Война. Мифы СССР. 1939–1945
Шрифт:
Хартман Эрих (1922–1993)
Немецкий летчик-ас
На вручение наград из рук самого Гитлера в марте 1944-го Хартман и пилоты его эскадрильи явились в резиденцию фюрера сильно нетрезвыми. И ведь сошло с рук: «Буби» Хартман («малыш Хартман») был общегерманским любимчиком. Курили же «Битлз» травку в туалете Букингемского дворца перед вручением им орденов Британской империи,
Сформулированный им победный принцип «увидел — решил — атаковал — оторвался» (типа, «veni, vidi, vici, drapo») никак на самом деле не объясняет фантастические 352 воздушные победы Хартмана. Здесь был задействован другой механизм, к воздушному бою непосредственного отношения не имеющий.
После войны Хартмана американцы выдали-таки нашим. И, думаю, было большой PR-ошибкой осудить его, как сказано в деле № 463 Главной Военной прокуратуры, «за нанесение ущерба советской экономике, выразившейся в уничтожении 347 самолетов». Некритично подошла наша фемида к заявлениям гитлеровского агитпропа.
Читайте эту книгу внимательно, и про Хартмана — в том числе. Все встанет на свои места
Добавлю, что во время войны в Корее Иван Никитович лично сбил еще 17 американцев.
Кожедуба отправили командовать секретной советской летной частью, помогавшей корейцам. Летали наши летчики без документов, погон, с опознавательными знаками ВВС Кореи. Кожедубу, как уже тогда «узнаваемому лицу» в СМИ, было вообще запрещено участвовать в боевых вылетах, не дай бог: собьют — будет скандал на весь мир, официально наши в Корее не воевали. Потому только — заниматься общим руководством, летной подготовкой, инструктажем, обучением. Никто не знал, где он, даже жена. Но как было молодому лихому парню — и самому не летать? Отсиживаться за спинами подчиненных?
И командир всех советских летчиков в Корее Иван Кожедуб тайно, зачастую ночью — летал на боевые задания. За несколько месяцев на его счету 17 сбитых американских самолетов. Отметим, что в ВВС США тогда служили не мальчишки. Это были уже опытные боевые пилоты, прошедшие все горнило Тихоокеанской воздушной войны с Японией. Это были лучшие из лучших.
Кстати, что там с американцами? Давайте еще раз унизим национальную гордость? Наверное, тоже больше, чем у советских истребителей, в разы? Ан нет.
Американец Айра Бинг — 40 самолетов противника.
Лучший англичанин Джеймс Джонсон — 38.
Не чувствуете пока никакой закономерности? Вот и советским людям в пору «перестройки и гласности» некогда было разбираться — тем более тут как раз они стали бывшими советскими и со всех сторон навалились гайдаровские «реформы». И только много позже историки авиации все разобрали и во всем разобрались.
Первое и самое главное. Почему-то все страны, летчики которых, казалось, одержали больше всего побед, оказались проигравшими. И это не совпадение. В их армиях военная авиация выполняла задачи, которые не вели к общему успеху на фронтах. Попросту говоря, использовалась неправильно. Это доказано практикой.
Самолеты, в отличие от танков, не играли в той войне решающей роли. Но если вернуться к пословице про верблюда, то военная авиация — уже не соломинка, а здоровый мешок. С авиабомбами.
Перед нашими истребителями командование всегда ставило две главные задачи — прикрытие войск на земле и ударных авиагрупп в небе. Для немцев главным были расчистка неба перед бомбардировщиками и свободная одиночная охота. Оба направления в тактике Люфтваффе
Создавались специальные элитные подразделения — такие, как эскадры Мельдерса и Рихтгофена, — летчиков для них подбирали по всей Германии. Они специально готовились к свободной воздушной охоте. Немецкие асы сами решали, стоит ли им нападать — или противник слишком силен. Решив, заходили со стороны солнца, совершали стремительную атаку — и скрывались, не ввязываясь в бой.
В этом не было трусости. Просто таковы были правила. Насчет трусости: немецкие асы, наоборот, могли бросить свои бомбардировщики, — чтобы атаковать противника (чем, кстати, наши постоянно пользовались).
В соответствии с философией Люфтваффе, бомбардировщикам главное было сберечь себя. Военный летчик С. А. Микоян вспоминал: «Когда мы стреляли по немцам, то видели, как с них сыплются бомбы. Они всегда, когда их обстреливали, беспорядочно бросали бомбы и разворачивались, чтобы уходить» [274] .
У нас за такое отношение к выполнению боевого задания летчику грозила штрафная эскадрилья. Выше я рассказывал, как летчик отправился в штрафники, вернувшись с полной бомбовой загрузкой.
274
Драбкин А. Я дрался на истребителе. Принявшие первый удар 1941–1942. М., 2007.
Советские истребители были привязаны к наземным объектам или воздушным соединениям, которые они охраняли. От наших требовалось выполнить задание — любой ценой.
Из рассказа летчика — истребителя Г. В. Кривошеева:
«С четверкой штурмовиков послали пару. Штурмовики проштурмовали, ребята провели воздушный бой с восьмеркой истребителей противника. Стали выходить на свою территорию. Штурмовики пролетели мимо аэродрома. У наших кончается горючее. Решили: „Хрен с ними — задание выполнили, сопроводили, вывели из боя“. Пошли на посадку, а штурмовики полетели дальше. Только сели, подъезжает на „виллисе“ полковник, командир штурмового полка: „Мудаки, вашу мать, я вам доверил лучших летчиков, а вы, засранцы, молокососы, сержанты, отдали их на растерзание! Старшина, снять с них пистолеты. Веди в капонир, лично расстреляю“.
Их старшина ведет в капонир. А в это время механик увидел, что штурмовики идут уже с северо-востока на аэродром. Он только и смог, что крикнуть: „Командир!“ — и рукой показывает — летят. Полковник хотя бы извинился: „Старшина, отдай им пистолеты“. Сел в „виллис“ и уехал» [275] .
275
Драбкин А. Я дрался с асами Люфтваффе. На смену павшим. 1943–1945. М., 2006.
Даже летные характеристики советских и немецких истребителей отражали эту кардинальную разницу в тактике, разные задачи. У наших истребителей — хорошая горизонтальная маневренность. Немцы — тяжело вооруженные, неповоротливые, но прочные, что позволяло выходить из пике.
В общем, две разных концепции — разные и результаты. Псих-полковник мог расстрелять юных сержантов-истребителей за брошенные без прикрытия штурмовики. Под трибунал бы, конечно, потом сам пошел, но дело не в этом. Дело в том, что своей тяжелой, ежедневной, неблагодарной работой на войне сталинские соколы действительно вносили весомый вклад в будущую победу. В отличие от немецких асов, которые работали, по большому счету, лично на себя и — на пропаганду.