Войны Роз
Шрифт:
Королева Маргарита слишком поздно поняла, какой вред нанес ей разгул мародерства; на своем пути к Лондону она послала два письма, пытаясь успокоить напуганных отцов города. Они же тем временем услышали новость о том, что Эдуард, граф Марч, одержал победу на западе в Мортимер-Кроссе, о чем Грегори ведет повествование.
Эдуард, граф Марч, сын и наследник герцога Йорка, во 2-й день февраля совершил удачный поход в Мортимер-Кросс в Уэльсе, и там он обратил в бегство графа Пембрука и графа Уилтшира и взял в плен и убил рыцарей и сквайров числом 3000 и пр.
И в том походе участвовал Оуэн Тюдор, которого захватили и отвезли в Хаверфордвест (Haverfordwest) и казнили на рыночной площади, и его голову водрузили на верхушку рыночного креста, а некая безумная женщина расчесывала его волосы и смывала кровь с его лица и обошла вокруг, неся в руках свечи, более ста раз. Этот Оуэн Тюдор был отцом графа Пембрука и был женат на королеве Екатерине, матери короля Гарри VI; он оставался в уверенности, что его не посмеют казнить, пока не увидел топор и плаху. Он все надеялся на прощение и милосердие до тех пор, пока с его красного бархатного камзола не сорвали воротник. Тогда он сказал: «На плаху склоняется голова, которая обычно возлежала на коленях королевы Екатерины», положил голову на плаху и, направив мысли свои к Господу, смиренно принял свою смерть. {94}
В это же время граф Уорик, взяв с собой короля, выдвинулся из Лондона, чтобы задержать продвижение королевы. Как рассказывает Грегори, это было в
И 17 февраля король Гарри поехал к Сент-Олбенсу, а с ним герцог Норфолк, граф Уорик, граф Арундел (Arundel), лорд Барчер и лорд Бонвиль (Bonvile) со многими родовитыми лордами, рыцарями и сквайрами, и простой люд числом 100 000 человек [50] . И там они жестоко сразились с королевой, чье войско от Уэйкфилда направилось к Сент-Олбенсу со всеми вышеупомянутыми лордами; и на одеждах ее слуг и людей из войска лордов были эмблемы своих господ, чтобы стороны противников могли отличать своих от врагов. И кроме того, у каждого лорда и простолюдина была эмблема принца, представлявшая собой малиново-черную полосу со страусиными перьями. Дело в том, что в этой битве сражались служившие при дворе и наемники. Я думаю, в войске королевы было не более 5000 человек, потому что основная часть северян дезертировала, причем некоторые из них сбежали вместе с оружием и доспехами. Скорбно слышать, что некоторые из них начинали воровать, едва успев приехать. Но за день до того произошло сражение при Данстабле (Dunstable). Войско короля было недостаточно хорошо организовано: многие были новичками в военном деле, а главный военачальник был мясником этого города; и северяне победили полки короля. А вскорости, как говорят, мясник от стыда за свое неумелое руководство и потерю убитыми 800 ратников с горя повесился; и некоторые утверждали, что для него было лучше оказаться мертвым — Бог все видит.
50
Это число сильно преувеличено.
И в разгар битвы король Гарри, оставив всех своих лордов, бежал к королеве [51] — он доверял ей больше, чем своим собственным лордам. Герцогу Норфолку и графу Уорику с большим трудом удалось скрыться. Епископ Эксетерский, бывший в то время канцлером Англии, и брат графа Уорика, лорд Барчер, со многими другими рыцарями, сквайрами и простыми людьми бежали, и много народу полегло с обеих сторон. И лорд Бонвиль был обезглавлен: люди говорят, что ему навредил его собственный язык [52] — принц сам судил его. И там же был убит мужественный рыцарь сэр Томас Кайрил (Kyriel). Погибших было более 3500 человек. Лорды, бывшие на стороне короля, разбив лагерь и тщательно укрепив его, словно глупцы, стали перестраивать свой боевой порядок. И прежде чем они успели развернуть свои войска для сражения, полки королевы оказались совсем рядом с ними у городка Сент-Олбенс. Тем временем в стане лордов все было в полном беспорядке, никого и ничто нельзя было найти, а их гонцы не смогли доставить весть, что королева находится у них под боком, в девяти милях. И прежде чем артиллеристы и бургундцы [53] успели нацелить пушки, они были атакованы, а многие орудия оказались совсем бесполезными, поскольку у бургундцев были такие орудия, которые могли стрелять как свинцовой дробью, так и стрелами в эль длиной (45 дюймов); орудия эти были с шестью выступами — тремя посередине и тремя на конце — и с очень большим наконечником из железа с другого конца, и все сопровождалось страшным огнем. Они легко умели управляться с такими пушками, стрелявшими всем этим одновременно, но в тот раз, когда было нужно, не смогли выстрелить: огонь вырвался наружу прямо на них самих. Еще у них имелись сети, сделанные из толстых шнуров, четырех фатомов (6 футов) длиной и 4 футов шириной, похожие на те, которыми ловят кроликов: там в каждом втором узле были воткнуты торчащие гвозди, ранившие любого, кто попытался бы перейти через них. Также у них были щиты наподобие двери с древком, ходившим вверх и вниз, что позволяло им легко управлять этими щитами по собственному желанию, и петли с откидывающимися окнами для стрельбы, и они прятались за щитами, целиком истыканными трехдюймовыми гвоздями, после приказа, разрешающего им встать за них. И выстрелив, они бросали щиты перед собой, так что никто не мог подойти к ним по торчащим гвоздям, не причинив себе увечья. Еще у них были приспособления, напоминавшие решетки, полные гвоздей, как те сети, но человек мог переносить их с места на место, когда надо; он мог их сжать, и тогда их длина составляла не более двух ярдов, а в случае необходимости мог растянуть их широко, и тогда они становились квадратными. И их использовали в качестве западни в ущельях, где могли проезжать всадники. И поскольку священникам (как людям, пользующимся почетом) не пристало быть пристрастными, льстить кому-нибудь или подхалимничать, я должен сказать, что находившиеся в нашем войске с королем Гарри не могли понять, какой прок может быть от всего этого снаряжения, потому и не использовали его. Наши воины брали с собой только свинцовые палицы, луки, мечи, копья и секиры. Что касается копьеносцев, то им надлежало ехать перед пехотой, и они съедали и выпивали их продовольствие, и делали много подобных вещей: простите меня, но я говорю, как было, ведь все зависит от пехоты. {95}
51
Во Францию пришло сообщение, что Генрих в то время, как бушевало сражение, сидел под деревом в одной миле оттуда, смеялся и пел.
52
Возможно, слова, сказанные в адрес принца.
53
Уорик держал на службе иностранных наемников.
Лондон теперь жил в ужасе от того, что войска северян могут войти в город и Маргарита отдаст его на разграбление. События следующих нескольких дней были описаны очевидцем, итальянцем К. Джильи (Gigli), в письмах Микеле Арнольфини (Michele Arnolfini) в Брюгге.
Когда сюда дошли эти новости, мэр, по всей видимости, обещал королю и королеве сдаться без сопротивления, если горожане будут уверены, что в городе не будет разбоя.
Тем не менее тогда же они установили надежную охрану в воротах, которые держат практически постоянно закрытыми, и усердно стерегут весь город, так что все здесь, слава Богу, чувствуют себя защищенными и в хорошей руках. Всё же лавки держат закрытыми, и на улице не встретишь торговцев, а люди стараются не уходить далеко от своих домов. Мы все надеемся, что, поскольку королева и принц не обрушили в злобной решимости на город свое войско, им можно было бы открыть ворота, договорившись полюбовно, и позволить вступить сюда мирно. Да разрешится все так с помощью Божией! Иначе… [54] польза [покровительство], и таким образом мы сильно боимся, что… [55] даже малейший беспорядок все бы разрушил. Да будет Бог нам защитой, и да простит нам грехи наши.
54
В этом месте в тексте пропуск.
55
В этом месте в тексте пропуск.
Спустя несколько дней Джильи снова писал, что посланцев, которых лондонские власти
Они возвратились двадцатого и сообщили, что король и королева не имеют никакого намерения грабить важнейший город и сердце их государства, и так они обещали; но в то же самое время это не значило, что они не накажут злодеев. Получив такой ответ, члены городского магистрата огласили указ о том, что все должны быстро разойтись по своим домам и вести себя спокойно, чтобы король со своим войском мог бы мирно вступить в город. Но уже меньше чем через час все люди побежали за своим оружием, и пошли слухи, что Йорк [56] с 60 000 ирландцев и граф Марч с 40 000 валлийцев спешат сюда и будут охранять их город; и они сказали, что мэр должен дать им ключи от ворот. Они призвали какого-то пивовара быть их предводителем, и в тот день здесь начались такие беспорядки, что я никогда не боялся, что случится нечто более страшное, чем тогда. Но, по милости Божьей и благодаря премудрым действиям мэра, олдерменов и знати, присутствовавших на Совете, было решено в прошлую субботу послать королю и королеве четырех олдерменов и некоторых других персон, включая тех же самых леди. Они должны были привести с собой четырех рыцарей, которым король и королева доверяли совершенно, и провести здесь переговоры с членами магистрата в присутствии людей, и прийти к соглашению, что в город могут войти король, королева и принц в сопровождении всей знати со своими военачальниками, но без войска. Утром они стали выбирать этих четырех, и так люди успокоились, видя, что никто не вооружен, кроме самого мэра и шерифов, которых через весь город до ворот сопровождал внушительный отряд охраны, и никто не взял в руки оружие, кроме тех, кому было приказано, и они вели себя благоразумно… {96}
56
Джиджли, очевидно, не знал о смерти Йорка при сражении у Уэйкфилда.
В конце концов переговоры провалились. Маргарита заслужила вечную благодарность уже тем, что не использовала свои шансы на успех, не напала на Лондон, решив не рисковать, а отошла на север. Потерпев поражение при Сент-Олбенсе, Уорик бежал на запад и в Барфорде (Bur-ford), что в Котсволдсе (Cotswolds), присоединился к графу Марчу, продвигавшемуся к Лондону после своей победы в Мортимер-Кроссе. Они продолжили свой поход вместе и вступили в Лондон 27 февраля, спустя десять дней после разгрома Уорика в Сент-Олбенсе. Большая Хроника Лондона (The Great Chronicle of London), написанная городским торговцем тканями Робертом Фабьяном, говорит об их отчаянности и о том, что они подвергали себя большой опасности.
И в следующий четверг графы Марч и Уорик с силой великой, но небогатой славными именами, вступили в город Лондон, граждане которого встретили их ликованием. И на следующее воскресенье упомянутый граф велел собрать своих людей на Сент-Джонс-Филде (St. John's Field), где перед войском перечислил деяния, в которых король Генрих был грешен, после чего он вопрошал народ, достоин ли король Генрих править дальше. На что люди неистово закричали: «Нет, нет». И после того, как он спросил, согласны ли они, чтобы королем стал граф Марч, они в один голос завопили: «Да, да!» После того как Палата общин согласилась с таким решением, нескольким офицерам было поручено оповестить о нем упомянутого графа Марча, остановившегося тогда у себя в замке под названием Бейнард (Baynard's Castle), за что тот поблагодарил Бога и их. И как мудрый принц он сказал им в подобающей манере, что считает себя недостойным занять столь ответственное место и по различным причинам не может взвалить на себя столь тяжкую ношу. Однако же наставленный архиепископом Кентерберийским и епископом Эксетерским, а равно и другими почтенными мужами, наконец уважил их просьбы… Тогда граф Марч, избранный и признанный быть королем, на следующий день с процессией отправился в приход Св. Павла, где пели Те Deum [57] со всей торжественностью. После окончания церемонии он был препровожден в Вестминстер с подобающей для короля пышностью и там в зале сел на королевский трон, держа в своей руке скипетр Святого Эдуарда. Так он восседал, а его лорды, духовные и светские, стояли перед ним, и зал был полон народа; вскоре всем было приказано замолчать, и воцарилась тишина; там было представлено законное право этого принца наследовать корону по двум причинам: во-первых, по праву и титулу своего отца, герцога Йорка, а во-вторых, из-за растрат короля Генриха, которые тот совершил вопреки указаниям Парламента, проведенного в Вестминстере в прошлый День всех Святых. Чтобы это утвердить, вновь спрашивали людей, согласны ли они иметь своим королем графа Марча. И все отвечали: «Да, да». После того как некоторые принесли ему присягу, он с процессией отправился в Вестминстерское аббатство и там расположился на хорах в специально установленном для королей месте, где сидел все время, пока пели Те Deum, после чего вознес молитвы у гробницы Св. Эдуарда, а затем по воде вернулся в собор Св. Павла и остановился во дворце епископа. И так во вторник, 4 марта, этот достойный принц вступил во владение королевством английским. {97}
57
Те Deum (лат.: Те Deum laudamus — «Тебя, Бога, хвалим») — католическое песнопение, сложившееся в IV в. и исполнявшееся при богослужениях в праздничные дни, по случаю торжественных событий и во время процессий.
Жизненно важное решение сделать Эдуарда королем было принято на встрече в замке Бейнард.
3 марта архиепископ Кентерберийский, епископы Солсбери (Бошан) и Эксетерский (а именно преподобный Джордж Невилл), Джон герцог Норфолк, Ричард, граф Уорик, лорд Фицуолтер (Fitzwalter), Уильям Герберт, лорд Феррерс из Чартли (Chartley) и многие другие держали совет в замке Бейнард, где они договорились и заключили, что Эдуард, герцог Йорк, должен теперь стать королем. И 4 марта упомянутый лорд Эдуард, герцог Йорк, с названными лордами срочно прибыл в Вестминстер, где был допущен к процессии. После того как объявили его права на престол, он завладел венцом и скипетром святого короля Эдуарда и сам провозгласил себя королем Эдуардом IV. {98}
Несмотря на пропаганду, которую сторонники Эдуарда развернули сразу после этих событий, Коппини на этот раз высказался предельно откровенно, когда несколько недель спустя написал правду Франческо Сфорце: «Несмотря на то, что ситуация в Англии пока еще не вполне устойчива, тем не менее в конечном счете у милорда Уорика все получилось, и он посадил на престол нового короля — сына герцога Йорка» {99} . Положение Эдуарда еще оставалось крайне уязвимым. Всевозможные фантастические слухи о событиях в Англии то и дело пересекали Канал. Просперо ди Камулио (Prospero di Camulio), посол Милана при французском дворе, передал многие из них на родину. Тем не менее нужно отдать ему должное: он был чрезвычайно скептически настроен к некоторым из наиболее неправдоподобных россказней. 15 марта он написал из Брюсселя:
Здесь говорят, что королева Англии дала яд королю после того, как тот отказался от престола в пользу своего сына. По крайней мере, он знал, как умереть, если не мог придумать, что можно еще сделать. Рассказывают, что королева объединится с герцогом Сомерсетом. Однако к этим слухам я не питаю особого доверия. Море, разделяющее нас и Англию, в эти дни было бурным, и после десятого суда не ходили. {100}
Двенадцать дней спустя в письме домой он дал собственную оценку обстановки в Англии. Несмотря на наличие в этом письме некоторых неточных сведений, оно было достаточно проницательным.