Война крылатых людей [Война крылатых людей. Сатанинские игры. Звездный торговец. Люди ветра. Право первородства. Повелитель тысячи солнц.]
Шрифт:
Ароматный ветер гнал маленькие, словно ватные, облака.
Она вдыхала в себя его прохладу.
После Экватории он казался просто целебным. Табита почувствовала удивительную пустоту внутри.
Зашелестели крылья. Рядом с ней кто-то опустился.
— Доброго полета тебе, Хрилл, — сказал женский голос.
Табита вздрогнула. Кто это?
— Айат! Доброго тебе приземления!
«Как монотонен ее голос, как тускло ее оперение. Я не видела ее с того дня на острове…» Табита взяла в обе руки ее когтистую ручку.
— Просто удивительно,
Поза Айат и мембраны, прикрывавшие глаза, были ей ответом. Табита обняла ее.
— Я искала тебя, — пробормотала Айат. — Я провела битву дома, а потом я пасла стада, потому что нуждалась в одиночестве. А кроме того, стране было нужно мясо. — Она прильнула головой к животу Табиты. — Потом я освободилась и отправилась на поиски…
Табита все гладила и гладила ее по спине.
— Я узнала, где ты служишь, и о том, что ты говорила, будто собираешься остановиться в Грее во время отпуска, — продолжала Айат. — Я ждала. Я расспрашивала в отелях. Сегодня мне сказали, что ты здесь. Я подумала, что ты должна прийти сюда.
— Что я могу сделать для тебя, подруга по цели, лишь скажи мне?
— Это трудно. — Айат, не поднимая глаз, до боли сжала руки Табиты. — Аринниан тоже здесь. Он работает в штабе своего отца. Я искала его и… — Звук подавленного рыдания, хотя итриане не плачут.
Табита догадалась:
— Он тебя избегает?
— Да. Аринниан пытается быть добрым со мной. Это самое худшее — то, что ему приходится заставлять себя…
— После того, что случилось…
— Кр-а-ах! Для него я уже не та. — Айат собрала все свои силы. — И для себя. Но я надеюсь, что Аринниан понимает лучше, чем я.
— Неужели он единственный, кто может помочь? А как твои родители, сиблинги, товарищи по чосу?
— Они ко мне не изменились. Отчего им было меняться? Во Вратах Бури то, что случилось со мной, считается простой неудачей, а не позором или ущербностью. Они не могут понять моих переживаний.
— А ты чувствуешь себя так из-за Аринниана, понимаю. — Табита посмотрела вдаль. В этот прекрасный день особенно остро ощущалось биение жизни. — Что я могу сделать?
— Не знаю. Может быть, ничего. И все же, если бы ты могла с ним поговорить… объяснить… попросить у него за меня прощения…
В груди Табиты всколыхнулась волна гнева.
— Попросить? У него? Где он?
— На работе, наверное. Его дом…
— Я знаю адрес. — Табита выпустила ее из объятий и выпрямилась. — Пойдем, девочка, хватит разговоров. Сегодня прекрасный день для полета, и у меня С собой все, что нужно, а когда день кончится, я останусь с тобой там, где ты окажешься. Я посмотрю, как ты засыпаешь.
…Опустился Сумрак, мазнул шафраном по серебристой глади воды, зажег ранние звезды. Табита приземлилась возле двери дома Аринниана. Окна были освещены. Она не стала пользоваться звонком, а Просто постучала.
Он открыл. Табита увидела, что он тоже похудел. Волосы цвета черного дерева казались особенно
— Хрилл! — воскликнул он. — Я никак… я не мог… проходи же, проходи!
В комнате царил беспорядок. По-видимому, ею пользовались только для того, чтобы спать и есть. Аринниан неуверенно подошел к ней. Их разговоры были короткими, чисто деловыми, и общались они только по фону, пока не началась новая битва. После этого они знали только о том, что оба живы, и это все.
— Я — я рад тебя видеть, Хрилл, — выдохнул он.
— Не уверена, чувствую ли я то же самое, — сухо отозвалась она. — Сядь. Я хочу хорошенько щелкнуть тебя по носу, глупая ты голова!
Некоторое время он продолжал стоять, потом повиновался. Табита увидела, как напряжен ее друг, и вдруг растеряла все сердитые слова. Текли минуты, а они молча смотрели друг на друга.
Дэннель Холм сидел перед тремя экранами, на которых виднелись изображения Льзу из Тарна, Мэттью Винери из Парламента и Хуана Кайала из Империи. Четвертый экран только что потемнел. Он передал записанное на пленку сообщение Треувея, высшего Вивана Итри, который умолял Авалон сдаться прежде, чем случится самое худшее, и всему Доминиону будут продиктованы самые жесткие условия Империи.
— Вы слышали, господа? — спросил Кайал.
— Мы слышали, — ответил Льзу.
Холм ощущал биение пульса в груди и висках. Он не то что ускорился, но превратился в громкое и твердое тиканье.
Ему страшно хотелось сигару — но нет, сейчас это недоступно, или выпить — но это нежелательно, а лучше всего было бы проспать год, и чтобы никто не тревожил! «Во всяком случае, — пронеслось у него в голове, — мы в лучшей форме, чем адмирал. Если мне когда-то и приходилось видеть голову мертвеца, то именно на этих плечах».
— Что вы говорите? — голос Кайала был голосом старика.
— Мы не испытываем желания драться, — объявил Льзу, — или усиливать страдания наших братьев. И все же мы не можем предать свой народ, проявивший к нам такое доверие.
— Марчварден Холм?
— Вы не посмеете возобновить нападение, пока здесь находятся ваши люди, — жестко сказал человек. — Я не хочу сказать, что мы станем их держать вечно. Я говорил вам раньше: мы не заключаем политических сделок, спекулируя судьбой мыслящих существ. И все же время и обстоятельства их освобождения должны быть хорошо продуманы.
Кайал перенес взгляд на следующий экран.
— Президент Викери?
Политик сопровождал свой ответ улыбкой.
— События вынудили меня изменить свое мнение в отношении стратегической картины, адмирал! Я остаюсь твердым в оппозиции к абсолютистским интересам. Мой уважаемый коллега, губернатор Саракоглу, всегда производил на меня большое впечатление своей благоразумностью. Вы недавно вернулись с продолжительных переговоров с ним. Несомненно, в них принимало участие много умных, хорошо информированных особ. Неужели нет возможности достичь компромисса?