Война в тылу врага
Шрифт:
— А откуда вы знаете, дед, кто мы и как с оккупантами воюем? — спросил я старика.
— Э-э-э, сынок, да разве не видно, кто вы… Тут же с неделю назад фашисты собрали полицаев да говорили, что неподалеку московские парашютисты появились. Вот почему, говорят, и поезда стали переворачиваться. А полицаи аж под Молодечно в разведку ездили, народ по деревням собирали да про вас рассказывали… И насчет награды обещали, ежели кто их предупредит во-время… А только кто же их предупреждать-то станет?..
—
— Да я ж не об том, что их нету, а только ежели каратели с вами ничего поделать не могут, так полицаям и совсем не до этого. Их из всех сел в район собирали, чтобы вместе с немцами облавы на вас устраивать. А только люди говорят, что ничего у них не выйдет. Ежели железную путь от вас уберечь не могут, так уж и леса не огородят. Где же им тягаться с людьми, которые воздухом из Москвы заброшены…
Разговоры о наших действиях опередили нас даже в этой спрятавшейся в лесу деревеньке, опередили потому, что мы задержались на целую пятидневку в одном месте в ожидании возвращения групп, высланных для подрыва поездов на ближайших железных дорогах. На этот раз мы организовали крушения на магистралях Лида — Богданов, Молодечно — Минск и Барановичи — Лида, огибающих полукольцом Налибокскую пущу.
Фашистское командование без труда могло определить в то время место расположения нашего отряда, так как мы не скрывались от местного населения и не умалчивали о своей «профессии». Такие дела, как наши, втихую не сделаешь и ни в каком лесу не укроешь. Мы считали строжайшим секретом свой маршрут и все то, что намечали сделать сегодня и в ближайшие дни. Предупреждая всякую болтливость в своей среде, мы неоднократно говорили хлопцам: зачем говорить о том, что еще не сделано, а то, что уже сделано, что же о нем говорить? Наша забота сводилась к тому, чтобы все разговоры о нас следовали позади нашего отряда, с опозданием на один-два суточных перехода.
Однажды мы пересекли железную дорогу и, подорвав вражеский эшелон, остановились, чтобы прихватить трофеи. Линия была перерезана с обеих сторон, а болотистая местность затрудняла подход гитлеровцев к этому участку по грунтовым дорогам.
— Что у вас, Митрич? — спросил я деда Пахома, попросившего разрешения обратиться.
— Дык вот из энтой деревни, — указал он на видневшиеся постройки, — пришли люди и просят пропустить их к комиссару.
— А чего же они хотят?
— Да обыкновенно христьяне — чего-нибудь попросить али же посоветоваться…
— Ну как ты, комиссар? — обратился я к Павлу Семеновичу.
— Да пусть идут. Тут все равно от них не скроешь, да и скрывать-то уже нет смысла.
— Их много? — переспросил я у Митрича.
— Да, кажись, человек с шесть будет.
— Ну давай их сюда.
Митрич отошел в сторонку
— Здравствуйте! Чего вам от нас угодно? — заговорил Дубов.
— Здравствуйте, — раздались голоса нестройно.
— Да вот пришли к вашему комиссару посоветоваться… Пусть скажет, как нам теперь — итти в лес аль с собой возьмете? — пояснил мужик с бородой.
— А вы решайте сами, как и куда вам нужно.
Все пристально посмотрели на бородатого. Вроде хотели сказать: «Ну, поясняй, чего же ты на этом остановился…»
И крестьянин, откашлянув, продолжал:
— Говорите: решайте сами… А как решать-то, ежели мы решили, а вы наше решение крест-накрест и в мусор.
— Это как же понять? — осведомился Дубов.
— А очень просто. Тут, видишь, ранней весной парашютисты из Москвы несколько поездов переворачивали. Ну, а немцы, значит, многие деревни попалили и население в Германию на работу поотправляли, ежели кто скрыться не успел. А нашу деревню оставили потому, как поблизости крушения не было. Меня вот старостой назначили и подписку отобрали, чтобы я в случае чего немедля докладывал…
— Ишь ты, выходит, господин староста? Так ты, может быть, адрес перепутал и не сюда попал? — не выдержав, вставил я реплику.
— Нет, нет, товарищ командир аль как вас? Он ничего не перепутал… Все мы до вас с просьбой, чтобы нас с собой взяли… А старостой-то его за бороду назначили, так что он не виноватый. Всех нас тогда на собрание сгоняли. И при всех на него офицер немецкий указал пальцем и сказал: «Вот этот в старосты бородой вышел», — вот так назначили. А у меня муж в Красной Армии, и я за него ручаюсь… — пояснила женщина.
— Он к немцу докладывать не пойдет. А только мы так решили: ежели крушения близ деревни не будет, то до уборки жита подержаться, а там в лес… Ну, а вы тут такое понаделали на глазах у всей деревни, что уж и дальше некуда, — пояснил второй крестьянин.
— Теперь нам ждать нечего. А старосту ежели поймают фашисты, они яму бороду вместе с головой отрежут, — добавил третий.
— Отрезать могут тые и эти. Мое дело теперь труба. Хоть в воду, — уточнил староста.
— Тогда надо в лес. Зачем же в воду? — посоветовал Дубов.
— А как, всем? Али оставить кого в деревне-то для связи с немцами?.. А то в лясу-то тоже за воротник возьмете да станете допытываться: сколько, мол, их приезжало и зачем? Чи были у них пушки? Ста роста, мол, и должен знать…
— Н-да, — поддакнул Павел Семенович.
— Это тоже верно. Ну ты как? Или мне поручаешь? — спросил я у Дубова.
— Решай сам, — ответил он охотно.