Война в Зазеркалье
Шрифт:
Леклерк взглянул на него теперь в упор, с интересом:
– Финский дипломатический представитель в Форин Офис беседовал с замминистра полчаса назад. В Форин Офис не хотят иметь с нами ничего общего. Там говорят, что мы неофициальная организация и должны все делать собственными силами. Кто-нибудь должен поехать как ближайший родственник; этот путь они одобряют. Востребовать тело и личные вещи и привезти сюда. Я хочу, чтобы поехали вы.
Внимание Эйвери вдруг привлекли развешанные в комнате фотографии ребят, которые сражались в войну. Они висели в два ряда по шесть штук, справа и слева от модели бомбардировщика «Веллингтон», покрытой
Внизу каждой фотокарточки были подписи, уже коричневые и поблекшие, одни – плавные и энергичные, другие – ребята, видно, были в младших званиях – старательно .выведенные, словно те, кто подписывались, неожиданно для себя добились известности. Вместо фамилий были прозвища из журналов для детей: Джекко, Шорти, Пип, Дакки Джо. Одинаковыми у них были только спасательные жилеты, длинные волосы и лучистые улыбки. Фотографировались явно с удовольствием, словно, когда они собирались вместе, у них был случай посмеяться, а другого такого могло и не представиться. Те, кто на переднем плане, сидели на корточках, без напряжения, как люди, привыкшие скрючиваться в танке; те, кто сзади-, беззаботно положили руки друг другу на плечи. Не было притворства, только естественная доброжелательность, которая очень редко выживает на войне и на фотографиях.
На всех снимках, от первого до последнего, присутствовало одно лицо: это был стройный мужчина с умными глазами. Он был в шерстяном пальто и вельветовых брюках. На нем не было спасательного жилета, и он стоял чуть в стороне от других, будто имел особый статус. Он был меньше ростом, чем другие, и постарше. У него были твердые, хорошо определенные черты лица; у него была цель, которой не было у других. Возможно, он был их инструктор. Как-то Эйвери стал искать его подпись, чтобы посмотреть, изменилась ли она за эти девятнадцать лет, но Леклерк не оставил своей подписи. Он все еще был очень похож на свои фотографии; может, едва наметился второй подбородок да чуть меньше стало волос.
– Но это будет оперативная работа, – неуверенно сказал Эйвери.
– Конечно. Мы оперативный департамент, вы ведь знаете. – Он пригнул голову. – Вам полагается оперативное содержание. Все, что вы должны сделать, – это забрать вещи Тэйлора. Привезете сюда все, кроме пленки, которую передадите адресату в Хельсинки. По этому поводу получите отдельные инструкции. Когда вернетесь, поможете мне с Лейзером…
– А не мог бы заняться этим Цирк? Я хочу сказать, не проще ли им будет все сделать?
Леклерк сдержанно улыбнулся:
– Боюсь, это не подходящее решение вопроса. Это наше дело, Джон, исключительно нашей компетенции. Военный объект. Передать дело Цирку – значит уклониться от наших обязанностей. Задачи Цирка – политические, политические, и только. – Его маленькая рука пробежала по волосам, движением коротким и точным, напряженным и отработанным. – В общем, это наш вопрос. В Министерстве пока одобряют мою позицию, – любимое выражение Леклерка. – Могу послать кого-нибудь другого, если хотите – Вудфорда или одного из тех, кто постарше. Я думал, вы будете довольны. Дело важное, как вы понимаете, что-то новое для вас.
– Конечно. Я хотел бы съездить… если вы считаете, что я справлюсь.
Леклерк был доволен. Он сунул в руку Эйвери лист голубой чертежной
– Если будете читать внимательно, – сказал он, – вы увидите, что мы не указываем точно, что вы являетесь ближайшим родственником, мы просто даем выписку из анкеты Тэйлора. Это максимум, на что согласны в Форин Офис. Они согласились послать это в местное консульство через Хельсинки.
Эйвери читал: «Из Консульского отдела. Ваш телекс относительно Малхербе. Джон Сомертон Эйвери, паспорт Великобритании №, сводный брат скончавшегося, назван в паспортной анкете Малхербе как ближайший родственник. Эйвери извещен, предполагаемый вылет сегодня, он заберет тело и имущество. Рейс NAS-201 через Гамбург, прибытие 18.20 по местному времени. Просим предоставить соответствующие средства и оказать содействие».
– Мне не был известен номер вашего паспорта, – сказал Леклерк. – Самолет вылетает в три часа дня. Это маленькое местечко. Консул, наверно, встретит вас в аэропорту. Рейсы из Гамбурга через день. Если вам понадобится в Хельсинки, можете вернуться тем же самолетом.
– Не мог бы я быть его братом? – неуверенно спросил Эйвери. – Сводный брат звучит сомнительно..
– Уже нет времени, чтобы сделать вам другой паспорт. В Форин Офис очень не любят возиться с паспортами. У нас столько было возни из-за паспорта Тэйлора. – Он вернулся к досье. – Очень много возни. Понимаете, вам тогда придется тоже стать Малаби. Не думаю, что в Форин Офис обрадуются. – Он говорил механически, почти рассеянно.
В комнате было очень холодно.
Эйвери сказал:
– А что наш скандинавский друг… –Леклерк смотрел на него с непонимающим видом. – Лансен? С ним не должен кто-нибудь связаться?
– Я занимаюсь этим.
Леклерк не любил, когда ему задавали вопросы, и ответы давал осторожно, будто боялся, что кто-то его слова мог повторить.
– А жена Тэйлора? – Назвать ее вдовой казалось излишним педантизмом. – А ею вы занимаетесь?
– Я думаю, утром первым делом мы зайдем к ней. У нее не берут трубку. Слишком мало можно сказать в телеграмме.
– Мы? – спросил Эйвери. – Мы должны идти оба?
– Вы ведь мой помощник?
Было слишком тихо. Эйвери хотелось слышать уличный шум и телефонные звонки. Днем вокруг были люди, топот курьеров, шум тележек с документами. Когда он оставался наедине с Леклерком, у него появлялось чувство, что они ждут кого-то еще. Никто другой не заставлял его так остро, ощущать все, что он сам говорил и делал, ни с кем другим не было так трудно поддерживать разговор. Лучше бы Леклерк дал ему прочесть что-нибудь другое.
– Что вы знаете о жене Тэйлора? – спросил Леклерк. – Она надежный человек?
Видя, что Эйвери не понимает, он продолжал:
– Понимаете, она может поставить нас в неловкое положение. Если захочет. Придется действовать осторожно.
– Что вы скажете ей?
– Будем, как говорится, играть по слуху. Как тогда, на войне. Вы увидите, она ни о чем не догадается, даже не узнает, что он был за границей.
– Он мог ей сказать.
– Только не Тэйлор. Он работал у нас много лет. Он получал инструкции и знал порядок. Ей должны назначить пенсию, вот что очень важно. За действительную службу. – Он опять сделал резкое движение ладонью, рассекая воздух.