Война меча и сковородки
Шрифт:
У Эмер оказался младший козырь, и она зашла сразу с двух шестерок - кубков и пентаклей. Годрик отбил заход семерками, и ход перешел к нему. Они подцепили по две карты из общей колоды, цепко посматривая друг на друга поверх карточных вееров, и игра пошла полным ходом.
Первую партию Эмер с треском продула.
Годрик откинулся на локти, посматривая насмешливо и лениво, а она нахмурилась, не зная, как поступить дальше.
– Что же ты?
– поддразнил он её.
– Слово Роренброков ничего не значит? Уговор был - проигравший снимает что-то из одежды. Снимай. Я жду. Или сдаешься после первого же поражения?
Подумав, Эмер стащила с ноги подвязку и бросила ее на пол.
– Принимается, - сказал Годрик и перетасовал карты для второй раздачи.
Эту партию Эмер снова проиграла. Причем, проиграла подчистую, даже с главными картами. Ерзая на кровати, она почти с ненавистью смотрела на Годрика, который склонил голову к плечу, ожидая, когда она снимет следующую деталь туалета.
Вторая подвязка полетела на пол вслед за первым, а Эмер поклялась обыграть мужа в третий раз, во что бы то ни стало.
Проиграла она и в третий раз, и в четвертый, и в пятый, и на полу уже лежали чулки, сетка для волос, браслет из сухих ягод - от ведьминого сглаза, верхняя рубашка и грудная повязка, и ещё короткие штанишки из полотна, с разрезом по шагу, отороченные тонким кружевом. Снимая их, Эмер мысленно призывала на голову Годрика все кары небесные, а он с интересом следил за её разоблачением, но, похоже, никакого любовного волнения не испытывал.
Теперь на девушке остались лишь нательная сорочка без рукавов, короткая до неприличия, к ней привязывались чулки, и ещё монета, подаренная Годриком. Эмер стало жарко при одной мысли, что он может увидеть её талисман. Тогда точно насмешек и обвинений не оберёшься.
– Больше на тебе ничего не осталось?
– услужливо спросил Годрик.
– Одна лишь рубашка?
– Больше ничего, - отрезала Эмер.
– Раздавай.
В этот расклад ей выпали хорошие карты, и она была уверена в победе. Два всадника и дама. Миг - и она выложила карты на подушку.
– Неплохо, - промолвил Годрик, крутя головой.
– Что, пролетел?
– Эмер потерла ладони, довольная победой.
– Снимай рубашку!
Но он почему-то медлил, разглядывая её карты.
– Неплохо, - повторил он, - но у меня лучше, - и выложил двух дам и короля.
Немыслимо! Эмер захлопала глазами. Даже масти совпали.
– Никогда не видела более везучего наглеца, - сказала она в сердцах.
– А я - более невезучей деревенщины. Сорочку долой! Уговор дороже золота.
Эмер стрельнула глазами из стороны в сторону, но Годрик по-своему понял её замешательство.
– Снимай, снимай, мы же муж и жена, всё-таки, - подбодрил он её и вдруг закашлялся.
Эмер медлила. Она ничего не имела против, чтобы раздеться перед мужем, но в том случае, если бы он разделся и сам. А оголяться одной - в этом было что-то постыдное и ужасно несправедливое. И ещё монета. Вот уж позабавит его открытие, что она таскает на себе монету, которую он бросил нищему в подворотне. Девушка сидела, опустив голову, не зная, что предпринять.
– Решила нарушить слово? Я бы не нарушил, если бы проиграл. Что ж, буду знать, что в деревне верность слову не в чести...
Девушка подскочила, оскорблённая до глубины души.
– Я-то всегда держу слово, - сказала она сквозь зубы, отвернулась и потянула вязки сорочки.
Шнурок развязать ей не удалось, но она перекинула монету на спину, спрятав под распущенными волосами. Если Годрик не проявит чрезмерного любопытства, ей удастся сохранить тайну. Стянув последний предмет одежды через голову, она бросила сорочку на пол, к остальным вещам. Хорошо, что пришлось сидеть за подушкой...
– Так не пойдет, - объявил Годрик, - встань, чтобы я полностью получил свою награду за выигрыш. Ведь если бы ты меня раздела, то разглядывала бы всего и всюду.
– Чтоб ты счернел!
– пожелала ему Эмер.
– Ругайся, - разрешил он ей, - но уговор выполни. Встань и пройдись до двери. Этого будет достаточно.
Красная, как вареный рак, Эмер поднялась с кровати.
– Не бойся, - продолжал разглагольствовать Годрик, - я видел столько голых девиц, что не потеряю голову при виде ещё одной, оставшейся без платья. Да и терять-то тут не из-за чего, как я посмотрю...
– Попридержи язык!
– вскипела Эмер.
– Иди до двери, - велел Годрик.
И она пошла, даже не пытаясь прикрыться, и гордо вскинула голову, совсем по-королевски. Пусть смотрит, пока глаза не повылазят. Сравнил её с другими... Эмер была в ярости, но горечь от слов мужа отравляла сердце сильнее. Видел многих... Кого это? Вилланок? Сравнивал ее с вилланками? Или его несостоявшаяся невеста, леди Дезире, оказалась желаннее?..
Последняя мысль не успела укорениться и причинить больше сердечной боли, потому что дверь без стука распахнулась, и на пороге возникли леди Фледа, Острюд и женщина в монашеском одеянии.
Голая Эмер повергла их в остолбенение. Несколько секунд в спальне царила могильная тишина, а потом Острюд завизжала, как резаная, а монахиня разразилась молитвами, больше напоминавшими проклятия.
Эмер схватила рубашку и поспешила укрыться за балдахином, желая провалиться сквозь каменный пол.
– Что здесь происходит?!
– прогремела леди Фледа.
– Годрик! Почему твоя жена ходит в таком неподобающем виде?!
– Ну что вы взъярились, - ответил этот негодник, - у моей жены свои привычки. Разве вы не знали, что в Вудшире люди предпочитают ходить голыми? Жена говорит, что так полезнее для здоровья - тело приобретает особую гибкость и выносливость...
– Что за бред?!
– возмутилась леди Фледа, позабыв, что благородной даме приличествует держать себя в руках при любых обстоятельствах.
Годрик покаянно вздохнул:
– Бред, ваша правда, леди Фледа. На самом деле, моя жена так торопилась исполнить супружеский долг, что едва я переступил порог спальни, сбросила с себя одежду и помчалась закрывать двери. Я даже не успел сказать ей, что вы вместе с матушкой настоятельницей пожелали сегодня навестить нас, чтобы прочитать молитву по соглашению над брачным ложем.