Воздух, которым он дышит
Шрифт:
Я улыбнулась.
— Конечно, дорогая. Мама просто счастлива, вот и все.
Эмма начала собирать перья и улыбнулась.
— Фотографию? — спросила она. Я поспешила внутрь, чтобы взять старый «Полароид» Стивена и запечатлеть Эмму на привычной фотографии, где она держит перо для ее «Папа и я» коробочки. Когда я вернулась, Эмма сидела на крыльце с сияющей улыбкой и дюжиной перьев, окруживших ее.
— Ладно, скажи «Сыр»!
— Сыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыр! — закричала она.
Фотография распечаталась, и Эмма побежала внутрь, чтобы добавить ее в свою коллекцию.
Я смотрела на Тристана, который подстригал
— Спасибо, — сказала я.
— Я не знаю, о чем ты, черт возьми, говоришь.
— Тристан… спасибо.
Он закатил глаза.
— Может, оставишь меня в покое?
Он повернулся, чтобы включить косилку, но я положила свою ладонь на его руку. Его руки были сильными, грубыми, но теплыми.
— Спасибо.
Когда наши взгляды встретились, я почувствовала, что его прикосновение стало теплее. Он улыбнулся настоящей улыбкой. Улыбкой, которую я еще не видела. Не знала, что его губы способны так улыбаться.
— Это не проблема. Я нашел чертовы перья в магазине мистера Хенсона. Это было не сложно, — он сделал паузу. — Она хорошая, — сказал он, указывая в сторону дома, говоря об Эмме. — Она хороший ребенок. Раздражающий настолько, что хочется уйти, но хороший.
— Останешься на завтрак? — спросила я.
Он покачал головой.
— Остановимся на обеде.
Он снова отказался.
— Ужин?
Тристан прикусил нижнюю губу и уставился на землю, обдумывая мою просьбу.
Когда наши взгляды встретились, я чуть не упала от единственного слова, которое он сказал.
— Хорошо.
Соседи судачили, что бы могло означать, что Тристан работал над моим газоном, но я постепенно начинала все меньше и меньше заботиться о том, что думают другие.
Я сидела на крыльце, окруженная перьями, когда он закончил с газоном. Эмма играла с Зевсом, отрабатывая команду «апорт».
И вот, сейчас и наконец, Тристан вспомнил, как улыбаться.
Позже, когда мы сидели за обеденным столом, Эмма болтала о мертвом жуке, которого она обнаружила на крыльце, и что Зевс его съел. Она была очень громкой и очень неряшливой со своими спагетти. Я сидела во главе стола, Тристан сидел на другом конце стола. Я ловила его взгляд в мою сторону, но чаще он улыбался уголком рта Эмме.
— И Зевс пошел грызть! Как будто это было лучшее, что у него было! И теперь у него на зубах кишки жука!
— Ты тоже ешь жуков? — спросил Тристан.
— Фу! Нет! Это ужасно!
— Я слышал, что они являются отличным источником белка.
— Мне все равно, Тик! (Примеч. tick — клещ. Далее tick подразумевается как Тик — прозвище для Тристана). Это ужасно! — она сделала давящуюся гримасу, и мы рассмеялись. — Ууу ах! Оо ах ах! — сказала она, переходя на речь обезьян. После того, как посмотрела «Тарзана», несколько недель она изучала горилл. Я не была уверена, как объяснить это Тристану, но через несколько секунд поняла, что и не придется.
— ООО! — ответил Тристан. — Ах? ААА! ААА! — он ухмыльнулся.
Я задалась вопросом, а что, если бы он знал, сколько раз из-за него мое сердце сегодня пропустило несколько ударов.
— Хорошо, Джейн из джунглей, думаю, настало время тебе пойти и выбрать пижаму на ночь. Пора отправляться в постель.
—
— Без «но», — я ухмыльнулась, кивая ей в сторону выхода из комнаты.
— Хорошо, но я могу посмотреть «Отель Трансильвания» в своей комнате?
— Только если обещаешь потом заснуть.
— Обещаю! — она поспешила прочь и, как только она ушла, Тристан встал со стула. Я встала за ним.
Он кивнул один раз.
— Спасибо за ужин.
— Пожалуйста. Тебе не нужно уходить. У меня есть вино…
Он колебался.
— Пиво тоже есть.
Это заставило его остаться. Я убеждала себя не говорить ему, что купила пиво по единственной причине — что он однажды останется на ужин. После того, как я уложила Эмму в постель, мы с Тристаном взяли нашу выпивку и сели на крыльце рядом с Зевсом, спящим позади нас. Каждый раз порыв ветра поднимал перо и уносил его мимо нас. Тристан был немногословен, но я была рада этому. Посидеть с ним в тишине было приятно.
— Я думала о том, как могу заплатить тебе за то, что ты ухаживаешь за моим газоном.
— Мне не нужны твои деньги.
— Я знаю, но… ладно, я могу помочь тебе с твоим домом. С интерьером, — предложила я. Я собиралась рассказать ему, что закончила школу дизайна интерьера и что только это заставляет меня предлагать ему помощь. Его дом всегда выглядел таким темным, и мне нравилась идея добавить немного жизни в него.
— Нет.
— Просто подумай об этом, — сказала я.
— Нет.
— Ты всегда такой твердолобый?
— Нет, — он остановился и немного улыбнулся. — Да.
— Могу я задать тебе вопрос? — громко спросила я. Он повернулся ко мне и кивнул. — Почему ты приносишь еду тому бездомному человеку?
Он прищурил свои глаза и прикусил большой палец зубами.
— Однажды, когда я бежал босиком, то остановился около моста и потерял голову. Воспоминания атаковали меня, и я помнил только, как отрывисто дышать. Невыносимая паническая атака. Мужчина подошел ко мне, и, ммм, похлопал меня по спине и оставался рядом со мной до тех пор, пока я не восстановил дыхание. Он спросил, в порядке ли я, и я сказал «да». Потом он сказал мне, что не следует беспокоиться так сильно из-за того, почему я потерял голову, потому что темные дни остаются темными до тех пор, пока не взойдет солнце. И затем, когда я начал идти прочь, он предложил мне свою обувь. Конечно, я не взял ее, но… У него ничего нет. Он живет под чертовым мостом с превратившимся в лохмотья одеялом и парой порванных ботинок. Но он все равно предложил их мне.
— Вау.
— Ага. Многие люди, возможно, видят грязного наркомана под мостом, понимаешь? Проблему общества. Но я вижу кого-то, кто хотел отдать все, что у него есть, чтобы помочь незнакомцу.
— Я просто… Это так прекрасно.
— Он прекрасный человек. Все повернулось так, что он пошел на войну, и, когда вернулся, страдал от ПТСР, и его близкие не могли понять, почему он так сильно изменился. (Примеч. ПТСР — посттравматическое стрессовое расстройство). У него была работа, но он потерял ее из-за панических атак. Он потерял все, потому что пошел добровольцем, чтобы сражаться за нас. Это дерьмово, понимаешь? Ты герой до тех пор, пока у тебя есть форма. После всего этого ты просто поврежденный материал в глазах общества.