Война
Шрифт:
Я вышел на улицу и поежился. В весенней курточке было холодно. Январь он и в Крыму январь. Утром минус пять градусов. Я оглянулся. Здание, в котором меня содержали, было каким-то каменным домом в три этажа. Наверху жили офицеры, а большой подвал был переделан под помещение гауптвахты. Меня встречали. УАЗ роты с командиром Налбатом за рулем стоял прямо перед крыльцом дома. Я открыл скрипнувшую дверь и залез внутрь. Злость ушла.
Я не знал, что сказать и просто сидел, наслаждаясь теплым воздухом, что дул на меня из печки. Командир сам
— Били?
Я поежился. Вопрос был интересным.
— Нет. Жесткий допрос в первый день, а потом полная неизвестность.
Он промолчал. Завел двигатель, и мы поехали. Молчание затягивалось и я спросил.
— Как дела в роте?
— Сложно. Каждый день предпринимаем попытки атаковать. Много раненых. Удалось сдвинуть фронт глубже, но ценой существенных потерь. Командование не может ждать. Нельзя дать англичанам укрепиться в Крыму еще сильней.
— Свиридов, Стародуб, Купельманн, остальные лейтенанты. Как они?
— Живы. Постоянно вспоминают о тебе. Сам знаешь, нас не пускали к тебе на свидания. Кирюхин «в тайне» готовит праздничный обед.
Я улыбнулся. Все же не забыли меня.
— Солдаты тоже вспоминают о тебе с теплотой. Ты хороший командир, Смирнов.
Я вяло поправил.
— Бесфамильный.
— Слышал, — сурово кивнул Налбат. — Даже в газеты просочилось. Десяток старых, казалось, верных отчизне родов сбежали, бросив родину. Их вычеркнули из бархатной книги. Только думается мне, сбежали они не от войны, как почему-то решило большинство. Мы то с тобой знаем, что произошло у нас в роте и как казалось обычный солдат утер нос отцу Олегу. Только вот сделал он это оригинально. Не видел еще тех, кто может превращаться в зловонную лужу, — командир хмыкнул. — Нехорошие вещи происходят, Семен, и как я не люблю Церковь, стоит отдать им должное, панику они подняли не зря. — Налбат посмотрел на меня. — Ты так и не вспомнил, кто этот солдат? Откуда он тебя знает?
Я покачал головой.
— Нет.
— Жаль. Впрочем, это теперь не наше дело.
— Я удивляюсь, как меня вообще отпустили. Все же Смирновы теперь предатели.
— Ты то в чем виноват? Да и фронту нужны кудесники. Ситуация сложная. Хотя-я-я, — командир задумался. — Думаю, не возьми ты третью ступень, тебя бы еще долго продержали за замком, а так Церкви пришлось отступиться. За тобой ничего нет, иначе бы после первого допроса, ты бы оказался в застенках монастыря.
Я поежился. Зря я, похоже, поднял голос на отца Олега. Теперь придется оглядываться чаще.
— Я раньше не имел дел с монахами. Они все такие? — Спросил я, стараясь отогнать от себя мысли о пытках над моим разумом.
— Не стоит ровнять всех их с отцом Олегом, ты же о нем говоришь?
— О нем.
— Он фанатик, истово ненавидящий нечистую силу, вроде той, с которой мы столкнулись. И он имеет дурную славу даже среди своих собратьев. Забудь о нем. Вряд ли вы еще встретитесь.
— Монахов отозвали?
— В ротах и бригадах, да. А в полках всегда есть свой штатный инок. Теперь ты знаешь зачем. У них нюх на всякую мразь.
— Можете рассказать об этом подробнее? О нечистой силе? Что это?
— Вечером. Там долго объяснять. Да и нам есть о чем поговорить помимо этого.
Мы подъехали к новому расположению роты, и машина нырнула в спрятанный в земле блиндаж. Сверху его закрывала сетка, маскирующая это место под овраг с травой. Рядом блестело гладью воды большое озеро.
— Где это мы?
— Поселок Пролетарка. Со всех сторон как видишь озера. Запомни. Подходить к ним нельзя. Адмирал Дрейк может дотянуться своей силой даже сюда.
— Это он обладает властью над морями и океанами?
— Он. И над пресной водой тоже, так что утащит тебя на дно и поминай, как звали. Воду можно брать только из колодцев или подвозную.
К машине подошли наши штатные механики.
— С возвращением старшина. Ой. Старший лейтенант.
— Поздравляем с новым званием.
— С возвращением.
Было приятно. Солдаты меня не забыли.
— Спасибо мужики. Спасибо.
На душе стало хорошо. Плевать на отца Олега и Церковь. Я на своем месте.
В воздухе раздался свист. А потом удар над головой и взрыв рядом с окопом. Мы все пригнулись, и нас присыпало землей и песком.
— Привыкай, — сказал мне Налбат, хлопнув меня по плечу. — Тут такое постоянно. Англы не жалеют припасов.
Пока командир знакомил меня с новыми окопами и расположением роты, мы прошли все траншеи от начала и до конца. Много новых лиц, что заменили тех, кто погиб или отправился лечиться в тыл. Не всегда можно было вылечить человека по щелчку пальцев. Налбат хромающий на правую ногу тому доказательство. Рана, нанесенная кудесником четвертой ступени, так и не зажила.
Вот мы и дошли до офицерского блиндажа. Больших отличий от прошлого нет. Караул, что отдал нам с командиром честь, печь, на это раз сложенная из кирпича, радист на своем месте, две комнаты, для младших офицеров и Налбата и общее помещении для совещаний с большим столом и слабым освещением. Все тут пропахло куревом.
Первым меня заметил Свиридов Миша.
— Семен вернулся.
Офицеры встали из-за стола и начали пожимать мне руку.
— КИРЮХИН!
— Несу, командир Налбат, — выскочил из своего закутка солдат.
На стол был выставлен большой мясной пирог с грибами и томатами. Пахло очень вкусно.
— Спасибо, — сказал я нашему повару, пожав ему руку. Он кивнул, шепнув мне на ухо, что меня тут ждали, и ушел за чаем для нас.
— Нус-с-с-с, — поднял кружку младший лейтенант Ветряков, — за Семена. И за то чтобы монахи шли в жопу!
Все рассмеялись и мы чокнулись. Даже нелюдимый Налбат, что посмотрел на Ветрякова неодобрительно, чокнулся со всеми. Потом были разговоры. Со мной поделились последними новостями.