Война Симакова
Шрифт:
На мосту, через реку, стоял немецкий пост охраны. Поэтому, завидев арки, охрана облегченно выдохнула. В нескольких десятках километрах от реки начиналась территория Рейха.
А это значит, все вернутся домой живыми.
Как только мост оказался полностью в пределах видимости, паровоз издал протяжный гудок. Состав, пытался сбросить скорость.
Первые метры полотна перед мостом паровоз тормозил, что есть сил. Раздавшийся взрыв опрокинул его на железнодорожную насыпь. За паровозом по инерции потянулись на бок вагоны с награбленными ценностями и охраной. Платформу с зенитной установкой впереди паровоза подбросило вверх и перевернуло. Раздались ужасающие скрипы гнущегося металла, смешавшиеся с криками предсмертной агонии охраны и треском деревянной обшивки вагонов. К опрокинувшемуся составу, из кромки леса устремились десятки запряженных лошадями подвод с хмурыми бородатыми мужиками в телогрейках и шапках с красными околышами.
– Быстрее. Быстрее! – командовал Бульбенко.
Партизаны спрыгивали с подвод и бросались к перевернутым вагонам. Прикладами винтовок, они сбивали замки и вытаскивали ящики.
– Грузите на подводы, распоряжался Бульбенко.
Ничего не оставлять фрицам.
– А ты чего стоишь? – он наткнулся на замешкавшегося у подводы мальчугана лет 14 с автоматом через плечо.
– А куда мне? – звонко выкрикнул мальчуган.
Бульбенко махнул рукой:
– Стой пока здесь. А то и в правду только под ногами мешаться.
– Открывайте последние вагоны! Бульбенко хромая, поспешил в конец состава. Партизаны прикладом сбивали замки и помогали военнопленным спуститься.
– Кто не может идти, несите на телеги!
Вниз по насыпи стали сбегать красноармейцы и партизаны. Погрузка зеленых ящиков продолжалась. Груженые подводы быстро катились к опушке леса.
– Кажется все! – из открытого вагона высунулась голова одного из партизан.
– Точно все? – переспросил Бульбенко, поправляя сбившуюся шапку.
– Точно! – весело ответил партизан.
Бульбенко кивнул.
Слегка толкнув мальчонку, постоянно следовавшего за ним, он подмигнул ему:
– Беги вперед передай, что уходим.
Мальчишка побежал вдоль вагонов с криком: – Уходим.
Тимофей, подхватив одного из товарищей, следовал за подводой, в которой лежали двое бойцов, что уже не могли идти сами. Отряд выполнил свою задачу и теперь уходил в лес.
Внезапно воздух над лесом разрезал рев самолетов. Два Мессершмитта прошли над железной дорогой и взорванным составом в бреющем полете.
Раздирающий звук 1200 сильных моторов заглушил крики людей и автоматных очередей.
Самолеты пролетели настолько низко, что Симаков мог рассмотреть оскаленные физиономии немецких пилотов за штурвалом. Черные свастики на фюзеляже зловеще мелькнули и пропали.
Мессершмитты ушли за мост, но развернувшись, попытались атаковать партизан, дав несколько очередей по бегущим к лесу людям. Партизаны уже добрались до его опушки. Тени их фигур исчезали среди темных стволов деревьев, унося с собой награбленные немцами ценности и бывших узников.
Симаков прислонился к стволу сосны. Он только сейчас ощутил, как земля начинает уходить из-под ног, а на гимнастерке появилось широкое коричневое пятно. Боли не было. Точнее она была в какой-то момент, который он, отдавшись на волю стремительного бега упустил. Сейчас боль стала давать о себе знать. Но это было не так важно, как-то обстоятельство, что он был у своих. И он был жив. Но лес, отдельные стволы деревьев, кустарники стали сливаться в одно сплошное пятно. Тимофей взялся рукой за ствол и присел к его корням. Перед ним возникли фигуры людей, которые что-то у него спрашивали.
Затем пришла темнота.
Сквозь эту темноту он иногда слышал человеческие голоса и рев самолетного мотора, который перерос в монотонный гул.
***
Эшелон шел на восток.
Казалось, что стук железных колес состава о рельсы, сливается с биением человеческого сердца. И вроде бы все уже позади. Позади смерть, боль и отчаяние.
Эшелон шел на восток.
Шел мучительно долго. За окном мелькали станции, полустанки, разъезды. Время от времени эшелон останавливался. И тогда время тянулось бесконечно долго. Где-то слышались звуки солдатской гармони, а где-то доносились звуки губной гармошки. Тимофей очнулся.
Текст книги:
Медсестра протирала его руку ваткой, смоченной в спирте.
– Вот уже и все, – улыбнулась она. Теперь можете поспать. Он закрыл глаза. Июль бил в глаза ослепительным солнцем через грязное вагонное стекло.
– Куда мы? – прохрипел Тимофей, приподнявшись с подушки.
– Куйбышев, – ответил сосед.
В госпиталь.
– Подлатают тебя, браток, и пойдешь ты опять бить фашистов, как и прежде.
Тимофей сквозь зубы попытался улыбнуться в ответ. Видимо, дела его настолько плохи, что везут в госпиталь вглубь страны.
Госпиталь в Куйбышеве оказался не так уж плох. Тимофея быстро поставили на ноги и дали предписание на краткосрочные курсы стрелка-наводчика противотанковых орудий. Армии не хватало артиллеристов. Немецкие танковые клинья, словно горячий нож прорезали нашу оборону на всех стратегических направлениях.
Утро пришло с белесой пеленой холодного тумана. Он замаскировал единственную дорогу, что вела прямо на батарею капитана Быкова.
Артиллеристы согревались горячим чаем.
– Если немец пойдет, то ему туман в помощь будет, – прохрипел дед Карпо.
– Ну и нас тоже замаскирует, – бросил в ответ Демин.
А покатит этот зверинец по дороге, мы шум моторов обязательно услышим. Да и подпустим его хорошо. Нам сподручней будет, если бить прямой наводкой.
Дед Карпо покачал головой:
– Так оно сподручнее, а вот как получится: это еще надо поглядеть.
– А ты что, дед Карпо, думаешь: не устоим? – бросил ему Лежнев.
Дед Карпо криво усмехнулся:
– С таким героем, как ты, обязательно устоим. Но туман медленно таял. Сквозь его пелену уже пробивались теплые лучи апрельского солнца. Симаков размял затекшую шею и посмотрел на, стоявшую на ящике с боекомплектом дымящуюся чашку с чаем.