Война меча и сковородки
Шрифт:
Годрик тоже был занят, сопровождая гостей на охоту или до дома, когда пьяных господ сваливали в кареты и развозили, как молочники развозят кувшины с молоком. После памятной ночи Эмер видела мужа всего три раза, и ей не всегда удавалось перекинуться с ним взглядом, не то что словом.
Епископ Ларгель не досаждал ей, но она кожей ощущала его взгляд - тяжелый, мрачный, обещающий все кары небесные и земные, буде приказание лорда Саби не окажется выполненным.
Вороны, которых много вилось вокруг замка, вызывали у Эмер такие же ужас и отвращение. При первой возможности, когда никто не мог видеть, она швырялась в противных птиц камнями, надеясь, что если епископ умеет оборачиваться птицей, то однажды ему придется несладко.
По ночам ей снились лорд Саби и епископ Ларгель, и она просыпалась в холодном поту. Но это были всего лишь сны, а наяву добавились новые трудности.
Наступил день, когда Эмер вынуждена была повязать фартук, вооружиться длинной серебряной ложкой, и отправиться на ненавистную кухню. Оказалось, что не сковородки были её главными врагами. Повара отказывались подчиняться приказам новой хозяйки, вели себя заносчиво и даже дерзко, но так умело маскируя своё отношение под соусом вежливости, что Эмер не находила, к чему придраться. Поварята открыто смеялись над этим, и новая хозяйка Дарема сильно подозревала, что дело тут не обошлось без вмешательства Острюд. Она иногда появлялась - с необычайно довольным лицом заглядывала в кухню, и тут же уходила, сопровождаемая горячими и искренними пожеланиями доброго здоровья от поваров и подмастерьев.
Если с этим Эмер могла смириться, скрепя сердце, то невозможно было стерпеть, когда первый же обед, приготовленный под её присмотром, оказался пересоленным.
Тут Эмер узнала ещё об одной неприятной обязанности хозяйки Дарема - ей пришлось извиняться перед голодными и раздосадованными гостями. В дело пошли галеты, колбасы и сыры, но гости всё равно выражали недовольство. Вторая трапеза оказалась немногим лучше - жирное мясо недоперчили, и Эмер снова опавдывалась. После этого свекровь посчитала нужным сделать невестке внушение, а Острюд выразила недовольство, звеня серебряным голосочком и хлопая ресницами, как дитя невинное.
А когда к ужину была подана подгоревшая утка, Годрик тоже не остался в долгу и не пожалев самолюбия Эмер открыто насмешничал над неумением жены управлять кухней.
– Даже не ждал, что моя супруга окажется хорошей хозяйкой, - громко сказал он соседу за столом, чтобы услышала Эмер, - но чтобы настолько... У них там в Вудшире едят сырое мясо, так мне рассказывали.
Когда выпало два часа отдыха, Эмер убежала на замковую стену, чтобы вдосталь отругать Годрика, его требовательное семейство и гостей, которые столь переборчивы в еде.
Здесь и нашел её Тилвин, который проверял посты.
– Все гости в зале, а ты почему одна, невестка?
– спросил он, поздоровавшись.
Эмер вымучено улыбнулась. Больше всего ей хотелось зареветь, уткнувшись Тилвину в плечо, но гордость удержала от этого поступка.
– Просто устала, - сказала девушка, теребя концы вязаного пояска.
К пояску крепилась сумочка из бархата, а к ней - бубенчик, по последней моде. Весёлый перезвон показался Эмер насмешкой, и она досадливо засунула руки под мышки.
Тилвин сразу же понял её настроение, словно прочитал мысли.
– Годрик?
– спросил он.
– Высокомерный болтун, - выплюнула Эмер с раздражением.
– Ведёт себя, будто брат короля, а не племянник королевы! А мои предки были настоящими королями! Спесивый, высокомерный пустозвон - вот кто твой кузен.
– Годрик - он хороший, - сказал Тилвин раздумчиво.
– Да, порой ведёт себя спесиво, но он - единственный наследник всего оружейного дела Эстландии, тут любой задрал бы нос.
– Пусть бы задирал нос, но язык держал за зубами, - ответила Эмер резко.
– Когда надо, он умеет молчать, - Тилвин вдруг прыснул в кулак.
– Чего это ты?
– спросила Эмер подозрительно. Сейчас в этом замке ей от любого слышалась насмешка.
Тилвин догадался и поспешил утешить:
– Не принимай на свой счёт. Просто вспомнил кое-что про Годрика...
– Что же? Расскажи!
– Эмер против воли подалась вперёд, и глаза её загорелись от любопытства.
– Мне исполнилось шестнадцать, а Годрику - четырнадцать, - начал Тилвин, - это было до рыцарского посвящения. Наступил праздник зимнего солнцеворота, и в Дареме все гуляли. А нам, юнцам, не полагалось сидеть в общем зале после полуночи. Нас - меня, Годрика и ещё нескольких сыновей джентри - прогнали в гостевые комнаты. Представляешь? Праздник, пиры и развлечения, а мы сидим, как пленники. Мы связали простыни и решили отправить кого-нибудь за медовухой в деревню. Бросили жребий, выпало идти Годрику. Мы спустили его из окна... Вон из того, - Тилвин указал на окно третьего этажа, под которым росли пушистые ели.
– Он сбегал к вилланам, купил медовухи и вернулся. Мы подняли его в комнату, выпили, решили прикупить ещё. Годрик был уже хорошо навеселе, да и мы не лучше. Опять спустили его на простынях, он сходил в деревню, вернулся, начали поднимать, и когда он висел на уровне второго этажа, в комнату вдруг вошел наш наставник - сэр Моран. У него был голос, как труба. Когда он заорал: «Что это вы делаете, сопляки?!», - мы с перепугу... отпустили простыни.
Эмер ахнула, прижав ладони к щекам, но Тилвин продолжал:
– Сэр Моран осмотрел комнату, ничего подозрительного не нашел, окно закрыл и оставил нас. До сих пор думаю: как он не заметил, что Годрика нет? Не иначе, сам был пьян. Как только он ушел, мы бросились к окну. Смотрим вниз, а там, в ёлочках, лежит наш Годрик - руки ноги в разные стороны - и не шевельнётся. Мы орали ему, орали - молчит. Перепугались страшно. Думали, разбился насмерть. Как сейчас помню, сэр Ламорак (тогда просто Бон) отвлёк наставника - наплёл ему какую-то ерунду, а мы проскочили незаметно, соврали стражникам, что их зовет леди Фледа, и помчались во двор. Прибегаем к ёлкам - а там никого нет. Обежали замок - Годрика и след простыл. Делать нечего - возвращаемся, гадаем, куда он делся, а в комнате сидит Годрик, пьет медовуху и ругает нас, на чем свет стоит. Оказывается, когда он упал, у него помутилось сознание. Не от удара - от выпитого сверх меры. Пришел в себя - лежит в ёлочках, в снегу, замерз, как собака. Звал нас, мы не откликнулись, пошел стучаться с главного входа - не замерзать же. Пришёл, а у ворот нет стражи. Он спокойненько прошёл через главный вход, поднялся в комнату и продолжил пить в гордом одиночестве. Мы разминулись с ним, когда его искали. Но самое главное, невестка, он, когда летел со второго этажа - даже не вскрикнул. Вот ведь выдержка?
– в голосе его чувствовались гордость и зависть.
Эмер хохотала, прислонившись к стене. Тилвин смотрел на её веселье с улыбкой.
– И ни одной бутылки не разбил, - добавил он и вернул ей её прежние слова: - Ты смеешься. Я рад, что развеселил тебя.
– А уж как я рада, - призналась Эмер, смахивая слёзы, выступившие на глазах.
– У вас с Годриком была весёлая жизнь. Мне хотелось бы узнать о ней больше. Расскажешь ещё что-нибудь?
– Всенепременно расскажу, - пообещал Тилвин.
– Но не сейчас. Меня ждут возле рыцарских казарм, так что прости - надо идти.
– О! Это ты прости! Столько времени потратил на меня. А можно пойти с тобой?
– К казармам?!
– Обожаю казармы, - призналась Эмер, делая вид, что не замечает удивления Тилвина.
– К тому же, я - хозяйка. Мне надо знать своих рыцарей.
Насчет этого Тилвин сомневался, но желанию Эмер препятствовать не стал. Они спустились во внутренний двор, обогнули сад и вышли к одноэтажным длинным домам, где жили безземельные сыновья джентри, мечтавшие стать рыцарями, оруженосцы и сами рыцари. Перед казармами простиралось ровное поле шагов на сто в длину и ширину. Земля здесь была так утоптана, что даже трава не росла. На этом поле проходили тренировки, и у Эмер сразу воинственно затрепетали ноздри, едва она увидела, как лениво разминались голые до пояса мужчины в шрамах и прыгали с деревянными мечами подростки.