Воздаяние
Шрифт:
Альбино стремительно поднялся.
– Я рад видеть вас, мессир Фантони, и хотел спросить... Сегодня днём, в библиотеке, я услышал, как мессир Арминелли беседовал с мессиром Баркальи. Это...
– он осёкся, не зная, что сказать о Баркальи, чтобы не выдать себя, - молодой человек...
Франческо лениво кивнул, облегчив ему бремя лжи.
– Мы знакомы с Филиппо.
– Вы... друзья?
– осторожно спросил Альбино.
Фантони плюхнулся на стул и, закинув руки за голову, стал раскачиваться на его задних ножках.
– Едва ли... Не думаю, что мессир Филиппо удостоил бы вашего покорного слугу таким наименованием, что до меня, то тут все зависит от того, жив он или умер. Сочиняй я его эпитафию, наговорил бы кучу добрых слов: "Бережливость, осторожность и предусмотрительность - вот чему можно поучиться у покойного", отметил бы я прежде всего, потом добавил бы: "Он знал себе цену и в круг его знакомых входили только лучшие. Глубоко знал усопший и человеческую натуру..." - Фантони усмехнулся, - ну, а о живом... Он скуп, труслив, льстив и подозрителен.
– Альбино закусил губу, снова удивившись, как точно Франческо определил Баркальи, а тот продолжил, дав себе труд состроить на лице недоумевающую мину,- но я удивлён, что их беседа могла привлечь ваше внимание, мессир Кьяндарони. Мессир Арминелли, хоть и сидит среди книг, имеет дар постигать только нечто вовсе никому ненужное, что до Филиппо, не припомню, чтобы из уст его хоть раз изошло слово истины. И о чём же они говорили?
Альбино вздохнул.
– Мессир Баркальи говорил о погибших в последнее время молодых людях, Антонио Турамини, Джулио Миньявелли и Микеле Ланди...
– О них полгорода говорит, и что с того?
– перебил Франческо.
– Извечная пища для молвы: кто на ком женился, кто с кем переспал да кто помер. Но в смерти старика нет ни поэзии, ни интереса, а вот юнец, отправившийся в мир иной в цветении, in floribus, как сказали бы в старину красноречивые ораторы, это, конечно, поинтересней, чем закопанный в землю полуразложившийся при жизни труп или старый скелет.
– Я не о том... Мессиру Баркальи кажется, что эти смерти... неслучайны.
Франческо пожал плечами и зевнул.
– Это дело подеста и его людей. В городе есть судья, правда, старый и глухой, и прокурор, зачем отбивать у них хлеб?
– Вы сказали, что знали мессира Ланди. Он и вправду бы человеком высокой добродетели? Вы оплакивали его...
Мессир Фантони расхохотался, едва не свалившись со стула. Стало ясно, что его скорбь в палаццо Петруччи была или данью приличиям, или очередным упражнением в лицедействе, откровенным притворством.
– Он был донельзя развращенным юным мерзавцем и маменькиным сынком, считавшим, что деньги и положение дают ему право топтать ближних, - лениво сообщил Франческо, - у него, кстати, и кличка-то была "Топотун", чуть что не по нём - топ ногой! Полагаю, он и по болоту пытался топнуть, - беспутно хихикнул мессир Фантони.
Альбино осторожно вставил:
– Филиппо Баркальи как раз подозревает, что мессир Ланди никогда бы не пошёл на болота без слуг... А вы были там?
Франческо затруднился с ответом, но только потому, что в эту минуту сладко зевнул.
– Да, - наконец кивнул он, почесав спину, - в Сан-Джиминьяно было три десятка человек, но собрались все вовсе не для утиной охоты. Был день ангела мессира Урсини, вино лилось рекой, потом устроили скачки вокруг старого замка Призраков, и никто не заметил, как исчез Микеле. Хватились его только утром, обнаружили, что исчез его арбалет. Потом какой-то селянин рассказал, что видел, как молодой человек шёл к болотам. Если предположить, что он был пьян, чему удивляться? Мало ли что взбредёт в хмельную-то голову?
– А вы его не заметили?
Франческо лучезарно улыбнулся.
– Меня унесли сразу после скачек. Я хватил лишку и был пьян до положения риз.
– А смерть господ Турамини и Миньявелли? Там не было ничего подозрительного?
Мессир Фантони задумчиво почесал в затылке.
– Антонио нашли на заброшенном поле возле Сан-Джорджо, восточнее Поджибонси, видимо, понесла лошадь, ибо его тело было здорово изувечено, череп треснул, лицо страшно разбито о камни. Правда, - вздохнул Франческо, - все знали о его дурацкой привычке пускать коня прямо по посевам селян, это, разумеется, злило народ, но эти люди такие забитые и робкие, и предполагать, что это их рук дело, нелепо, к тому же тело нашли на ничейной земле, там каменистая почва, ничего не всходит, растут лишь, как сказал бы царь-псалмопевец, "волчцы да терние"... Лично я предполагаю, что Давид имел в виду дикий сафлор с его шипами, фиолетовый мордовник, расторопшу пятнистую с ее колючками да огородный артишок... Кстати, все это там и произрастало...
– А могли его убить?
– прервал Альбино ботанические аллюзии Франческо.
– Пресвятая Дева, да кому он нужен-то?
– Мессир Арминелли сказал, что погибли наследники больших состояний...
– Вот именно, - согласился Франческо, - наследники, но наследовать-то им предстояло не завтра, ведь Козимо, Теренцио и Одантонио запросто могут протянуть ещё не один десяток лет. А раз так, кому нужны Антонио, Микеле и Джулио?
Ответ на этот вопрос у Альбино был, но огласить его он никогда бы не решился. В его глазах эти люди заслуживали смерти, они были преступниками, погубившими честь и жизнь его сестры. Но ему подлинно нужно было понять, промысел ли Божий, суровый и неумолимый, прервал жизни негодяев, или случившееся в ними - чье-то злоумышление? Или - пустая случайность, нелепое сцепление событий, когда бездумный кусок черепицы падает на голову ни о чем не помышляющего прохожего? Или случайностей нет, и мы называем случаем ту закономерность, что не в состоянии постичь? Альбино хотелось, о, как хотелось бы видеть в произошедшем Судьбу, Суд Божий, Giudizio, Destino, безжалостную фатальность, Рок, месть Неба, ведь не случайно так схожи слова приговор и возмездие: verdetto... vendetta... Ведь даже рассказ Франческо, описание смерти Антонио Турамини, явно страшной и мучительной, усладили его душу, усладили против воли, но подлинно мед потёк при этом рассказе по жилам его.
– А Джулио Миньявелли? Вы говорили, он упал с лестницы?
– Упал, - подтвердил мессир Фантони, но в голосе его проступила только апатичная скука, - на вилле Миньявелли был только старый слуга, но Джулио заявился неожиданно, ни о чём его не предупредив, потом отправил спать, сказав, что не нуждается в его услугах. А утром был найден с поломанной шеей у парадного входа. Упал же с верхней ступени, потому что там, у балюстрады, загнулся ковер. Ступени мраморные, их, как после сосчитали, ровно сорок четыре, он по всем и проехался, следы крови были, как рассказывают, везде - сверху донизу. Его и не узнали-то сначала, настолько лицо разбито было.
– Не узнали, - как эхо повторил Альбино, представляя себе описанное.
– Да-да, - поддакнул Франческо, - смерть меняет всё: портреты, судьбы, отношения... Мы с Сильвестри, Баркальи, Грифоли, Донати, Монтичано и Ланди на похоронах снесли его со второго этажа вниз и вынесли из дому - до катафалка. А ведь покойник, скажу по чести, при жизни был несносен и невыносим, - гаер скривил на лице потешную шутовскую рожу, - впрочем, я нёс не гроб, а венок с трогательной надписью "Незабвенному другу". Гроб мне не доверили, бугаи его сами тащили, - сообщил он, но непохоже было, чтобы это недоверие всерьёз задело его.