме ЦК ВКП(б)) в этом зале заседал ЦК нашей коммунистической партии и здесь на основе огромного материала, добытого следственными органами Наркомвнудела в аналитических докладах т.т. Молотова, Кагановича, Ежова и Сталина было вскрыто подлое проникновение врага…
…Во главе всей этой работы, как и должно быть, разумеется, стоял Троцкий. К нему тянутся все нити. Он является душой, вдохновителем »56.
Все, как и должно быть. Воистину, если бы Троцкого не существовало, его следовало бы придумать. Собственно, Сталин так и сделал: он создал неустаревающую «страшилку», дав ей имя своего заклятого антагониста.
Предъявлять «все нити» нового дела Ворошилов не стал — ибо нити эти, как гласит старый афоризм, были белыми. Кажется, все — по плану. Но есть все–таки некоторые недоработки: «Нужно сказать, что не только Примаков, но и никто из других арестованных Тухачевского не называл»57. Тухачевского действительно никто из военных пока не называл, поскольку в то время еще не было высочайшей отмашки. Бывший Начальник отделения НКВД СССР А. А. Авсеевич на допросе в прокуратуре 5 июля 1956 года упомянул:
«…Примерно в марте месяце 1937 года я вызвал на допрос Примакова и увидел, что Примаков изнурен, истощен, оборван.
У него был болезненный вид…
Примаков и Путна на первых допросах категорически отказывались признать свое участие в контрреволюционной троцкистской организации.
Я вызывал их по 10—20 раз. Они при этих вызовах сообщили мне, что помимо вызовов на допросы ко мне, Примаков и Путна неоднократно вызывались на допросы к Ежову и Леплевскому…
Мне известно, что… Леплевский приказал на совещании Ушакову применить к Уборевичу методы физического воздействия»58.
Другой бывший сотрудник органов НКВД В. И. Бударев на допросе в прокуратуре 3 июня 1955 года рассказал:
«Дело Примакова я лично не расследовал, но в процессе следствия мне поручалось часами сидеть с ним, пока он писал сам свои показания. Зам. начальника отдела Карелин и начальник отдела Авсеевич давали мне и другим работникам указания сидеть вместе с Примаковым и тогда, когда он еще не давал показаний. Делалось это для того, чтобы не давать ему спать, понудить его дать показания о своем участии в троцкистской организации. В это время ему разрешали в день спать только 2—3 часа в кабинете, где его должны были допрашивать, и туда же ему приносили пищу. Таким образом его не оставляли одного… В период расследования дел Примакова и Путна было известно, что оба эти лица дали показания об участии в заговоре после избиения их в Лефортовской тюрьме»59.