Война в тылу врага
Шрифт:
Темнота майской ночи наступает очень медленно, особенно на подмосковных широтах, но мы удалялись на юго-запад, и ночь словно отступала перед нами. Наконец все-таки стемнело. Начиналась болтанка. Справа позади остался Гомель. Мои бойцы и радист спали на запасных бензобаках. Мысленно я представил себе огромную площадь Пинских болот, над которой мы пролетали, и мне мучительно захотелось увидеть с высоты самолета озеро Червонное — так, как хочется увидеть родные места после долгой разлуки. Но туман застлал землю, и лишь изредка прорывались сквозь мутную его пелену темные массивы елового леса,
Пилот сказал: «До цели осталось пятнадцать минут». Надо было найти силы, чтобы встать, подготовиться, подойти к двери и прыгнуть. Я сидел прямо по ходу самолета с закрытыми глазами, не будучи в состоянии вымолвить слово.
Раздалось ожидаемое: «Цель!» С трудом я поднялся на ноги и пошел к двери, держась за обшивку фюзеляжа. На мгновение перед глазами на вздыбившейся земле мелькнули костры, но рассмотреть, какая фигура ими была обозначена, я не был в состоянии. Ко мне жался Лаврен, он ни разу еще не прыгал с парашютом и теперь, видимо, боялся. Я молча отстранил его рукой.
«Пошел!» — и я рванулся в воздух, едва помня, что и как я делаю. Стропы дернули и натянулись. Ко мне сразу вернулись силы, исчезли головокружение и дурнота. Ветром меня относило на небольшой лесок. Я решил было скользить в направлении знакомой по приказу фигуры костров — буквы П и точки, — но было уже поздно, ноги мои ощутили ветви сосны, а через секунду меня слегка дернуло вверх, купол парашюта аккуратно покрыл верхушку дерева, и я повис на стропах у самой земли. Бойцы и груз приземлились так же благополучно. От костров к нам бежали люди.
Обрезав стропы парашюта и взяв автомат наизготовку, я стал обходить костры кустарником. За чертой освещенного пламенем костров пространства беспорядочно суетились в темноте люди.
— Да где ж он делся? Парашют-то, вон он висит!
— Ванька, беги к Василь Василичу!
— Да нету его тута!
— Беги, так твою!..
— Петька, ищи его в кустах, должно, туда побег!
Я подошел к подводе, стоявшей под деревом. Коротко привязанная лошадь дергала повод, стараясь дотянуться до куста сочной травы, росшего между корней. Какой-то парень с винтовкой на ремне с размаху налетел на меня из темноты.
— Ты чего тут?.. Хоронишься? Давай сюда мешок! — и он ухватился за мой рюкзак.
— Руки убери! Ну! — Я отстранился. — Ты кто такой?
— Да мы от Василь Василича, за вами.
— Кто это, Василь Васильич?
— Известно, командир наш, товарищ Алексейчик.
Мы столковались с этим и еще с двумя партизанами, подбежавшими к нам, — посланцами Алексейчика.
Подошел и сам старший лейтенант. Кто-то признал меня и назвал Батей, я предупредил, что прилетел к ним как полковник Льдов; все остальное должно соблюдаться в тайне.
Среднего роста и крепкого телосложения человек, с крупными чертами лица, представился мне как заместитель выбывшего капитана Топкина. Мы лично не встречались, но Алексейчик знал обо мне по рассказам своих людей,
Этот молодой командир выполнял отдельные задания в тылу врага по разведке еще до выброски в составе группы Топкина. Но опыта в управлении большими подразделениями партизан у него не было, и он был искренне рад моему прибытию. По приказу Алексейчик должен был передать мне командование и стать моим заместителем.
Штаб находился восточнее железной дороги Брест — Барановичи, где оставался заместитель Топкина по политчасти, Цветков.
Старший лейтенант коротко доложил мне обстановку, и все мы направились в расположение ближайшего партизанского отряда.
Была темная пасмурная ночь. Накрапывал мелкий дождик. Мы ехали по лесной дорожке на телеге, подпрыгивая на пнях и кочках и защищаясь от ветвей сосен, хлещущих нас по лицам.
Я снова был на занятой врагом нашей советской земле. В Брестской области ранее мне бывать не приводилось.
Утомленный длительным полетом, я чувствовал некоторую слабость.
В темноте ночи раздалось несколько одиночных винтовочных выстрелов, затем послышалась длинная очередь из немецкого автомата. Стреляли от нас километра за два. В тихом ночном воздухе звонко раздалось эхо выстрелов. Я вздрогнул, но быстро успокоился. Мои спутники не обратили на стрельбу никакого внимания.
— Что это? — спросил я у Алексейчика.
— Стреляют-то?
— Да.
— О-о-о! Это у нас тут пруссаки по ночам отпугивают белорусов, — сказал спокойно Алексейчик.
— Какие пруссаки?
— Пограничники. Они, как петухи, каждую ночь в одно и то же время. Границу, видишь ли, здесь провели, по эту сторону Буга. Дальше идет Восточная Пруссия.
— А Польша?
— Польша ими считается уже освоенной, так сказать, внутренней провинцией Германии зачислена. Здесь они провели линию километров на двести восточнее польской границы, ее и охраняют. За этой линией у них и порядки другие, чем здесь…
Мы замолчали.
«Польша — внутренняя провинция Германии… Белоруссия пока что за границей и, вероятно, только потому, что фронт остановился там, где-то на Волге. А если бы фашистам удалось продвинуться дальше к востоку, то граница Пруссии была бы проведена по Днепру, а может быть, и Волге», — думал я.
Мне вспомнились рассказы рыбаков: «Закинем мы бывало трехкилометровый невод подо льдом на Аральском море, канаты тоже километра по два. Тянули их верблюды, вращающие ворота. Выбредали пудов по тысяче за одну тоню. Когда рыбу прижмешь к берегу и начинаешь ее выгребать на лед, то щуки все еще хватают лещей и судаков направо и налево. Они точно довольны тем, что вокруг них скопилось столько пищи… Ты ее волокешь садком на лед, а у нее изо рта хвост рыбины торчит, никак заглотнуть не может…»
Фашизм захватил целый ряд государств Европы, ворвался в Африку и в Россию. И хотя разгром гитлеровской Германии предрешен, но ее фашистские главари все еще думают о захвате новых областей.