Воздаяние
Шрифт:
Альбино любезно поблагодарил мессира Элиджео, сказав, что непременно будет на службе в храме и, если окажется, что он никого не стеснит, он с удовольствием поедет в Ашано.
Вернувшись вечером к монне Анне, Альбино узнал, что Франческо все ещё в загуле, однако незадолго до полуночи шельмец заявился под родной кров. Так как он оказался трезвым и явился в новом дорогом костюме, обошлось без скандала. Мессир Фантони сообщил матери, что завтра направляется на службу в храм, а потом поедет с друзьями в Ашано. Та поморщилась, но тут Альбино сказал, что тоже приглашен на празднество в Ашано мессиром Элиджео, и монна Фантони удовлетворенно кивнула. Друг ее сынка Джильберто нравился ей день ото дня всё больше. Что за кротость, вежливость, какой тихий и спокойный нрав! Ангел во плоти!
Не то, что ее шалопай и лоботряс Франчо!
Глава IV. Праздник Вознесения.
...Вознесение, как водится, было отмечено всенощным богослужением, благословением бобов и винограда во время мессы, тушением пасхальной свечи, и статуя Христа под ангельские песнопения была поднята до самого потолка храма. Торжественными процессиями горожане завершили празднество, пополаны и бюргеры разбрелись кто на ярмарку, кто на палио, а знать у палаццо Петруччи, в числе около сорока человек, направилась в пригород, на виллу Палески. Было немало разряженных в лучшие платья женщин, молодые мужчины красовались в роскошных костюмах и гарцевали перед дамами на украшенных погремушками и султанами лошадях, на подводах же ехали отцы семейств и женщины с детьми, и на одной из подвод, влекомых быками, Альбино заметил Камилло Тонди. Он, к его удивлению, держал на руках кота Бочонка. Возле него было свободное местечко, которое Альбино и поспешил занять.
Из разговоров и шепотков в дороге он заключил, что приглашение знати во главе с Петруччи на виллу Палески было попыткой последнего угодить капитану народа. В последнее время глава гарнизона мессир Марескотти заметно усилил свое влияние, и дом Палески боялся, что их и вовсе оттеснят. И потому хозяин не поскупился: на вилле гостей ждали изысканные деликатесы, сорок видов колбас и сыров, ягненок, зажаренный с потрохами, зеленая лазанья, сладкие лепешки, казатьелло, пастьера и коломба, планировались конные состязания, на вечер были приглашены венецианские актеры, сооружена сцена, готовился фейерверк.
Альбино заприметил Франческо Фантони, тот на мощном миланском жеребце мелькал то среди дам у подвод, то среди молодых людей, и где бы он ни появлялся, звенел смех или раздавались крики возмущения. За спиной у него была сегодня гитара, упакованная в удивительной работы кожаный чехол: фигурные швы выворачивались наружу, там, где гриф переходил в корпус, проступало тиснение с изображением дракона. Понаблюдав за ним несколько минут, Альбино отметил, что Франческо лукавил, когда говорил, что девицы считают его имя непристойным. На самом деле девицы на него очень даже поглядывали, и даже дочь мессира Палески, красотка Лаура, смеясь, кинула в него цветком, правда, обозвав шалопутом. Среди мужчин же почитателей Франческо подлинно не было, а из разговоров Альбино понял, что иные ненавидели его за оказываемое ему женщинами предпочтение, другие считали вертопрахом, фитюлькой и неженкой, третьи - трусливым ничтожеством, заискивающим у богатеев.
Последнее точно проступало. По приезде в Ашано Франческо крутился среди самых именитых граждан, явно заискивал перед Петруччи, Палески и Марескотти, а особо - перед советником Петруччи Антонио да Венафро, стремился развеселить и рассмешить. Венафро, бледный благообразный человек с бесовски умными глазами, серьёзно заметил Франческо, что с его дарованиями он мог бы продвинуться и преуспеть на более почетном поприще, чем пение шутовских куплетов.
– Что?
– изумился Фантони, и брови его взлетели на середину лба.
– С дарованиями и вдруг продвинуться? Вы смеетесь, мессир Венафро? Людей с дарованиями принято попросту вешать, чтобы они своей одаренностью не выявляли ничтожество остальных...
– Вы считаете меня бездарем, раз я ещё не повешен?
– с улыбкой осведомился мессир Венафро.
– Отнюдь нет, мессир Антонио, просто вы настолько умны, что у вас хватает ума скрывать свой ум, но подобным свойством наделены не все одаренные, - с мягкой льстивостью проронил Франческо.
– Вам-то что мешает делом заняться, Фантони? Как вы с вашим умом допускаете, чтобы у вас была столь дурная репутация?
– Всему виной несчастливая звезда, озарившая мрачным светом час моего рождения, мессир Венафро, мне просто не везет, - кокетливо пояснил Франческо. Он легкой рукой расстегнул крепления на чехле гитары и, вынув инструмент, ударил по струнам.
Когда молчу, твердят - "тупица",
Заговорю - я "пустозвон",
А коль случится отличиться
Объявят тут же наглецом.
Коль независим - я "нахален",
Почтителен - я "лизоблюд"
Заспоришь, назовут мужланом,
Уступишь - трусом назовут.
Коль в старом платье я - хохочут,
А если в новом - град острот,
Моя оплошность - лыко в строку,
Мои достоинства не в счёт...
Мессир Венафро покачал головой, но было заметно, что кривляющийся гаер ему, в общем-то, по душе. Марескотти тоже поглядывал на Франческо вполне дружелюбно. Однако этого нельзя было сказать о людях его охраны - Паоло Сильвестри, рослом молодом человеке с чуть раскосыми глазами, и Карло Донати, невысоком, тяжелого сложения юноше с короткой бычьей шеей и круглым лицом, в выражении которого тоже проступало что-то бычье, упрямое и твердолобое. Оба даже не скрывали своей ненависти к Фантони.
– Эй, клоун, а ты участвуешь в венецианском представлении? В какой маске? Смеральдины?
– глумился Донати.- Тебе бы только танцевать на канате, паяц! Или, может, решишься скрестить со мной шпагу?
– злорадно потешался он.
– Какое там, он и не носит рапиру из опасения увидеть сзади её тень!
– поддакнул Сильвестри.
Фантони не успел ответить, как вдруг из-за стены показался всадник на чёрной арабской лошади, державшийся в седле так, точно в нём родился. Он подъехал к гостям и легко соскочил вниз. Эта легкость удивила Альбино: лет новому гостю было далеко за тридцать, и невольно останавливали взгляд тяжелые геракловы плечи и мощь запястий. Лицо же, когда он снял и прикрепил к седлу шляпу, и вовсе поразило Альбино. Он ожидал, что оно будет под стать сложению, точно вырубленным топором, но лик приезжего нес печать тонкого ума, хотя в застывших глазах с грузными малоподвижными веками мелькало что-то безжалостно-палаческое, бездушное и бесчувственное. Альбино успел подумать, что не хотел бы встретиться с таким человеком в тёмной подворотне, и тут хозяин праздника распахнул ему объятия. "Дорогой Энцо, как я рад, что вы успели на торжество, вас не было в храме, и я подумал, вы не вернётесь сегодня..." Рядом вырос и Венафро. "Мессир Монтинеро, рад вас видеть..."
Следом за Венафро к Монтинеро подошёл рослый человек с густой светлой шевелюрой и обветренным терракотовым лицом, чем-то похожий на льва. Он не стал обниматься с гостем, только посмотрел на него. Монтинеро, поймав его взгляд, кивнул и проговорил, что поручение мессира Корсиньяно исполнено. Эта новость явно порадовала его слушателя, он кивнул и теперь тоже обнял Монтинеро за плечи.
Тихо спросив Фантони, кто эти люди, Альбино узнал, что приезжий - человек подеста, городской прокурор Лоренцо Монтинеро, что до другого, с львиной гривой, то это и есть подеста, Пасквале Корсиньяно. Альбино отошёл за колонны садовой беседки, где были накрыты столы для гостей. Он не мог понять, почему его так отпугнул этот сильный и явно умный человек, но поделать с собой ничего не мог и сделал все, чтобы неизменно оказываться как можно дальше от городского прокурора. При этом он заметил, что прокурор хорошо знаком с Фантони, которого он фамильярно звал Сверчком и подначивал выиграть седло Пульчи на предстоящих скачках, всячески вышучивал его и с издевкой интересовался, не растолстел ли он и не раздавит ли Миравильозо?