Война за небесный мандат
Шрифт:
— Последнее море, начальник?
— Да нет, не последнее, брат. Когда же закончится это, и мы наконец отдохнем? Когда?!
— Не дождешься ответа. Ведь мы никогда не умрем. Оставь ядовитую злобу и с участью нашей смирись. Мы станем сражаться за гробом, пусть даже окончится жизнь. Весь мир не устал удивляться, ведь мы заглянули за грань с тобой, Истребителем Наций, которого звали ПУСЯНЬ!!! Веди на ютландцев уставших, попробуй их мясо на вкус! Добавим в империю нашу тридцатый по счету улус!
Пытались бороться датчане, но им победить не пришлось бессмертных гвардейцев Пусяня, веками копившего злость, весьма ядовитую, кстати. Неплохо владевший штыком, упал Оловянный Солдатик, сраженный монгольским стрелком. И будут рассказывать саги, как я рассказать не сумел, как ярко пылал Копенгаген — так
Пусянь восседает на троне, в дела погружен дотемна, в холодной провинции Сконе — на шведской границе она. Украшен дворец барельефом, продуктом забытых времен, и призраки Гамлета с Шефом здесь бродят веков испокон. Но прежних властителей духи его не волнуют уже. К нему подползает на брюхе толпа благородных мужей, и графы, и герцоги данов, из тех, кто сдаваться пришел, стучат головой неустанно о хладный и каменный пол. Дрожит черепица на крыше, гудит раскаленная печь. Презрение в голосе слышно, когда начинается речь:
— В холодный песок померанский я вам не снесу головы, наследники Хольгера Данске, его недостойны, увы. Ваш Хольгер служил Шарлеманю четыре столетья назад, теперь поклонитесь Пусяню, иначе отправитесь в адЪ! Вам вместе придется довольно, когда мы на север пойдем, следить за пожаром Стокгольма под новым своим королем! Я задал вопрос Абсолону: «Ведь ты человек, а не бог. Зачем ты разрушил Аркону? Закон диалектики строг. Ты можешь однажды проснуться и взгляд обратив на восход, увидеть закат революций, что двигали время вперед, его закрутив по спирали! Никто не замедлит прогресс — ни люди из бронзы и стали, ни варвар, что с дерева слез! Никто не задержит колеса, что чистый истории лист пятнают ответным вопросом…»
— Пусянь, ты обычный марксист!
— Марксист?! — рассмеялся устало. — Сказал бы «Конфуций», доцент! Я с красным цитатником Мао прошел через весь континент! Прошел через пять, очевидно! Я даже в Австралии был! Вомбатам и гнусным ехиднам учение Мао открыл! Мне дань приносили тангуты и сотни народов земли. Скажите, вандалы и юты, вы спорить с Тибетом могли?! В моей растворяется славе китайцем поверженный дан! Нас ждет хладнокровный Рейкъявик и гейзер — кипящий фонтан! Что значат для нас иннуиты? Их западный ветер унес. Лишь в песнях, едва не забытых, о них говорит эскимос. Но песни победные звонче, семьсот-восемьсот децибел! Вот Гренделя только прикончу — герой Беовульф не успел.
…Под небом, холодным и звездным, где мхами земля поросла, восстал монумент грандиозный, один из большого числа. На память о славной победе, под самый канун рождества, потоки расплавленной меди сложились в такие слова:
Армия конунга Дании,Резво на берег спешившая —Как бесконечно страданиеОтнятых силами высшими!Надо — поклонятся Одину,Автор потряс произволами,Севера люди — за родинуНорманы бьются с монголами!Орды царя монголоидовВсех потрясают вниманием,Армию выпустить стоило?Плачет погибшая Дания!Огры мадьярские бравые,Гунны, сменившие лежбище,Ищут добычу кровавую —Быстро найдите убежище!Лечь на безледном побоище,Армия наша — изменница!Честь в человеческом стойбищеТысяч на десять не ценится…Острое очень оружие —Бронь пробивает безжалостно,Уголь чернеет от ужаса!Дверь открывается фаллосом…Еллинг могилами братскимиТурки покрыли отчаянно,Запад за градами датскими«Ахтунг!» — вопит неприкаянно.Вот и свершилось возмездие,Те, кто грешили — ответили,Рюген, уплывший в безвестиеАтомным взрывом столетия…АГлава 30. Полет Валькирий
Однажды, в тринадцатом веке, в спокойном доселе краю, пахали в лесу дровосеки и жизнь проклинали свою. С утра и до ночи работай, налоги барону давай, детишек корми желторотых, помрешь и поднимешься в рай. Дубок вековечный завален и с треском упал в бурелом. Трухлявый пенек обкорнали и тут же уселись на нем.
— А где это было? На Рейне, где делают рыбки буль-буль?
— Не там, а в холодном Голштейне. Прохладном (был месяц июль). Повсюду зеленые листья, грибов и цветов круговерть, и время подумать о жизни. Но вот приближается смерть! Нашествие гуннское снова?! Спаси от незванных гостей! Звенят золотые подковы за тем перекрестком путей. Чье это огромное войско?
— А кто его знает, мужик. Они говорят по-монгольски и саблями делают «вжик»! Один из пришельцев в кафтане поверх золотистой брони…
— Ну что замолчали, пейзане? Оглохли, Христос сохрани? — лениво и очень неспешно, сжимая поводья в руке, Пусянь вопрошает с усмешкой на датском своем языке (Он был, говорят, полиглотом. Пока продолжается жизнь — с утра и до ночи работай, а также прилежно учись).
Крестьяне от страха вспотели, но смелый нашелся один:
— Да мы ничего не хотели от вас, молодой господин…
— Какая ирония, братцы, — Пусянь повернулся к своим, — могу стариком называться, а эти зовут молодым. Спасибо, небесные сферы! За тысячи старых грехов меня назовут Агасфером на сотне земных языков!
Крестьянам:
— По этой дороге мы к немцам идем на войну. Платить не забудьте налоги в мою (не барона) казну!
И скрылся за тем поворотом, желая победу добыть. Крестьяне вернулись к работам — налоги придется платить!
Был тихий и ласковый вечер, дышал полноцветием трав. Но вышел Пусяню навстречу какой-то германский альтграф. Где море упавших ласкало, а трупы затягивал ил, сразились у Датского Вала — и снова Пусянь победил! Ведущий кочевников диких, которые просто зверье, в ряды полководцев великих он имя добавил свое. Живой и совсем не убитый, жует на ходу ветчину, идет с многочисленной свитой Пусянь из семейства Ваньну. Собой бесконечно доволен, в усмешке кривляющий рот, обходит победное поле и тут же приказ отдает:
— Мы пленных набрали немало. Лишь девок отправить в Бишкек. Кто ранен — добейте кинжалом, кто нет — топором по башке!!!
Приказ кровожадный исполнен, никто не останется жив, и трупы уносит по волнам Балтийское море в залив. Наверное, Рижский, а может, Ботнический — тоже хорош. Мороз пробегает по коже, но быстро работает нож, вскрывая десятки артерий, и кровь выпуская из вен. Бохайцы — жестокие звери, сдаваться не вздумайте в плен! А в греческом пламени жарком (где нефть растворила смолу), сгорела Саксонская Марка, и ветер уносит золу.