Война орхидей
Шрифт:
– В любом случае, избавляться от пистолета, пряча его, например, за мусоропровод, сейчас просто глупо, - сказал Игорь.
– Так что пошли.
– Пошли.
Они вышли из короткого коридорчика, в который выводили лифты, на основную часть лестничной клетки, позвонили в дверь нужной им квартиры.
Некоторое время стояла тишина. Потом за мощной дверью послышались шаги, и чей-то голос спросил:
– Кто?
– "Литовец", - ответил Гитис.
Дверь отворилась, и приятели увидели человека чуть старше средних лет, по внешнему облику - явно северокавказского горца, с черными внимательными глазами, с аккуратно ухоженной бородой, в которой активно намечалась проседь.
– Тимур Хаджиевич?
– осведомился Гитис.
– Он самый. А это кто с вами?
– Мой телохранитель, - ответил Гитис.
– Ну, это вы зря...
– проворчал Зараев,
– Ведь дело у нас очень личное, щепетильное... Я-то, как видите, всю свою охрану отпустил на два часа. Хоть и верные люди, но чем меньше ушей может услышать, тем лучше.
– И не боялись её отпускать?
– улыбнулся Гитис.
– Нисколько. А чего мне бояться? Они знают, кого я жду. Значит, если бы, вернувшись, они нашли меня мертвым, то открыли бы охоту на вас. И быстро бы вас настигли, где угодно вы спрячься, хоть в какой-нибудь Латинской Америке... Я полагал, что и вы это понимаете, и не станете совершать опрометчивых поступков.
– Да, но про меня-то никто не знает, что я поехал к вам, - возразил Гитис, пока Зараев, пропустив их в прихожую, тщательно запирал за ними дверь.
– И потом, это не просто телохранитель. Это мой друг. У меня от него тайн нет, и я всегда полагался на него как на самого себя.
– Ну, ваше дело...
– с сомнением обронил Зараев.
– Прошу в кабинет.
Они прошли в просторный кабинет, казавшийся ещё больше из-за окна почти во всю стену, смотревшего на длинную и широкую лоджию. Внушительную часть кабинета занимал старинный письменный стол красного дерева - из тех столов, про которые говорят, "хоть на велосипеде катайся". Зараев уселся за этот стол, в красного же дерева кресло, и жестом предложил гостям сесть в два кресла напротив - современные и не такие шикарные, но все равно очень мягкие и удобные.
– Итак, - сказал он, - вас заинтересовало мое предложение, раз вы приехали?
– В принципе, да, - сказал Гитис.
– Но хотелось бы конкретнее. Что вы имели в виду, говоря о вкладе, который дороже любых денег?
Зараев тонко улыбнулся.
– Я имел в виду то, что говорил. У меня есть человек в Париже, который готов выдать под мое предложение чек на любую сумму. До меня доходили слухи, что вы в свое время каким-то образом "дружили", - он интонацией подчеркнул это слово, - со спецслужбами, поэтому для вас не составит труда вывезти за границу то, что мы будем называть "моим вкладом". Это получится даже больше той суммы, которая вам нужна.
– А ваш интерес?
– спросил Гитис.
– Если фильм провалится - как я с вами рассчитаюсь?
– Ни один фильм не может провалиться настолько, чтобы совсем ничего не принести, - мягко проговорил Зараев.
– И потом, насколько я знаю, в Европе и Америке можно застраховать фильм на случай неудачи. Если сборы от проката и продажи видеокассет окажутся ниже определенного уровня, то страховая компания выплатит вам компенсацию, так?
– Так, - кивнул Гитис.
– В свете всего этого, согласитесь, я вполне могу рассчитывать, что мои деньги ко мне вернутся.
– Даже без прибыли и без процента?
– Гитис нахмурился.
– Моей прибылью, как и тем процентом, который вы мне уплатите, - так же мягко объяснил Зараев, - станет то, что деньги будут пропущены через производство фильма и осядут на моем счету, придя из чистого источника. Никто уже не сумеет проследить связь полученной мной суммы с продажей... скажем так, некоей редкости. Нет-нет, могу заверить вас, что эта редкость попала ко мне абсолютно законным путем, доставшись по наследству. Однако вокруг неё переплетено слишком много посторонних интересов, и мне бы не хотелось, чтобы пошел слух, будто это я её продал. Мне могут пожелать отомстить те, кто тоже готов сейчас выложить за неё любую сумму - но в чьи руки я не хочу её отдавать, по личным соображениям.
Гитис некоторое время молчал, обдумывая эту обтекаемую речь.
– Чтобы принять решение, мне нужно знать, что это за редкость, о которой вы говорите, - сказал он наконец.
– Это справедливо, - согласился Зараев.
– Пожалуйста, можете посмотреть.
Он выдвинул ящик своего стола и извлек оттуда книгу в твердом кожаном переплете, потемневшем от времени.
– Как вы знаете, - продолжил он, - арабы, изобретатели алгебры, верили, что в основе всего лежит математика и что с помощью алгебраических уравнений можно проникнуть в суть всех вещей. Существуют средневековые трактаты, через алгебру рассматривающие проблемы медицины и искусства.
– Особый раздел этого труда посвящен орхидеям - цветам, которые очень интересовали арабов. Через алгебру они попытались осмыслить особенности каждого вида, пути улучшения его свойств, а также его магические особенности - какой вид больше помогает для укрепления любовного пыла мужчин, какой - женщин, почему пропорции между размером цветка и толщиной стебля определенного вида, так же как геометрия цветка, могут подсказать, какую часть этого вида лучше использовать в магических обрядах и зельях: цветы, листья или псевдоклубни... Один из авторов манускрипта явно побывал в Китае, потому что здесь даны описания и, в великолепных миниатюрах персидского стиля, цветные изображения видов, которые, как считается, впервые открыл Август Маргари полтысячи лет спустя, перед тем, как погибнуть в Бирме. Что само по себе, как вы понимаете, повышает ценность манускрипта в несколько раз. В общем, я вам так скажу: любой собиратель редких книг выложит за этот манускрипт сумму, измеряемую сотнями тысяч долларов, а сколько даст за неё любитель орхидей - даже представить страшно. Конечно, во многом средневековые авторы ошибались, но, повторяю, здесь раскрыты такие секреты этих цветов, за которые их настоящим обожателям не жалко будет и душу заложить!
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Андрей честно добрался до Баковки и честно сносил сейчас разглагольствования Курослепова, но находиться рядом с этим человеком требовало от Андрея почти всех душевных сил. Так можно сносить присутствие огромного слизняка где-нибудь в тесной пещере, в которой требуется пересидеть нужное время... Андрей рассматривал Курослепова с каким-то внутренним изумлением: руки, ноги, голова, нос, уши - все, как у нормальных людей, и, конечно, он, со своим солидным видом, способен производить самое благоприятное впечатление и на журналистов, и на своих зарубежных партнеров, и на деятелей науки и искусства - если он, как многие объевшиеся нувориши, "меценатствует" и отваливает премии своего имени или имени своих компаний и фондов. И вся эта благопристойная человеческая оболочка существует только для того, чтобы скрывать невообразимые грязь и смрад: лопни она - и пол-Москвы отравится ядовитыми испарениями. "Дивно создан человек", - с горькой иронией подумал Андрей.
– ...А? Что?
– откликнулся он. Погрузившись в свои мысли, он не расслышал очередной вопрос Курослепова.
– Я говорю, наверно, Терентьев напал на совсем свежий след, раз решил, что важнее идти по нему, чем находиться здесь, - сказал Курослепов. Может, все-таки расскажешь?
– Я не знаю толком, - ответил Андрей.
– Поэтому боюсь сказануть лишнее. Но Игорь был очень взволнован и напряжен.
– Но хоть кого он подозревает? Не обязательно имя, хотя бы из какого круга этот человек?
– Я думаю, он сам все объяснит, - опять уклонился Андрей от прямого ответа.
– Во всяком случае, мы выяснили достаточно, чтобы предотвратить дальнейшие покушения на вашу жизнь.
– И вернуть орхидеи?
– сразу же осведомился Курослепов.
– Да, разумеется... Кстати, насчет орхидей. Я хотел бы ещё раз осмотреть оранжереи, из которых они были похищены.
По правде говоря, Андрей не рассчитывал найти в оранжереях ничего особенного. Но ему не пришлось бы общаться с Курослеповым, пока он их осматривал бы - а уж он постарался бы затянуть осмотр. Игорь обещал вызволить его при первой возможности, позвонив и отозвав по срочным делам и Андрей надеялся, что эта возможность не заставит себя ждать.