Война Львов[СИ]
Шрифт:
— Не пора ли нам ударить? — поинтересовался Эдмунд Аредин, подъезжая к Диомелю.
— Не пора, — отрезал разозлённый фиариец.
Он понимал, что рыцарская кавалерия уже ничего не решит. Заболоченный берег Гильда, который, по его замыслу, должен был сковывать врага, теперь обратился в колоссальное препятствие для контратаки. Но делать нечего. При осаде лагеря (а в том, что она последует Диомель не сомневался) понадобиться каждый пехотинец, так что Вольфа надо спасать.
— Готовьтесь, — бросил он Аредину, надевая свой шлем-армэ.
Берег Гильда буквально вскипел под копытами нагльских рыцарей и их фиарийских союзников. Грязь летела во все стороны, так что враги стали похожи на каких-то болотных тварей, чем на людей. Мейсенцы, завидев подкрепление, подались назад, а в образовавшийся
От вражьего копья я уклонился, как учили в Гартанге, откинувшись в седле, насколько позволяла высокая задняя лука, и поворачивая корпус. Тяжёлое "жало" царапнуло по нагруднику моей кирасы, не причинив вреда. В ответ я ударил его владельца по ничем не защищённым рукам, он взвыл, хватаясь за обрубок правой, распоротой до кости левой. В спину его врезался ехавший следом, едва не вылетев из седла. Он-то и стал моей следующей жертвой. На сей раз я бил в плечо. Ошарашенный противник не сумел хоть что-либо предпринять и лишь удивлённо воззрился из-за забрала своего шлема на вставший торчком аванбрас, копья однако из рук не выпустил. Новый удар обрушился на его грудь. Алек, нанесший его, буквально прорубил кирасу, оставив на ней жутковатый след, похожий на рваную рану.
Головой крутить было некогда. Фиарийцы наседали. В первых рядах их рубился поразительно знакомый рыцарь в готическом доспехе и ведрообразном топхельме. Именно он помог нам с Алеком выбраться из деревни, когда мы собрались преследовать "покойников". И вот он мчится мне навстречу, размахивая странный мечом с клинком чёрного цвета, окантованным багровой полосой. Наши рыцари разлетались от него в разные стороны, настолько сильными были удары, обрушивающиеся на них. Навряд ли, я был его целью, просто он нёсся в одном направлении, прорываясь через наши ряды, он убивал ради самого убийства, таких у нас зовут Рыцарями Смерти, а в Эребре — берсерками. И тут на пути его встал Алек. Странный меч разрубил щит и наплечник моего друга, словно они были сделаны из бумаги, а не лучшей салентинской стали. Алек ударил в ответ, не думавшего об обороне врага, не обращая внимания на боль, но его клинок отскочил от доисходного топхельма. Я понял, что дело плохо и Алека пора выручать.
Я вонзил шпоры в бока коня, заставляя его одним прыжком преодолеть расстояние до схватившихся Генриха (я вспомнил, наконец, имя рыцаря) и Алека. Используя инерцию этого прыжка, я обрушил на топхельм свой меч, перехватив его обеими руками, щит давно превратился в плоский кусок мятого железа. Генрих покачнулся в седле, силушкой уж Господь меня не обделил, но и мои руки онемели — доспех у противника оказался прочнее чем я мог подумать. Тут же Алек ткнул его колющим в грудь — клинок лишь скользнул по кирасе, а опомнившийся Генрих изо всех сил рубанул его по шлему. Я вовремя успел подставить под удар свой меч и едва сумел удержать его, настолько силён оказался наш враг. Острая боль пронзила обе руки до самых плеч. Тем временем Алек ударил коня, заставляя подъехать вплотную к противнику и попытался ткнуть его в щель доспеха. Клинок не вошёл и на четверть дюйма, словно упершись в незримую и непреодолимую стену. Генрих глухо рассмеялся под топхельмом, но смех его оборвал удар шестопёра Орвика, обрушившийся на плоскую верхушку доисходного шлема. Звон пошёл гулять почти колокольный, что однако совершенно не смутило Генриха, он продолжал рубиться с нами как ни в чём не бывало — готический доспех принимал на себя все удары без какого-либо ущёрба для его владельца. Но и на помощь ему никто не спешил, слишком уж глубоко он забрался в наши ряды, фиарийцы с нагльцами подались к укреплённому лагерю, прикрывая отступающих мейсенцев.
И тут вновь запели горны, возвещая о наступлении второй чести сражения. В атаку пошли билефелецкие рейтары, загодя нанятые Орвиком на деньги престонских банкиров и ремесленных цехов, а также откупившихся сэров. Не одна Елизавета не брезговала наёмниками.
Могучие, почти все как на подбор вороные, кони неслись, сминая палатки, за которыми были укрыты до времени. Стальная волна врезалась во фланг противника, сминая мейсенцев, своих дальних родичей, билефельцы сшиблись с рыцарями. Мы же вышли из боя, предпочитая отдых той резне, что творилась в нескольких ярдах от нас. Наш противник, Генрих, также подался назад, отбиваясь от нас, он однако понимал, что против всех руанских рыцарей ему не продержаться и пары
Когда битва почти вплотную приблизилась к частоколу, а салентинцы изготовились к залпу, из-за спин рейтар вылетели полдесятка лёгких конников в гусарских ментиках и доломанах режущих глаз алых и зелёных цветов. Это были наёмники из далёкого Вольного княжества Штирии, воинственного соседа Мейсена, оправдывавшие свою репутацию самого лихого народа в мире. Сейчас их кривые сабли, иначе карабеллы, покоились до поры в ножнах, а в руках они сжимали глиняные горшки на длинных ремнях, начиная раскручивать их, а за ними уже тянулся дымный след. Салентинцы не успели сориентироваться и дать залп по стремительно подлетевшим к частоколу гусарам. Горшки взвились в воздух и врезались в брёвна.
Взрыв, казалось, потряс землю у нас под ногами. Многие вылетели из сёдел, однако готовые к этому рейтары буквально на плечах нагльцев и фиарийцев влетели в лагерь, учиняя резню среди ошарашенных врагов. С фланга их поддержали гусары, лихо бившие из седёл пехотинцев из своих коротких пистолей.
Такая с позволения сказать битва длилась не больше получаса. Спастись удалось только королеве Елизавете, которая с небольшим отрядом верных ей рыцарей сумела вырваться из обречённого лагеря и скрылась где-то на мятежном севере, а позже, по слухам, бежала на континент.
Тогда у частокола горящего лагеря нагльцев нам казалось, что Война львов закончилась и Страндар навеки успокоился под сенью Руана — потомка Фолксов. Но это было далеко не так.
Глава 5
Мир воцарился на многострадальной земле Страндара, им наслаждались все от простых крестьян, чьи поля больше не вытаптывали армии, и ремесленников, которые больше не были вынуждены каждые две недели забираться на стены и оборонять их, до дворян, чьи замки не горели, а лены не разоряли, и придворных, которые, наконец, смогли продолжить вести свою обычную беззаботную жизнь, вместо того, чтобы воевать то за Апонтайном, то едва ли не на собственных землях. В такой благостной обстановке прошло несколько лет после победы над Елизаветой и даже на женитьбу короля на Генриетте Крей глядели сквозь пальцы, хоть она и приходилась дальней родственницей недоброй памяти Скрианов. А вот когда Престон и королевский дворец начала наполнять её многочисленная родня. Гордыней они практически не уступали своему предку, изгнанному на материк и первой их жертвой стал, естественно, властолюбивый граф Орвик, всё то время практически единолично правивший королевством, его величество предпочитал государственным делам пиры, балы и турниры. Это положение вполне устраивало моего бывшего сэра, но долго продлиться это не могло.
Первой ласточкой грядущих событий послужила нашумевшая дуэль между Алеком и племянником её величества Бенедиктом Креем. Повод был пустяковый и по прошествии стольких лет я его уже не могу припомнить, важен результат. На заднем дворе разрушенной во время пожара церквушки, которую так и не стали восстанавливать, жарким летним утром стояли четверо дуэлянтов. Вернее двое дуэлянтов и двое секундантов, как и положено по кодексу. Вторым секундантом был брат Бенедикта Бенджамен.
— Ещё раз, — произнёс я ритуальную фразу, — я предлагаю вам примириться.
Ответом мне было молчание. Алек и Бенедикт замерли, готовые скрестить клинки одинаковых шпаг из коллекции Орвика, которые я умыкнул у него под предлогом желания попрактиковаться в фехтовании. Не стоит упоминать, что ни мой бывший сэр, ни король ничего не знали о дуэли.
— Тогда, к бою, господа!
Быстрый свист, звон шпаг. Бенедикт был неплохим фехтовальщиком, Алек — превосходным. Казалось, он просто издевается над противником, дразня его финтами и обманными выпадами и каждый раз останавливаясь за мгновение до того, как шпага должна вонзиться в тело. Наблюдая за их поединком, я не понимал одного — зачем Креи устроили всё это. Ни один из них не был достаточно хорошим фехтовальщиком, чтобы противостоять Алеку, а затевать драку без надежды на успех — глупо. Но вот уж в чём в чём, а в глупости заподозрить родственничков её величества никак нельзя. Не того полёта птицы. Значит они что-то замышляют и им нужна дуэль, а не её результат. Настораживает.