Война со смертью
Шрифт:
– Все хотят! скажите спасибо, что получили талон. У нас врачей не хватает, а ему сегодня надо, ишь, чего захотел, - произнесла девушка в халате, как-то пренебрежительно, не глядя на посетителя.
– Вы, должно быть, новичок, первый раз, так? Доживешь, не переживай, дедуля, а не доживешь, туда тебе и дорога. Много вас тут шлындает.
– Освободите аппарат, - сказала дама в очках, что стояла сзади.
– А вы, девушка, не отходите. Я тоже не знаю, как вести себя с этим аппаратом. Ты, сучка, рассказывай и показывай! тебе платят? платят, так отрабатывай, а то к Лидии жаловаться пойду. Наставили тут всякую ерунду. С
Веревкин вернулся с одним талоном. Он разозлился и дал себе слово не ходить больше в поликлинику. И дома сказал о своем решении во всеуслышание.
– А что делать?
– сказала супруга.
– Теперь без поликлиники никак. И мне уже пора. Ты еще, ежели бы не сердце, мог бы трудиться. Это эти оглоеды виноваты, выставили человека за два года до пенсии. Какой-то Музякин-Какин занял место... сколько раз я его кормила, поила и денег взаймы давала, которых он никогда не возвращал.
– Да, это его работа. Но, ничего не поделаешь. Везде так: чем больше добра делаешь человеку, тем он алчнее становится и старается тебе же ножку подставить. Словом, русский мужик не очень.
Александр Васильевич после трех месяцев пребывания в больнице, выглядел похудевшим, немного ссутулился, лицо стало желтоватым и украсилось несколькими глубокими морщинами, покрылось прыщами. Но он все равно не сдавался: совершал прогулки по пешеходным дорожкам, даже один раз на рынок прошелся, преодолев расстояние в два километра, старался не лежать на диване.
Отсюда
И ждал конца ноября. И дождался. В этот раз он получил медицинскую карту и отправили на третий этаж к врачу Орловой. В талоне было указано время, поэтому ему не пришлось долго стоять у кабинета врача.
– Рассказывайте, - произнесла Орлова, не глядя на больного.
– Что рассказывать? сердце. Будь оно неладное.
– Раздевайтесь и ложитесь. А чего, собственно, ко мне? Есть же кардиолог. К нему и надо было взять талон. Сколько лет?
– Пятьдесят восемь.
– Где работаете?
– Нигде.
– Жаль, - сказала Орлова, как бы теряя к нему интерес.
– Скоро все начнется.
– Что начнется?
– Болячки начнутся. Вон мешки под глазами, а это значит: почки. Да только рубашку снимайте, брюки оставьте в покое. Я все же дама, как-никак.
– Извините. Никогда к врачам не обращался раньше...
– Молчите, меня это не интересует. Сердце у вас...того, бьется, но с перерывами, и пусть так и бьется, ему отдых нужен. Один раз удар, второй отдых: тук...тук, тук-тук-тук и отдых. Но кардиолог вам скажет более точно. А сейчас вставайте. Да живо! Язык покажите. Мне некогда долго возиться. Гм, белый он у вас, как снег, а это значит воспаление внутри. Водку глушите? А, вот, термометр. Молчите, я сказала. Еще давление надо измерить. Видите, сколько с вами возни. А перхоти, весь пинжак белый, итаминов не хватает. Так значит, температура немного выше нормы. Ну да ладно. Я напишу вам направление на биохимический анализ. Через неделю придете, он уже будет у меня, вот тут на столе, видите какая горка, это все анализы. Больные приходят просто так, хоть бы кто стакан газированной воды принес, у меня и воды-то нет. А, откройте еще раз рот. Так.
– А какое у меня давление?
– Нормальное, я уже сказала.
– Может, того...подбросить, врачи ведь так мало получают, я это знаю. Мэр Собянин заботится, или это так, разговоры одни.
– Вы правы. Одни разговоры. Зарплата маленькая, врачи бегут. И я собираюсь...в платную. Сейчас медицинская помощь - платная. И правильно, давно пора. А я тут маюсь. Хорошо бы..., но наш народ не привык платить за помощь. А ведь мы работаем, оказываем помощь. Почему-то в платных поликлиниках больные рассчитываются, а тут только требуют.
Александр Васильевич вытащил пятьсот рублей и бросил в приоткрытый ящик. Орлова потеплела, выписала еще несколько направлений к другим специалистам. Она сделала то, что ей положено было сделать и без взятки.
– Если будете очень стараться, то недельки через две вернетесь ко мне, у меня уже будут результаты ваших анализов, и тогда мы с вами составим программу, чтоб вы могли поправиться. Но это займет месяцев ...шесть, а то и больше. Я, знаете, тоже мучаюсь, как и вы. Вас мучают проблемы со здоровьем, а меня денежные средства, зарплата, знаете, скромненькая, а я одна- одинешенька, как сирота казанская, муж у меня умер, да будет ему земля пухом, но ничего после себя не оставил. Теперь мне содержать нужно себя, а каждая дама в зрелом возрасте становится прожорливой, а тут еще собака и кошка. Они, знаете, дружат между собой, только кормить их нужно каждый день, представляете? И каждую по отдельности.
– Я все понимаю, только не понимаю, зачем вы мне это говорите?
– Как зачем? Недогадливый какой. Еще хоть столько же принесите и положите в этот ящик.
– Знаете, мне пришлось уйти на пенсию раньше обычного, на два года раньше, так что с деньгами у меня проблемы, куда более серьезные, чем у вас. Если вы мне одолжите на пару месяцев, я готов положить в этот ящик такую же сумму.
– Хорошо, разберемся. Идите. Не забудьте завтра в восемь утра быть на первом этаже в левом крыле. Надо сдать кровь на анализ. Прощайте, то есть бывайте.
Александр Васильевич вышел от Орловой растерянным, расстроенным, разбитым. Если в обычной поликлинике врачи требуют на лапу, то, как быть, откуда взять деньги пенсионеру, у которого никаких запасов нет? А деньги в городе это все. Деньги это паспорт, дающий право на жизнь. Можно снова объявить себя безработным и получать жалкие гроши в качестве пособия, но они не спасут.
Он медленно шагал переулками, закоулками все носившими имя Ильича и невольно представил кровать, которая его так к себе манила. И дома кровать не обманула его.
Пока добрался до кровати, а теперь уже все клетки его организма тянулись к кровати, голова к мягкой подушке, а сердце и мозг к покою. Какое блаженство почувствовал он, когда принял горизонтальное положение. Этого раньше никогда с ним не было. Он вообще всю жизнь недосыпал, по выходным не любил валяться в кровати с открытыми глазами, с удовольствием ходил на работу пешком, а сейчас наступили иные времена, они подкрались тихо, незаметно и зажали его в тиски, из которых освобождает только смерть.