Война всех против всех
Шрифт:
— Хорошо, тогда найди Парсания и отправляйся туда вместе с ним, — приказал я. — А мы утром отправимся следом за вами. Если обнаружите дядю, не надо к нему лезть, просто отправьте к нам гонца, а сами продолжайте наблюдать за ним.
— А как же вы? — Евсению явно не хотелось оставлять меня наедине с Лаэлией.
— А мы отправимся за вами на рассвете. Вы, главное, отправьте к на гонца, — сказал я и добавил: — Ну, чего стоишь, давай, пошевеливайся.
Подождав некоторое время, Евсений вышел из шатра. Мне кажется, он порывался сказать
— Что-то я совсем потеряла голову с тобой, Моммилус, — сказала Лаэлия, обмахиваясь ладонью. — Весь день не жрала, а теперь еще и вина выпила. Что ни говори, а ты умеешь свести женщину с ума. Чуть было не воспользовался моей минутой душевной слабости, паршивец.
Я еще не терял надежды.
— Послушай, почему ты всегда зовешь меня обидным прозвищем? — спросил я, наливая ей еще вина и подталкивая тарелку с закусками. — И никогда не называешь «императором»?
Девушка отпила из кубка, осмотрела свои спутанные кудри естественным, чисто женским движением и рассеянно ответила:
— Потому что ты пока что еще не сделал ничего такого, чтобы называть тебя императором. Еще ни один правитель из знакомых мне не сделал ничего выдающегося. Хотя в последнее время ты начал двигаться в правильном направлении. Может быть, скоро я и в самом деле смогу назвать тебя своим императором без зазрения совести.
— Хм, весьма поучительно с тобой общаться, — ответил я и тоже отпил из кубка.
На мгновение наступила тишина и неловкое молчание, а мы посмотрели друг другу в глаза. Я потянулся к ней, чтобы снова поцеловать, но Лаэлия отстранилась и погрозила мне пальчиком.
— Ай-яй-яй, Моммилус, я же говорила тебе, чтобы ты не лез ко мне, не то отрежу член и скормлю собакам.
Но поскольку я уже не мог с собой совладать, то отчаянно продолжил движение вперед, чтобы поцеловать девушку. Она снова подалась назад, но дальше уже было некуда и она вынуждена была остановиться.
Тогда я настиг ее наконец и снова пытался поцеловать, но Лаэлия отворачивалась и толкала меня в грудь. Я схватил ее за руки и навалился сверху, пытаясь прижать к ложу, но тут моя воительница пихнула меня коленом в живот и сама опрокинула на ложе, а затем придавила сверху.
Ее искаженное яростью лицо оказалось напротив моего. Девушка сердито пыхтела, а я чувствовал ее стройное и крепкое тело, плотно прижавшееся ко мне. Крепкие бедра придавили меня внизу, а налитая грудь сильно вздымалась. При этом надо не забывать, что она была одета в кожаные доспехи, а еще сверху был пристегнут красный плащ. То есть, для обороны против чересчур страстных мужчин у нее все было приготовлено.
У римлян не принято носить штанов, что лично я считаю очень удобным в таких случаях. Доспехи Лаэлии прикрывали только верхнюю часть ее туловища, внизу, ниже пояса, была только перехваченная
При этом так получилось, что мои обнаженные ноги соприкасались теперь с ногами девушки и это дико возбудило меня, особенно если учесть, как долго я добивался, чтобы оказаться с ней в такой позиции. Почувствовав, как мой член вздымается у нее между ног, Лаэлия поморщилась и сказала:
— Нет, только не это.
Она попыталась отодвинуться от меня и оставить распростертым на ложе, но теперь уже я плотно обхватил ее ногами и прижал к себе.
— Отпусти меня, Моммилус, — не попросила, а отрывисто приказала Лаэлия. — Ты хочешь, чтобы я сломала тебе ноги?
Я внимательно поглядел ей в глаза и вдруг понял, что не вижу в них настоящей злости. Интересно, сколько она уже была без мужчины, наверное, успела затосковать без крепких объятий?
— Можешь сломать мне и руки, и ноги, и голову, но я ни за что не отпущу тебя, — сказал я.
Яростно зарычав, девушка рванулась в сторону и упала с клинии на пол шатра. Я повалился на нее и теперь в очередной раз оказался сверху.
— Уйди, мерзкий ублюдок, — проворчал она и попыталась спихнуть меня, но я уже не дался.
И не сказать, что в этот раз она особенно сильно сопротивлялась. Я буду оценивать свои возможности трезво, при желании Лаэлия в два счета скинула бы меня и отбила бы все внутренности. Но сейчас, как ни странно, когда я прижал ее руки к полу и поглядел на нее, она просто повернула голову чуть в сторону и явила мне свой точеный профиль.
При этом ее нежная шея и ушко, наполовину прикрытые чудесными кудрями, остались соблазнительно незащищенными передо мной и я, конечно же, не стал терять время. Наклонившись, я поцеловал ее в шею, потом в ушко, отодвигая волосы носом, потому что мои руки изо всех сил держали ее.
— Отпусти меня, жалкий урод, — сказала Лаэлия, но сама вдруг подняла бедра и недвусмысленно прижалась ими к моим. — Ненавижу тебя, ненавижу. Если ты сейчас же не отпустишь меня, я тебе яйца оторву.
Угроза, конечно же, существенная, и исходила от девушки, которая вполне могла привести ее в исполнение. Но разве мог я уже остановиться, даже под угрозой потери своих яиц? Я продолжал ласкать шею девушки, затем снова поцеловал ухо и Лаэлия вдруг громко задышала, начала извиваться подо мной и снова прижалась бедрами.
Когда она повернулась ко мне лицом, я поцеловал ее в губы, глядя в ее прекрасные полузакрытые глаза. На этот раз девушка опять страстно ответила мне, причем, когда я осмелел и засунул ей в рот язык, она опять-таки не стала его откусывать, а легонько коснулась своим язычком.
Я уже ликовал победу, но совсем забыл, что подо мною не обычная девушка, а львица. Я продолжал ее целовать, отпустил одну руку и уже начал расстегивать завязки доспехов, но тут Лаэлия снова оттолкнула меня, быстро вскочила и закричала: