Воздушная гавань
Шрифт:
— Разве?
— Совершенно не нужен. Нам нужен хозяин постоялого двора, готовый на сделку и способный держать данное слово. — Она повернулась к брату Винсенту: — Отыщется ли здесь таверна, хозяин которой, будучи куплен, не продастся еще раз кому-то другому?
Монах приподнял брови.
— Продажный хозяин таверны?
— Это скорейший способ, а нам приходится спешить, — сказала Гвен.
Винсенту, кажется, пришлось обдумать это, прежде чем он заговорил снова:
— Даже такая мелочь, как совет в подобном вопросе, пошатнет с таким трудом взращенное беспристрастие.
— Что, если мы просим помощи не у брата Винсента? — настаивала Гвен. — Допустим, мы обратились за дружеским советом к старому наставнику моего кузена?
— Словесная уловка, — определил монах. — И притом банальная.
— Мы ведь просто беседуем за чаем, — напомнила ему Гвен. — Копьеарх ведь не отправлял вам письменного распоряжения помогать нам.
Брат Винсент поджал губы.
— Я обязан тщательно обдумывать то, как мои действия могут повлиять на весь орден и на каждого, кто следует Пути.
— А пока вы этим заняты, — твердо парировала Гвен, — будет, возможно, не лишне заодно изучить, как отсутствие действий может повлиять на всех путников Копья Альбион и на их соседей заодно. Они наверняка помянуты в списке представителей человечества, служить которому вы, по вашим же словам, стремитесь.
Брат Винсент несколько раз моргнул. И затем вкрадчиво заметил:
— Вы совсем не понимаете намеков, мисс Ланкастер?
— Возможно, я предпочитаю не слышать их вовсе, — сладким голоском пропела Гвен.
Что-то, подозрительно напоминающее новорожденную улыбку, заплясало вдруг в глазах монаха.
Гвендолин широко улыбнулась ему в ответ.
Глава 27
По дороге от Храма к постоялому двору, который указал им брат Винсент, Гвендолин старалась держаться парой шагов позади своего кузена, зорко оглядывавшего улицы и переулки. Не стоит отвлекать Бенедикта разговорами; в конце концов, его долгом было высматривать опасность и защищать мастера Феруса от любых возможных атак. Как бедняге с этим справиться, если она на нем повиснет?
— Что тебе удалось узнать, Чудачка? — обратился мастер Ферус к своей ученице.
Странно одетая девушка с минуту морщила лоб, прежде чем ответить:
— Замороженные души.
— Ага! — вскричал Ферус, воздевая палец ввысь. — Да, почти в точку. Ты прекрасно постаралась, дитя.
Просияв, Чудачка крепко прижала к груди банку с кристаллами.
— Но отчего я никогда не чувствовала ничего подобного в нашем собственном кабинете?
— По сути, все зависит от промысла судьбы, — ответил Ферус. — Чтобы увидеть лес, нам требуется чуть больше чем горстка деревьев.
Чудачка зажмурилась, снова погружаясь в раздумья.
— Мне показалось… они будто бы говорили друг с дружкой?
— Думаю, ничего настолько сложного, — обронил эфирреалист. — Хотя некое подобие сопричастия определенно.
Покашляв, Бриджет осторожно подала голос:
— Прошу прощения, мастер Ферус?
Эфирреалист и его ученица обратили к ней свои взгляды.
— Да? — ответил он.
— Не хочу бесцеремонно вмешиваться, но… о чем вы сейчас говорили?
— О книгах, дорогуша, — ответил Ферус. — О книгах.
Бриджет захлопала ресницами.
— Но у книг вовсе нет души, сэр.
— В отличие от тех, кто их пишет, — парировал Ферус. — Выводя слово за словом, авторы оставляют обрывки и отголоски, какие-то ошметки и подтеки своей сущности.
Помолчав, старик громко фыркнул.
— Весьма неряшливо с их стороны, если вдуматься, — но собери вместе достаточно кусочков, и сможешь подойти к пониманию целого.
— Вы считаете, у библиотеки есть душа, — робко заметила Бриджет.
— Мне нет нужды что-то считать, юная леди, — довольно чопорно ответствовал Ферус. — Я знаю это наверняка.
— Я… теперь понимаю, — сказала Бриджет. — Спасибо, что ответили на мой вопрос.
— Всегда пожалуйста.
Они продолжили путь, следуя за Бенедиктом, и добрались наконец до постоялого двора на оживленном углу улицы, которая вела к торговой галерее близ пристани. На качавшейся у входа вывеске, как это часто бывает, художник изобразил фантастического зверя, который вполне мог существовать в далеком прошлом; насколько знала Бриджет, по некоей неясной причине подобные картинки украшали многие постоялые дворы и в хаббле Утро. «Черная лошадь», — гласили крупные буквы, выписанные ниже. То было название постоялого двора.
Войдя, они оказались в обычной для таких заведений просторной комнате, где подавали еду и напитки, чем-то вроде небольшого паба или харчевни. Потолок тут был действительно низкий, и Бенедикту пришлось пригнуться, чтобы не биться головой о тяжелые балки, которые поддерживали второй этаж. В спертом воздухе харчевни клубился дымок: кое-кто из мужчин и женщин, которые разместились за столами небольшими компаниями, держал в руках трубки с курившейся в их чашечках смесью сушеных растений. И это, вообще говоря, перечило заповедям, изложенным в Высочайшем Руководстве по Эксплуатации. Надо полагать, в глазах Милостивых Строителей курение было довольно тяжким проступком.
Впрочем, хаббл Платформа действительно снискал репутацию места, где о благочестии вспоминали редко. В конце концов, именно здесь разместился Храм путников, а Богу Всевышнему было посвящено лишь несколько маленьких часовен. Всем здесь руководили деловые интересы. И, похоже, в «Черной лошади» дела шли как нельзя лучше.
В общем зале не было свободного места: за каждым столом сидели люди, всего не менее трех десятков человек. По залу бегали две женщины, разнося всяческую снедь и напитки или забирая опустевшие блюда с кубками. В скрытой от глаз кухне вовсю гремела посуда и звучали громкие, хоть и без лишнего жара, голоса. Судя по всему, заведение работало в полную силу, сосредоточенно и слаженно.