Война и Мир
Шрифт:
Начались раздачи наград. Я лично проследил, чтобы никого из моей Особой бригады не обидели, ни офицеров, ни нижних чинов. Мне же Романов собственноручно вручил второго Станислава с мечами. Для меня данный орден выглядел достаточно скромно, особенно на фоне недавнего Георгия. Данному обстоятельству я был только рад, не желая привлекать лишнего внимания к своей персоне. Было бы совсем нехорошо, «осчастливь» меня цесаревич чем-нибудь по настоящему значимым.
Большая часть земель вокруг Софии принадлежала турецким землевладельцам. Самой значимой латифундией, носящей название Чардаклия, совместно владели
— Готовься к мирному конгрессу, Михаил, — в один из дней сказал мне цесаревич. — Он пройдет в Вене, Австро-Венгрия любезно согласилась выступить в роли посредника. Игнатьев и его дипломаты уже приступили к проработке будущих условий.
— Вена? Не Сан-Стефано? — история продолжала меняться и что-то мне подсказывало, что сейчас Россия сможет получить куда больше.
— Нет, не Сан-Стефано, — Романов покачал головой. — Я помню твои рассказы и постарался все учесть. Так что мы готовы, главное, чтобы Игнатьев не подкачал.
— Не подкачает, я в нем уверен. Когда начнется конгресс? — поинтересовался я.
— Ориентировочно двадцатого октября, мы с тобой там обязательно будем присутствовать. А пока же ты продолжишь числиться военным комендантом Софии. Тем более, я намерен провести здесь парад. Австрийский кронприц Рудольф написал мне, что хочет приехать сюда и посмотреть на Особую бригаду и гусар Смерти. Он считает тебя и твоих молодцев самыми боеспособными частями русской армии. Представляешь, кто и как именно о тебе думает?
— Представляю, — на самом деле, слышать подобное было приятно. А вот спорить с наследником выглядело занятием неблагодарным. Он уже все за меня продумал. Тем более, насколько я помнил, после нынешней войны Россию ждут долгие годы мира, не считая отдельных операций в Средней Азии. И что делать военному в такое время? Заниматься гарнизонной службой или реформами?
Конечно, все это хоть и скучно, но имеет смысл, но почему бы не посмотреть на то, что приготовил мне цесаревич? Если появится возможность быть полезным по дипломатической линии, то вероятно, этим стоит воспользоваться. Сейчас я уже не был столь категоричен, как раньше, и на предложения Романова смотрел более благосклонно.
— Вот и соответствуй.
— Хорошо, буду соответствовать. Парад проведем как положено и Вену я посещу с удовольствием. Только у меня просьба — дай мне две недели отпуска.
— И зачем они тебе?
— Поеду устраивать личную жизнь. Хочу посетить Бузеу и графиню Шувалову.
— Наконец-то ты созрел! — широко улыбнулся обычно сдержанный Романов. — Я очень за тебя рад, прими мои поздравления! Конечно, поезжай, уверен, все у тебя сложится самым благоприятным образом.
И все же я вновь воспользовался своим особым положением. Кому еще в армии позволялось вести себя столь вольно? Комендантом на время стал генерал-лейтенант Похитонов, а я прошелся по городским магазинам и купил все необходимое. Брату Дмитрию я рассказал о планах и посоветовал ему быть готовым отправиться со мной в Вену. Само собой, он согласился, такой репортерской удачи никто бы не упустил.
Взяв два десятка гусар Смерти из второго эскадрона, Шувалова, Фалька и Снегирева я выдвинулся на север. У каждого из нас имелось по три лошади, так что двигаться мы могли достаточно быстро. Плохо, конечно, что в Болгарии на настоящий момент существует единственная полноценная железнодорожная ветка, связывающая Рущук и Варну на берегу Черного моря. Испытывающая внушительные финансовые трудности Турция и сама толком не развивалась, тем более, не желала вкладывать деньги в одну из своих провинций. Так что двигаться нам пришлось по старинке, в седле, благо мы люди привычные.
Скакали быстро, по возможности без лишних остановок. Собственно, конвой в виде гусар я взял по двум причинам: ради безопасности, так как имелся шанс нарваться на банду мародеров или преступников и по соображениям солидности. Все же Черному генералу подобает выглядеть соответственно.
Плевны достигли в два дня, встречая на пути беженцев, обозы с ранеными, передислоцирующиеся полки и конвоируемых пленных. Добравшись до Никополя, сели на пароход и доплыли до Рущука, где наконец-то оставили лошадей и как цивилизованные люди дальнейшую часть пути проделали на поезде.
Ехали в двух вагонах, в штабном и для нижних чинов. В Бухаресте поезд задержался на три часа, публика на вокзале узнала обо мне и пожелала пообщаться. Моментально появились репортеры газет, румынских и русских. Пришлось выйти из вагона и потратить полчаса, отвечая на различные вопросы. Вроде бы все прошло неплохо, чести мундира я не уронил, наоборот, сделал все возможное, чтобы повысить престиж русской армии. Меня долго не хотели отпускать, а с десяток влиятельных граждан пригласили к себе на ужин.
Госпиталь, один из десятков ему подобных, находился в румынском городе Бузеу. Возглавлял его доктор медицины Склифосовский. Мне было интересно познакомиться со столь знаковой фигурой нашей истории, до сего дня я лишь читал и слышал о его новаторских опытах и прорывах в области военно-полевой хирургии.
— Чем обязан вашему визиту, Михаил Сергеевич? — Склифосовский принял меня в кабинете, заставленном всякими медицинскими приспособлениями, шкафами с лекарствами, справочниками и бесчисленными книгами. В углу стоял скелет.
Доктору недавно исполнился сорок один год, он выглядел энергичным и строгим, с густыми темными волосами, небольшой бородкой и аккуратными усами. Внимание привлекали его внимательные умные глаза и точные, выверенные до миллиметра, движения профессионального хирурга.
— Прежде всего я очень рад с вами познакомиться, Николай Васильевич. Ваши успехи, сотни блестяще проеденных операций и спасенных жизней, а также научные статьи говорят сами за себя, — от чистого сердца похвалил я доктора. — От лица военных позвольте выразить вам свою глубочайшую признательность. Нам, простым солдатам, куда легче сражаться, зная, что в случае чего, в госпитале нас будут лечить такие люди, как вы.