Война короля Карла I. Великий мятеж: переход от монархии к республике. 1641–1647
Шрифт:
В тот день, когда Карл получил протест от парламента, ко двору прибыл лорд Диллон с посланием от лордов Английского Пейла. Очень быстро всем стало известно, что Диллон настоятельно советовал умиротворить Ирландию, предоставив большую свободу совести адептам Римско-католической церкви. Это только усилило в парламенте подозрение, что король симпатизирует восставшим, и свело на нет положительный эффект от его призыва оказать немедленную помощь английским поселенцам.
Тем не менее Карл был уверен, что его сила растет, и продемонстрировал это, дав через три дня ответ на протест парламента. Пригласив делегацию во дворец, он с достоинством объявил депутатам, что не станет называть имен своих советников, поскольку предъявление подобных требований благородному человеку недопустимо. Что же касается нарушения парламентских привилегий, то билль уже опубликован, и он не понимает, каким образом его высказывание может расцениваться как нарушение привилегий. Он намерен всегда соблюдать законные права парламента
Члены парламента от Лондона упорно трудились, стараясь подорвать власть роялиста лорд-мэра, сэра Ричарда Герни. Теперь до парламента дошли жалобы, что он препятствовал подписанию Лондонской петиции против епископов. Однако этого было недостаточно, чтобы обеспечить его снятие, и предпринимались попытки использовать другие средства для получения контроля над расколотым Сити. Муниципальный совет Лондона в теории являлся выборным органом, но на практике в его состав из года в год входили одни и те же состоятельные горожане. В ходе искусно проведенной кампании по выдвижению новых членов Венн и его друзья организовали реальные выборы, и 21 декабря им удалось вытеснить из муниципального совета многих друзей короля, заменив их рядом пуритански настроенных горожан, причем некоторые из них занимали скромное общественное положение. По словам, презрительно сказанным проигравшими оппонентами, среди них были портной, закройщик, красильщик и даже некий «Райли – писклявый изготовитель корсетов».
Пока Пим и его друзья старались завоевать контроль над Сити, Карл занялся Тауэром. За неделю до Рождества палата общин узнала, что сэр Уильям Балфур, шотландский солдат удачи и оголтелый протестант, долгое время занимавший пост лейтенанта лондонского Тауэра, был снят королем и уступил место полковнику Томасу Лансфорду. Лансфорд, которого сторонники Пима открыто называли «совершенно ужасным» человеком, был еще одним отчаянным дерзким хвастуном из тех, кто прошлым летом появлялся в кругу короля в ходе каждой реальной или предполагаемой интриги или заговора. Его назначение никак не могло понравиться умеренным сторонникам короля, и один из них, сэр Ральф Хоптон, явился в палату лордов с просьбой подготовить адресованную Карлу петицию о немедленном снятии Ланде-форда.
В тот день, когда поднялся шум по поводу назначения Ландсфорда, Карл отправил свой аргументированный ответ на Великую ремонстрацию. Он, очевидно, был подготовлен Эдвардом Хайдом не для официального представления, но Дигби, увидев текст, сразу же забрал его и в нужный момент представил как официальный ответ на выдвинутые против короля обвинения. Этот хорошо составленный документ имел цель рассеять подозрения и склонить колеблющихся на сторону короля. В нем были перечислены все уступки, сделанные Карлом в течение прошлого года, и изложены контуры политики на будущее. Король заявлял, что готов сделать определенные допущения в вопросе религии для тех, кто особенно чувствителен к свободе совести, но что англиканская церковь нисколько не уступает «в своей чистоте и соответствии Священному Писанию ни одной другой религии, существующей в христианском мире», и, если потребуется, он засвидетельствует это собственной кровью. В остальном он ничего так не желает, как добиться понимания с парламентом, чтобы он мог быть «великим и славным королем свободного и счастливого народа». Документ отражал необоснованные надежды группы друзей короля в палате общин. Только они одни оказывались застигнутыми врасплох на каждом повороте крутого спуска к катастрофе, происходившего следующие две недели.
Канун Рождества был тревожным временем для Пима. Его главная задача состояла в том, чтобы убедить лордов выступить вместе с ним против Лансфорда. Несмотря на то что фактически Лансфорду нечего было предъявить, за исключением того, что он редко ходил в церковь чаще, чем по воскресеньям, Пим заявлял, будто его назначение показало, что теперь «заговор жестоких и кровавых папистов» созрел, и призывал, чтобы «их светлости поняли – как это сделали мы – угрозу обществу» и сделали «то, что положено людям чести для общественной безопасности». Пэры-роялисты попытались отложить вопрос и вернуться к нему после Рождества, но Нортумберленд зарегистрировал протест против такой отсрочки, который подписали 24 лорда, не входившие в обычную оппозиционную группу, чем выявил размер оппозиции в палате лордов. Тем временем Генри Мартен от лица партии Пима в палате общин встретился с решительным противником короля лордом Ньюпортом, который, будучи констеблем Тауэра, являлся непосредственным начальником Лансфорда. Ньюпорт хмуро сказал ему, что король отстранил его от исполнения обязанностей за угрозы в адрес королевы, которые он опрометчиво произнес прошлым летом.
Учитывая, что Тауэр находился в руках короля, а палата лордов разделилась, палата общин неохотно прервала свою сессию, назначив следующее заседание через два дня после рождественских праздников. Они сократили себе каникулы по сравнению с тем, что было общепринято. Двенадцать дней, с 25 декабря по 6 января, являлись обычным промежутком, отведенным на праздничное
В понедельник 27 декабря парламент собрался снова, и сэр Уильям Джефсон, манстерский землевладелец и сторонник Пима, представил из Ирландии очередные свидетельства, что бунтовщики получили от королевы санкцию на восстание в защиту католической веры. Вслед за этим Пим зачитал вслух письмо лордов из Ирландского Пейла с просьбой проявить терпимость к католицизму. Он намеренно укрепил посеянные Джефсоном подозрения, поскольку хотел усилить противоречия между парламентом и королем. Он намеревался угрожать или сделать вид, что угрожает, выдвинуть обвинения против королевы. Перед лицом такого публичного оскорбления Карлу пришлось бы атаковать независимо от того, готов он или нет. Он был не совсем готов.
Пим едва успел закончить говорить, как какой-то встревоженный депутат – на этот раз роялист – предупредил его коллег, что на улице у Вестминстер-Холл идет драка. Лансфорд и несколько его товарищей, которых оттолкнули подмастерья, не сдержались и обнажили мечи. На этот раз обошлось без жертв, но за три последующих дня волнения стали более серьезными. Толпа заблокировала подступы к Вестминстеру со стороны реки, чтобы не дать епископам причалить и занять свои места в парламенте. С криками: «Нет епископам!», «Нет лордам-папистам!» – люди останавливали кареты на примыкавших к нему улицах и в сером зимнем свете протискивали в окна факелы, чтобы посмотреть, кто находится внутри. Архиепископ Уильямс, самым неподобающим для служителя церкви образом отбиваясь от каких-то неосмотрительных мерзавцев, боксерским ударом угодил одному в ухо, а другого сбил с ног, но подмастерьев было слишком много, и двоим пэрам-протестантам пришлось его спасать. Когда они помогли ему войти в палату лордов, его палантин оказался разорван. К вечеру толпа стала такой плотной, что маркиз Херфорд посоветовал епископам, которым удалось пробраться в палату, не выходить, а лорд Мэндвилл ради своей старой дружбы с Уильямсом тайком провел нескольких из них в свой дом, расположенный по соседству, чтобы они могли провести там ночь. На следующий день толпа, найдя себе лидера в лице безумного сэра Ричарда Уайзмена, за несколько лет до этого ставшего жертвой Звездной палаты, попыталась ворваться в Вестминстерское аббатство, но была отброшена королевской стражей. Упавшая черепица убила Уайзмена и на время отрезвила людей. Король осудил бунтовщиков и велел лорд-мэру, если потребуется, направить против них милицию Сити. Всем своим придворным он приказал иметь при себе мечи, чтобы защитить себя и его.
При поддержке Дигби, уверенного, что все будет хорошо, Карл упорно следовал своему плану. 29 декабря он дал для Лансфорда и высших офицеров рождественский обед в Уайтхолле. Когда они, возбужденные вином и хорошей компанией, вышли на улицу, подмастерья, толпившиеся у дворцовых ворот, встретили их своим обычным криком: «Нет епископам!» Лансфорд, второй раз выхватив меч, пошел на них, и на этот раз случилась серьезная драка, прежде чем эти парни были вынуждены отступить, оставив позади нескольких раненых и арестованных. Слух о происшествии разнесся по всему Сити, и обозленные подмастерья собрались в темноте при свете факелов. Даже Джон Венн, похоже, испугался, что они могут натворить, и призвал их воздержаться от штурма дома лорд-мэра. Вместо этого они ворвались в одну из расположенных в Сити тюрем и лишь потом, усталые, разошлись по домам. В этот день оскорбительные эпитеты «круглоголовые» и «кавалеры» впервые приобрели свободное хождение. «Круглоголовый» было просто презрительным наименованием твердолобых, коротко стриженных подмастерьев, но слово «кавалер», которое так быстро стало ассоциироваться с весельем и галантностью, в то время, когда оно впервые было применено к людям короля, звучало как нечто отвратительное, поскольку походило на испанское «кабальеро», означавшее испанского солдата – жестокого гонителя протестантов и врага нации.
На следующий день, 30 декабря, архиепископ Уильямс сделал неразумный шаг. Дигби уже пытался внести в палату лордов предложение об исключении низов, потому что угрозы с ее стороны лишают текущую парламентскую сессию законной силы, поскольку нарушают свободу депутатов. Лорды отклонили это предложение, поскольку, будучи однажды принятым, такой принцип мог быть распространен на многие законодательные акты, принятые прошлой весной, и сделал бы их недействительными. Теперь идею Дигби высказал – возможно, по его совету – архиепископ Уильямс. В ходе торопливых консультаций со своими товарищами-епископами он составил протест против их насильственного исключения из палаты лордов, упирая на то, что при их отсутствии палата будет неполной и ее решения будут иметь сомнительную законность.