Война претендентов
Шрифт:
Кореец резким движением поднялся на ноги.
— Не родина это, а пустыня! Утром мы с Римо уезжаем. С тобой или без тебя.
— Ты уже говорил с ним?
— Конечно. Не думай, что сможешь уговорить моего приемного сына, сына по духу, остаться с тобой здесь, в пустыне. Он предпочтет носить сандалии, как и я.
— Пока что он носит мокасины, — тихо возразил Санни Джой.
— Эта индейская блажь продлится у него недолго.
Санни Джой тоже поднялся и сказал:
— Я не собираюсь останавливать ни одного из вас.
— Все равно тебе не удастся полностью перетянуть Римо на свою сторону!
— Мой сын уже взрослый мужчина. После смерти его матери я, погрузившись в глубокую скорбь и отчаяние, оставил его на чужом пороге, тем самым раз и навсегда отказавшись от своих родительских прав. Да, в нем течет моя кровь, но он твой сын по духу. И я бесконечно благодарен тебе за то, что ты взял на себя труд воспитать его.
Санни Джой протянул Чиуну свою большую загрубевшую на ветру руку.
Мастер Синанджу демонстративно скрестил руки на груди, сунув их в рукава своего кимоно.
— Только не думай, что с помощью сладких слов и фальшивых деклараций тебе снова удастся обвести меня вокруг пальца! — жестко произнес кореец.
— Мои слова исходят от самого сердца.
— Ты жалкий шарлатан и только что продемонстрировал это. А вдруг если я отвечу на рукопожатие, у меня отвалятся пальцы?
Санни Джой медленно опустил руку.
— Я благодарен тебе за то, что ты привел сюда моего сына, и никогда этого не забуду. Но теперь у него своя жизнь, и я не собираюсь в нее вмешиваться.
— Тогда так ему и скажи! — поспешно воскликнул Чиун.
— Зачем? Он и сам знает.
— Нет, лучше все-таки скажи, — настаивал мастер Синанджу. — Потому что порой он и сам не знает, чего хочет. Скажи, что ему следует пойти дорогой его предков.
— Каких?
— Чистокровных предков! — выпалил Чиун.
— Римо поступит так, как считает нужным.
— Да, но мы должны направить его на истинный путь.
— Похоже, мы не сходимся во мнении. Я не стану уговаривать его уезжать или оставаться, у меня нет на это никакого права.
— Ты так же упрям, как и он! Теперь я знаю, откуда в нем такая твердолобость!
— Желаю тебе счастливого пути! Пусть шаги твои будут легки и быстры!
— Как хочу, так и пойду! — раздраженно выпалил Чиун, удаляясь прочь.
Наутро мастер Синанджу появился в хижине Римо. Тот сладко спал, укрывшись лоскутными индейскими одеялами. Ощутив присутствие человека, Римо тут же проснулся и мгновенно выпрямился на постели.
— Я уезжаю, — объявил мастер.
— Счастливого пути, — отозвался ученик.
— Ты едешь со мной?
— Мы уже обо всем поговорили, — невозмутимо отозвался Римо.
Чиун решительно вздернул подбородок и сказал:
— Я должен ехать.
— Езжай, если тебе так хочется.
— Мне вовсе не хочется! И почему ты такой... такой... такой...
— Понятливый?
— Нет!
— Милый?
— Нет!
— Сговорчивый?
— Чертов индеец! Ты точно такой же, как и твой отец!
— Покладистый? — удивился Римо.
— Фу ты!!!
С этими словами мастер Синанджу резко развернулся и рванулся прочь из хижины.
Подскочив к двери, Римо крикнул:
— Чиун!
Мастер Синанджу, выжидая, замер.
— А как же твоя речь?
— Я не собираюсь метать бисер перед свиньями!
Пожав плечами, Римо вернулся в хижину и снова лег спать. Ему понравилось спать долго, чуть ли не до полудня. Как же здорово никуда не спешить и спокойно валяться в постели!
Теперь ему хотелось не торопясь во всем разобраться и понять, как ему следует жить дальше.
Что же касается размолвки с Чиуном, то у них и раньше случалось подобное. И это всегда шло на пользу обоим — небольшой отдых друг от друга всегда освежал их дружеские отношения.
Учитель слишком хорошо знал ученика, чтобы пытаться навязать ему свою волю. Лучше немного подождать.
Глава 5
Анвар Анвар-Садат взглянул на золотой «роллекс», красовавшийся у него на запястье. Лимузин «линкольн-континенталь» мягко притормозил у ничем не примечательного здания напротив холодного монолитного комплекса зданий ООН на Ист-Сайд в Манхэттене.
Часы показывали 11.55. На корпусе арабской вязью была выгравирована надпись: «Дипломатия есть искусство одной рукой гладить собаку, а другой в это же время искать палку». Те, кто видел эти часы у Анвара Анвара-Садата, не без основания предполагали, что на них запечатлен какой-то стих из Корана. Ан нет! Египтянин по рождению, Анвар Анвар-Садат весьма поверхностно знал священную книгу всех мусульман, потому что принадлежал к коптской, христианской церкви Египта, и для него священной книгой была Библия.
Никто не назвал бы автора дипломатического трюизма на крышке наручных часов Анвара Анвара-Садата. Точно так же никто из знавших этого копта с вечно каменным лицом не мог себе даже представить, что у него есть чувство юмора.
Водрузив на свой прямой с горбинкой нос внушительные очки, он вышел из лимузина, застегнул на пиджаке все пуговицы и вошел в подъезд невзрачного здания без всяких вывесок. Лифт мгновенно доставил его на самый верхний этаж. Нажав на ручку двери темного орехового дерева с табличкой «Комната оперативных сводок», он вошел в полутемное помещение, голые белые стены которого были расцвечены желтыми и зелеными отблесками экранов многочисленных мониторов.
Смуглый мужчина, сидевший у терминала, взглянув на вошедшего, тут же вскочил.
— Господин секретарь! — Он крайне учтиво склонился перед Анваром Анваром-Садатом.
— Генерал, — спокойно поправил тот.
Мужчина еще раз поклонился и поправился:
— Господин Генеральный секретарь!
— Да нет же! Просто генерал! — чуть раздраженно произнес копт. — За пределами этой комнаты я Генеральный секретарь, но здесь ко мне следует обращаться «господин генерал». В конце концов разве не я командую самой большой армией за всю историю человечества?