Воздушная гавань
Шрифт:
Гвендолин тихонько фыркнула:
— Со смеху лопнуть, Бенни. Этот желтый оттенок совсем тебе ни к лицу.
— Да, не самый любимый мой цвет, — кивая, хмуро признался Бенедикт.
— В ту пору он чаще носил лиловый, — жизнерадостно вставил брат Винсент.
— Лиловый? — не поняла Бриджет.
— Синяки, — с улыбкой пояснил Бенедикт. — Я относился к нерадивым ученикам, которые не умели слушать внимательно.
— Но хороший наставник всегда отыщет верную тропу, — закончил за него Винсент. — Дамы и господа, прошу вас, входите. Добро пожаловать в Храм Пути.
Глава 26
Отчаянно стараясь не рассмеяться в голос, Гвендолин смотрела, как Бриджет передает ее кузену пояс с перчаткой. Ради всего святого! Гвен стояла от него на том же расстоянии, причем с пустыми руками, и тем не менее Бенни как по наитию повернулся к девушке с котом, едва только начав расстегивать пряжки.
Раз за разом Бенедикт недвусмысленно выражал Гвен свою решимость избежать тенет брака. Пару лет назад, на балу, он даже чуть не нагрубил матери, когда та навязала ему чересчур много партнерш для танцев.
Не то чтобы юные леди вовсе не проявляли к нему интерес. Разумеется, ни одна из свободных девушек высшего света не стала бы рассматривать возможность вступления в союз с молодым боерожденным, будь он даже полновесным представителем дома Ланкастер… ну, разве что если бы Бенедикт был наследником дома… Хотя дамы не столь высокого происхождения вполне могли бы захотеть упрочить свои позиции благодаря союзу с ним.
Не стоит еще забывать, подумалось Гвен, что всегда может объявиться женщина того сорта, что с радостью готовы закрутить интрижку с кем-то из боерожденных просто ради острых ощущений от подобной выходки. Бенедикт, конечно, был красивым юношей и с момента достижения совершеннолетия не испытывал недостатка во внимании молодых (или молодящихся) вдов, чье заигрывание встречал с неизменно учтивым холодком.
Сейчас Бенедикт стоял, негромко беседуя с Бриджет и монахом-путником, и Гвендолин была безмерно рада за кузена. За последние дни она достаточно хорошо разобралась в характере Бриджет, чтобы понять: у этой девушки нет корыстных планов на Бенедикта. Она не намерена воспользоваться его связями или завладеть его деньгами, имуществом или чем-то подобным. И пускай в светских манерах у Бриджет зиял очевидный провал, таким вещам несложно научиться. В любом случае смелость и порядочность куда важнее, а у нее в избытке и того и другого. Да и имя Тэгвиннов все еще имеет вес в некоторых закоулках хаббла. Мать можно убедить благословить их союз.
Конечно, Бенедикт только испортит все и запутает, если дать ему волю. До чего же хорошо, что у кузена есть кто-то, готовый расчистить дорогу, — когда настанет нужный момент, разумеется.
Довольно улыбаясь, Гвендолин последовала за монахом и остальными на храмовую территорию.
Увиденное там совершенно ее потрясло. Девушка ожидала обнаружить относительно скромную обстановку. Но только не это: монахи превратили внутренний двор за тяжелыми храмовыми воротами в сады столь пышные и густые, что с ними не смогли бы тягаться даже разбитые в семейных поместьях Ланкастеров.
Каждый квадратный фут свободного пространства, как сразу стало ясно Гвендолин, был заставлен здесь каменными кадками, доверху наполненными жирным черноземом, собранным на Поверхности и заботливо доставленным сюда. И над каждой кадкой — тонкая сеть из шелковых нитей, усыпанная крошечными люмен-кристаллами, которые мерцали тысячью звезд, заливая все пространство двора серебристым сиянием. Под этой светоносной паутиной процветали плодовые деревья, виноградная лоза, гряды овощей и островки злаков, а также цветы, папоротники и ягодные кусты с незнакомыми листьями. Пищевые припасы, взращиваемые в издалека поднятой грязной почве, а не в обычных водных садах с обогащенным питательными веществами, чистым песком? Сама мысль вызвала у девушки легкую тошноту. Зачем было устраивать что-то подобное?
Самыми сногсшибательными здесь были запахи. Гостей встретило буйство самых разных ароматов: острых, и едких, и прелых, и сладких, — и, прежде всего, очень-очень живых. Сам воздух казался диковинным, он был густой и словно набухший от влаги. Вместе это производило впечатление неистовства жизни, безудержно разраставшейся с тою же свирепостью, что и смертоносный зеленый ад, затянувший всю Поверхность мира. При виде храмового сада девушка ощутила, как ее сердце колотится все быстрее: ее мгновенной, интуитивной реакцией стал сильный испуг.
Разум, напротив, подсказывал, что здесь ей совершенно ничего не угрожает. Сквозь проходы в пышной зелени тихо скользили фигуры монахов в горчичных одеяниях: они были заняты стрижкой растений, уходом за ними, поливкой и прополкой. В воздухе с жужжанием носились насекомые, причем многие — в черно-желтую полоску. Неужто пчелы? Гвендолин и понятия не имела, что кому-то в Копье Альбион удалось успешно развести их колонию. Насколько ей было известно, только жителям Пайка повезло добиться успеха с ульями, и их почти исключительная монополия на рынках меда и медовухи краеугольным камнем поддерживала всю их экономику.
Ладно. Если в храмовом саду водятся такие хрупкие существа, как пчелы, это место просто не может быть настолько опасным, каким кажется на первый взгляд. Гвендолин выдохнула и, немного успокоившись, двинулась вперед по дорожкам вслед за братом Винсентом и своим кузеном.
Между воротами и Храмом как таковым сады протянулись, должно быть, футов на двести. Сам храм насчитывал целых четыре яруса и мог похвастать превосходной каменной кладкой стен. Сложенное из копьекамня, здание выглядело таким же угловатым, прочным и вечным, под стать творениям самих Строителей. Несмотря на его высоту, Храму Пути как-то удавалось выглядеть приземистым и широким, будто он был исполнен решимости сопротивляться даже самой мысли о нападении, не говоря уже о любом реальном натиске врага. Еще двое монахов, вооруженные по примеру брата Винсента, стояли на страже у главных ворот Храма и в стоической неподвижности наблюдали, как Гвендолин и ее товарищи проходят внутрь вслед за своим провожатым.
Гвен ожидала, что внутреннее убранство Храма будет соответствовать внешней строгости, однако обнаружила, к своему немалому удивлению, что внутри Храм ярко освещен и обильно украшен картинами и полотнищами с начертанными излюбленным почерком путников изречениями. Некоторые из картин, хотя и изображавшие канонические сюжеты их веры, выполнены были поистине мастерски. Столь богатая коллекция предметов искусства в определенном смысле легко могла спорить с собранием, которое они видели во дворце копьеарха.