Война
Шрифт:
Все конвои военной поры одинаковы. Впереди едут командир и его охранники на сытых конях. По бокам процессии лениво шествуют неусыпные стражники, обожающие слушать собачий лай вместо пения да пронзительный свист плеток, плавно переходящий в удары о плоть и тихие стоны. В центре устало бредет серая-пресерая масса в несколько сотен косматых голов, источающая удушливый аромат, а замыкают шествие сборщики трупов, те, кто добивает выбившихся из сил да спихивает их отощавшие тела на обочину. Все конвои военной поры одинаковы, но, как оказалось, только не этот…
Стражников было немного, не более полусотни, причем основную массу, к радости Дарка, составляли пешие конвоиры. Однако, в отличие от посланных
« Так вот оно что! Вот и встретились! – пронзила мозг моррона тревожная, но в то же время и радостная мысль. – Это же защитники Кенерварда! Я их столько искал, так мечтал отбить! А фон Кервиц с ними! Эх, жаль, отсюда не разобрать лиц!»
Сидевшие до этого момента тихо солдаты не на шутку встревожились за командира и даже нарушили приказ, осмелившись привстать со скамей. Они не видели лица рыцаря, но потому, как напряглась под доспехами его спина и как захрустели костяшки пальцев под стальными перчатками, поняли, что он очень-очень взволнован… Им было не понять, чем вызвано беспокойство командира, ведь удача вроде бы вновь покровительствовала их троице. Конвой герканских пленников медленно тянулся по тракту мимо трактира, не собираясь останавливаться. Едущий впереди процессии шеварийский офицер в покрытых брызгах доспехах хоть и выглядел крайне уставшим, но торопился достичь столицы, видимо, конечной точки маршрута.
– На место! – хотел прошептать, но вышло, что прорычал сквозь зубы рыцарь.
Моррона бил озноб и одновременно мучил жар, не говоря уже о дрожи в пальцах и коленях. Такого волнения он давно не испытывал. Борьба между « хочу» и « надо» сводила с ума его мечущийся в агонии рассудок.
«Перебить сволочей! Навалимся разом, никому не уйти! Сперва всадников из луков перебьем, затем остальных перережем! – взывала к Аламезу душа, заручившись поддержкой неожиданно обострившихся чувств сострадания и справедливости. – Всех обезглавим, даже шавок, а головы на шесты и вдоль дороги насадим!»
«Тебе ничего не нужно делать, просто уйми свой гнев, просто потерпи! Через несколько минут все закончится: конвой пройдет, твоя боль утихнет, и ты сможешь вернуться к делам! Они важнее, намного важнее!» – внушал здравый смысл вопреки зовам сердца.
«Пленников из Кенерварда через полстраны тащат, зачем? – внезапно возник в голове моррона какой-то иной, явно посторонний, даже рассуждающий непривычными категориями голос. – Показательный суд решили устроить… А что это значит? Думай, балда, думай! Если фон Кервиц не погиб под стенами крепости, значит, он там, обязательно там! Не каждый день выпадает шанс спасти жизнь влиятельной фигуре из герканской разведки. Ты только подумай, какие возможности перед тобой откроются иль, говоря языком презренных торгашей, какую прибыль ты выгадаешь с этой сделки… Плюнь на опасность, риск того стоит! Легион поставил перед тобой задачу. Если сейчас не струсишь, рискнешь, то сможешь сократить сроки ее выполнения на десятки лет!»
– Господин рыцарь… Дитрих, вам плохо? – робко спросил один из солдат, боясь, что его накажут за дерзость, но в то же время не в силах наблюдать, что творится с его командиром. Дрожь в суставах моррона стала такой сильной, что уже начали тихонько позвякивать доспехи.
– Нет, мне хорошо, мне ОЧЕНЬ хорошо! – с улыбкой безумца на лице прошептал обильно покрывшийся потом Дарк, а затем, не снимая с рук боевых перчаток, поднес открытые ладони ко рту, чтобы подать притаившемуся на опушке леса отряду условный сигнал.
Не сговариваясь, солдаты за спиной рыцаря облегченно вздохнули. Еще миг, и песнь тетерева должна была подать отряду знак к незамедлительному, скрытному отступлению, однако до слуха солдат нежданно-негаданно донесся протяжный и жалобный вой волка.
– Что застыли, дурни?! Оглохли, что ль, с перепугу?! – прокричал в полный голос уже обнаживший меч и вооружившийся дубовым табуретом вместо щита командир. – В атаку!!!
Ответить растерявшиеся охранники ничего не успели. Когда они выхватили оружие и только сделали первый шаг, их командир уже вышиб ногой дверь и тут же пропал из виду.
Шеварийцы сперва и не поняли, что происходит. Откуда-то со стороны леса тоскливо завыл дикий волк, а их прирученные звери вместо того, чтобы ответить на призыв матерого одиночки ( как делали они не раз во время пути), трусливо поджали хвосты и, тихо поскуливая, принялись рваться с цепей или жаться к ногам хозяев. Конвой продолжал движение, надсмотрщикам было невдомек, что их хвостатые слуги испугались вовсе не воя изгоя-сородича, а уловимого лишь их чуткими носами запаха – запаха, принесенного внезапным порывом ветра со стороны пустого и сонного в утренний час придорожного трактира. Выращенные на псарне хищники почувствовали неуловимый людям аромат, неведомый им, но страх перед которым не раз испытывали их дикие предки. Они почуяли запах крови моррона – так пахла смерть!
Едва вой затих, как в воздухе зародился другой звук, пронзительный, отрывистый, недолгий, похожий на свист. Ехавшие впереди конвоя всадники вдруг стали валиться с седел: кто тихо, беззвучно, а кто, воздев к небу руки и что-то напоследок всхрипнув. Не миновала незавидная участь и капитана – командира конвоя. Первая стрела убила под ним коня. Летя вниз, капитан успел лишь изумленно ойкнуть, как вторая стрела с ярким, броским, черно-желтым опереньем насквозь пронзила ему гортань. На землю офицер приземлился еще не хладным трупом, но копыто взбесившегося коня быстро исправило это недоразумение.
Не успели стрелы пропеть во второй раз, а в рядах конвоиров зародиться паника, как придорожные кусты ожили, и из них с криками: «Геркания!», «Дитрих и Слава!»– стали выпрыгивать вооруженные до зубов солдаты, судя по доспехам, герканские. Шеварийцы были застигнуты врасплох, однако это им не помешало оказать достойное сопротивление. Когда Аламез достиг места сражения, противник еще не был ни перебит, ни рассеян. Две дюжины охранников, сомкнув щиты, образовали строй и довольно твердо держали позицию, отбиваясь от герканцев, на чьей стороне, к сожалению, не было численного перевеса. Еще с полдюжины надсмотрщиков беспощадно избивали пленных, заставляя их лечь на землю. Они бы с радостью натравили на узников дрессированных волков, да только те сбежали в лес…