Война закончена. Но не для меня
Шрифт:
До меня только теперь дошло, что весь этот длинный монолог был задуман Удалым для того, чтобы спровоцировать активное знакомство с офицером ФСО. Но вмешиваться я не стал, ребята свое дело знали хорошо.
– А этот… – Удалой повернулся к нашему новому коллеге и стал подыскивать подходящее ему прозвище. – Игорь Фролов, Игорь Фролов… Значит, будешь Фрол! Так ты, Фрол, как большой специалист по внешним и внутренним связям, будешь обозначать свое местоположение громким и пронзительным писком, имитирующим морзянку. Сигнал SOS знаешь как звучит? Три точки, три тире, три
Фролов вскочил, сжал кулаки. Его лицо покрылось пунцовыми пятнами.
– Запомни, урка мокрушная! Я на уголовное погоняло не отзываюсь. И прошу обращаться ко мне по званию! В крайнем случае – гражданин начальник!
– Опаньки, – с оживленным интересом произнес Удалой, и глаза его заблестели от удовольствия. – Чувствую себя низменным червем. Но ситуация требует того, чтобы сказать пару умных слов. Сперва должен заметить, что прозвище – это вовсе не погоняло, как ты изволил выразиться. Это боевой псевдоним, упрощающий и маскирующий коммуникацию между бойцами группы во время выполнения ими боевого задания.
Во время этой легкой перепалки Остап демонстрировал полнейшее равнодушие к происходящему, а Смола вообще дремал. Но если для Остапа – могучего флегмата – подобная индифферентность была свойственной, то по обыкновению вспыльчивый, огненно-горячий Смола сейчас сам на себя не был похож.
– Так, например, мое прозвище Удалой, – как ни в чем не бывало, продолжал Удальцов, словно не замечая, как Фролов медленно заводит правую руку за отворот безрукавки. – Ты будешь смеяться, но такое оптимистическое прозвище мне дали в детдоме. А вот это – мой сослуживец Остап (плавное движение головой в сторону Остапенко), кавалер двух орденов Мужества, ордена «За военные заслуги» и медали «За отвагу». У него шесть ранений и две контузии, но это не мешает ему отжимать от груди сто семьдесят…
– Сто восемьдесят, – скромно поправил Остап.
– …сто восемьдесят килограмм и одним ударом кулака валить на землю быка.
Ладонь Фролова полностью ушла под отворот куртки. Не думает ли этот странный тип пугать нас пушкой?
– А это дремлет у окна сержант Смола, – продолжал Удалой. – Когда-то за его голову арабские наемники обещали миллион – я подчеркиваю! – миллион долларов! Он принимал участие в освобождении заложников на Дубровке и в Беслане, его пятнадцать раз отправляли на спецоперации, из которых обычные люди не возвращаются живыми. А Смола – не обычный. Только в прошлом году он лично доставил живьем в руки правосудия дюжину самых отмороженных террористов, маньяков и буйно помешанных. Есть совершенно достоверные сведения, что при упоминании имени Смолы у великого Усамы начинается тахикардия и повышенное потоотделение… Я ничего не напутал?
– По данным сайта Wikileaks, – со значением в голоcе поправил Остап, – у него начинается не тахикардия, а энурез и педикулез.
– И, наконец, наш командир – майор Власов по прозвищу Командир. – Удалой перевел насыщенный патриотизмом взгляд на меня. – Нам он позволяет называть себя просто командир. Но тебе, специалист по связи, я настоятельно рекомендую обращаться к нему на «вы» и «товарищ майор».
Фролов расслабился, хотя его глаза все еще были мутными от недоверия.
– Ладно, – произнес он, опуская руку. – Договорились. Но и ко мне прошу обращаться по званию.
– По какому такому званию? – нахмурился Удалой. – А откуда нам знать, что у тебя есть звание? Ты не в форме. Начальство нам тебя не представляло. Удостоверение личности офицера ты нам не показывал. С такой же легкостью ты можешь назвать себя майором. Или контр-адмиралом.
– Вы тоже не представили мне ваших удостоверений, – парировал он.
– Согласен, – кивнул Удалой. – Но нас больше, и диктовать условия будем мы. Разве у тебя есть выбор?
– Есть, – ответил Фролов, сел на скамейку и крепко сложил руки на груди.
Идти на ответственную работу с группой, которая не слажена и не связана единой целью – это беда. Этот Фролов явно знал больше нас и был проинструктирован по-другому. Это было видно невооруженным глазом.
– Ладно, будем считать, что познакомились, – подвел я итог беседы и перевел взгляд на Фролова. – Что касается вас, товарищ капитан, то рекомендую вам безоговорочно выполнять все мои приказы и распоряжения. В противном случае вы рискуете остаться в одиночку посреди афганской пустыни без всяких шансов на помощь и поддержку. Выживать и добираться до России будете самостоятельно.
Фролов вдруг неожиданно приятно улыбнулся, глаза его потеплели.
– Запомните эти слова, майор. И повторите их, когда мы приземлимся.
Вот тут-то мне стало по-настоящему тревожно.
ГЛАВА 7
Было уже за полночь, когда из пилотской кабины вышел штурман и предупредил:
– Готовьтесь! Через десять минут будем над точкой выброски.
Первым, как это обычно, снаряжение на себя надел Смола, проверил все карабины, перетряхнул парашютную сумку и поднял на меня вопросительный взгляд.
– Командир, стропореза нет.
– Главное, чтобы парашют был, – за меня ответил Удалой и в самом деле проверил наличие в камере основного парашюта.
– Если кто-то собирается со мной шутки шутить… – едко процедил Смола, выразительно поглядывая на Фролова, и недвусмысленно врезал кулаком по перегородке. – Клянусь своим стволом, ему не поздоровится.
– Да не тряси ты тут своим стволом, – степенно заметил Остап, регулируя подвесную систему на своем могучем торсе. Лямки едва сходились. – Кто задумал про нас плохое, сам убьется об землю. Так уже не раз бывало.
Напялив на себя парашют и затянув лямки, я глянул в иллюминатор. Полная луна на звездном небе слепила глаза, но под крылом самолета клубились сплошные призрачно-серые облака. Значит, на земле будет полный мрак, свет луны не пробьется сквозь густую облачность. Я все еще не понимал, как мы будем искать друг друга. Кричать во все горло – крайний и самый дурной способ обозначить себя.
Я снова зашел в пилотскую кабину.
– Мне нужны спички, зажигалка, фонарик – все, что может источать свет!