Война
Шрифт:
— Пора! — прокричал наказной атаман, но его не слышали.
Нужно посылать вестового. Артиллеристы промедлили, по мнению Верещаги. Но направлять никого не пришлось.
— Ба-баба-бах, — начали свою работу артиллеристы.
Не только первые ряды сметала картечь, но и тех маньчжуров, которые шли следом. Один стальной шарик забирал жизни у двух-трёх всадников, невзирая на доспехи. Такая картечина могла и не пробить доспех, если уже шарик пронзил плоть одного из маньчжуров и чуть потерял свою кинетическую силу, но мощнейший удар по броне сметал и второго наездника, тот падал и быстро получал новые
Таких пушек тут не знали, как не знали и новаторских тактик применения артиллерии. Мощная маньчжурская армия в своём распоряжении имела крайне мало крайне устаревших пушек. Но, что самое главное, они не умели правильно их применять, надеялись на конницу. Не зря надеялись, и китайские войска всё же потерпели поражение. Но сейчас им противостояло русской войско.
К чести азиатов, они не остановились. Разобрав ловушку и обойдя завалы из своих соплеменников, маньчжуры снова и снова накатывали в сторону выдвинутых вперёд пяти флешей. Уже казалось вот-вот, и начнётся рукопашная схватка, которую так хотелось бы избежать. Стрелкам приходилось перенаправлять выстрелы всё ближе к небольшому рву и валу, на гребне которого начинались флеши.
Но не было паники. Сейчас занятые уничтожением врага русские воины отрабатывали все те психологические установки, что им вдалбливали во время обучения, и какие они уже сами зарабатывали во время боёв. Ещё не проявились три фактора, три неприятных для врага сюрприза, которые способны значительно уменьшить количество маньчжурских воинов.
Флеши, выдвинутые впереди основных фортеций русских, представляли собой отдельные крепостицы, лишь с тем главным отличием, что они были оборудованы для встречи врага по фронту. Обойди маньчжуры какую флешь, и они удивились бы, что там нет никаких ям, рытвин, а напротив, проложена дорога, чтобы иметь возможность уйти защитникам и увезти пушки, если в идеале сложится ситуации, что это будет возможно сделать.
И, казалось, что вот оно решение — обойти! Однако, перекрёстный шквальный огонь не позволял это сделать, и уже были мертвы те несколько сотен маньчжуров, которые ценой своих жизней совершили неудачную попытку охватить две флеши с флангов.
— Гранаты! — закричал истошно полковник, да, уже полковник, Черкасс Рукин.
Именно Рукин командовал флешами, как и всей передней линей обороны. Можно быстро расти в чинах на Дальнем Востоке и за полгода из сотника превратиться в полковника. Есть на то дозволение государя, давать чины до полковника на месте, так Албычев и воспользовался такой вот своей привилегией. Надо же ему иметь лично благодарных людей в своей команде.
Не всем дозволялось кидать гранаты, в каждом десятки таких было по два человека. И дело не только в том, что можно ошибиться и не туда бросить гранату, или что не разберёшься, как её подпаливать, а дело в дальности броска и его меткости. Закинуть чугунный ребристый мячик на пятьдесят-шестьдесят шагов — не такая уж и тривиальная задача, и она под силу лишь особым умельцам с силушкой в руках.
— Бух! Бух! Бух! — разрывались гранаты, закинутые в гущу уже спешившихся маньчжуров, которые пытались как-то организоваться для согласованного штурма флешей.
Не получилось организоваться ранее грозным, пока не встретились всерьёз
— Побоище! — прокомментировал ситуацию Пётр Иванович Албычев.
У него было время подумать и даже дать оценку творящемуся, а вот у Рукина такой возможности не было. Он управлял боем непосредственно «на передке», и всеми поступками полковника руководствовала главная цель — уничтожить врага.
Гранаты возымели действие, не дали случиться приступу, но маньчжуры всё никак не отступали, продолжали концентрацию для очередного рывка.
— Нас не обойдут с фланга? — несколько суетливо спросил Албычев у Верещаги.
— С одной стороны река, по бокам наши кораблики с пушками, далее ров с водой… — Верещага задумался и нехотя добавил. — Не должны, но уж больно настырно они в лоб бьют. Разумение же должны имать, что сточат так войско.
Албычеву нравилась эта вот черта наказного атамана. Никита Верещага никогда не страдал излишним гонором и всегда оценивал противника, сравнивая с собой. Вот он, казачий атаман, не стал бы бить только в лоб. Так почему же это делают маньчжуры, уже потерявшие более тысячи своих воинов, если не больше, так как творящееся на флешах видно плохо из-за постоянного дыма. Хорошо ещё, что лёгкий ветерок присутствует, периодически приоткрывает завесу боя.
— Пойду я, — как-то буднично сказал Верещага и засобирался спускаться с крепостной башни, где и был главный наблюдательный пункт.
— Это куда? — спросил Албычев и сам понял, чего опасается казак.
— Туды, куды и ты! Пойдём супостата бить! — сказал Никита и стал спускаться.
Ходят слухи по войскам, да и среди люда обывательского, что есть у казаков какие-то характерники, что и колдуны, и вещуны, и ещё непонять кто. Но, нет, не было таких вот казаков, которые молниями кидают или ещё как колдуют. Просто у опытного казака, который живёт в постоянном ожидании засады, нападения, вырабатывается на подсознательном уровне то, что в будущем назвали бы интуицией. По ряду признаков их мозг может подать сигнал тревоги и заставить казака действовать предупредительно. Верещага видел бой, и он не до конца понял, что мог задумать враг, но уже чуял, что задумка эта есть.
Вдали, в версте от быстро отстроенной и укреплённой крепости Албазин, всё ещё раздавались взрывы, слышались звуки выстрелов из винтовок, а Верещага направил свои личные пять сотен казаков по правую руку, а четыре сотни стрелков под прямым командованием Петра Албычева отправились по левую руку. Там был ров, туда пустили воду от Амура, там же находились по пять орудий на гребнях вала. Узкое дефиле не дало бы противнику наступать широким фронтом. Несколько заболоченная местность и растительность позволяли не сильно беспокоиться об ударе с флангов, тем более, что с каждой стороны стояло по два корабля, ставших, скорее, стационарными батареями на реке. У кораблей в сумме было двадцать два орудия.