Война претендентов
Шрифт:
— Неужели с ООН случится то же самое, что и с Лигой Наций в свое время? — спросил один из наиболее опытных журналистов.
Последний вопрос больно ужалил Анвара Анвара-Садата, но он решил не показывать виду и молча удалился к себе в кабинет.
Он сделал официальное заявление для прессы — гладкое и, по сути дела, бесполезное. Он ничуть не сомневался в том, что, не попадись он в тот день на глаза телерепортерам, на следующий день представители Генеральной Ассамблеи вели бы себя, как всегда, прилично, и никто бы даже не вспомнил о произошедшем накануне печальном инциденте. Ну упомянули бы в какой-нибудь
Но тут Генеральный секретарь сильно ошибался, ибо никакого следующего дня заседания Генеральной Ассамблеи не было! И по той лишь причине, что всех без исключения представителей срочно отозвали на родину для проведения важных консультаций.
Все, с кем удалось переговорить Анвару Анвару-Садату, давали весьма неясные, уклончивые, дипломатически безупречные объяснения своему срочному отъезду.
Все, кроме одного. Представителя США.
Она единственная позвонила ему после того, как скандал немного поутих.
— Господин Генеральный секретарь, госдепартамент США весьма озабочен случившимся в первый день заседания Генеральной Ассамблеи ООН.
— Ничего страшного не произошло, — как можно убедительнее проговорил Анвар Анвар-Садат.
— Насколько нам известно, все представители сейчас отозваны для проведения срочных консультаций.
— Уверяю вас, это только благовидный предлог. По правде говоря, я сам предложил устроить короткий перерыв в заседаниях, чтобы уменьшить накал страстей.
— В самый разгар дебатов по вопросу о Македонии?!
— Ну-ну! Можно подумать, что Македония за одну ночь прекратит свое существование!
— И все же госдепартамент хотел бы знать, что именно случилось в зале заседаний.
Генеральный секретарь обратил свой взор на потолок в поисках правдоподобного объяснения.
— Помните, какие события послужили пусковым механизмом первой мировой войны? — мягко начал он.
— Конечно, хотя лично я не была свидетельницей.
— В то время Европа представляла собой некий клубок всевозможных союзов и договоров без каких-либо посредников. Сегодня дело обстоит иначе, не так ли? А тогда злосчастное покушение в Сараево произвело эффект домино. Страны, связанные друг с другом договорными обязательствами, оказались в состоянии войны с государствами, с которыми на самом деле никогда не имели никаких разногласий. Организация Объединенных Наций и была создана для того, чтобы избежать подобных абсурдных ситуаций.
— В данном случае речь, полагаю, идет о Лиге Наций, — съязвила американка. — Однако меня не надо агитировать за новый мировой порядок. Я бы хотела услышать прямой ответ на мой прямой вопрос. Итак, что же произошло в зале заседаний Генеральной Ассамблеи?
— Ну хорошо, — едва скрывая недовольство, отозвался Генеральный секретарь. — Двое представителей повздорили между собой. Дело настолько пустяковое, что я уже забыл их имена. Один ударил другого, вмешался третий, страна которого поддерживала добрососедские отношения со страной подвергшегося нападению. Этот третий, в свою очередь, тоже поддал нападавшему. Разгорелась настоящая потасовка. Совсем как тогда, перед первой мировой войной, только без кровопролития.
— Ну не совсем так. Кубинский обозреватель съездил мне по носу.
— Весьма сожалею. Надеюсь, кровотечение уже прекратилось?
— Из моего носа — да, а вот нос кубинского обозревателя, наверное, все еще кровоточит. А теперь давайте поговорим начистоту. Я присутствовала в зале и видела все своими глазами. Возможно, то, что вы рассказали, соответствует действительности, но только частично. Кто был тот старик на подиуме и что такого он сказал, от чего все собравшиеся внезапно пришли в неописуемое волнение?
— Должен признаться, я и сам этого не знаю.
— Вот это и есть прямой ответ на мой вопрос, — невозмутимо заключила американка. — Если вам удастся что-либо разузнать, прошу немедленно поставить меня в известность, поскольку мой Президент крайне заинтересован в подробной информации.
— Хорошо, мадам, — сухо отозвался Анвар Анвар-Садат и повесил трубку.
Неудивительно, что США в недоумении, подумал Генеральный секретарь. Когда дело доходит до тонкостей, Америка всегда заходит в тупик. Втайне Анвар Анвар-Садат периодически даже испытывал удовлетворение, поскольку так было гораздо легче формировать нужное политическое и общественное мнение. Но на сей раз неведение США относительно происшествия в зале заседаний не доставило ему никакого удовольствия. Ибо до разговора с представительницей Соединенных Штатов Садат, смирив на время свою гордыню, сам собирался позвонить ей, питая слабую надежду на то, что правительство США подскажет ему ключ к разгадке непонятного скандала.
— Мне нужен полный текст речи, произнесенной перед Генеральной Ассамблеей, — сухо бросил он своему заместителю.
Тот вынужден был признаться, что полного текста злосчастной речи не существует.
— Почему?
— Господин Генеральный секретарь! Поскольку выступление не было предварительно согласовано с секретариатом и произносилось на языке, к которому не были готовы наши переводчики, его полный текст отсутствует.
— Хорошо, что же все-таки удалось записать?
— Из-за неподготовленности переводчиков мы не сумели записать всю первую минуту речи...
— Ну, это я уже понял.
— Затем было отмечено заметное оживление корейских представителей, поэтому в работу тотчас включились переводчики корейского языка. На второй минуте.
— На второй?
— Потом слова старика заглушили крики и шум собравшихся, и переводчики не смогли продолжать.
Генеральный секретарь сокрушенно покачал головой.
— Так что же мы имеем? Только запись второй минуты?
— Записи далеки от совершенства...
— Я знаю! — нетерпеливо выпалил Генеральный секретарь. — Вы уже все объяснили!
— Я не то имел в виду. Записи несовершенны, потому что речь произносилась не на современном корейском языке, а на устаревшем диалекте.
— Каком-каком?
— На устаревшем северном диалекте.
— Так этот провокатор был из Северной Кореи?
— Полагаю, на вопрос вполне можно дать утвердительный ответ, но вдруг мы все же ошибаемся?
Генеральный секретарь тяжело вздохнул. Привычка формулировать свои мысли в расплывчатых дипломатических выражениях столь сильно укоренилась среди сотрудников ООН, что заставить их говорить ясно и недвусмысленно было почти невозможно. В общем-то подобная велеречивость всегда считалась достоинством, но сейчас крайне раздражала Генерального секретаря.