Воздушная тревога
Шрифт:
— Огонь! — резко скомандовал Лэнгдон.
Пушка оглушительно грохнула, и в тот же миг весь казарменный городок исчез за завесой из дыма, земли и взлетавшего в воздух кирпича. Казалось, остатки полуразрушенных казарм приподнялись над землей, рассыпаясь на тысячи осколков. Послышался грохот, подобный грому, и на фоне черных длинных смерчей, непроницаемой стеной перегородивших весь лагерь, появились серебристые самолеты. Громадные с виду, они с ревом неслись на нас в жарких лучах солнца. Это были «дорнье-215» — я сразу узнал их по молоткообразным носам. Казалось, они заполонили все небо. Машины летели в огромном черном облаке дыма; два самолета страшно затряслись, когда по ним полоснула наша шрапнель, но по-прежнему двигались на нас. Наша зенитка выстрелила снова, потом еще, другая
Одна бомба упала рядом с постом оповещения, вторая — возле позиции, где находился крупнокалиберный пулемет «испано»; ДОТ из бетона и кирпича в каких-нибудь пятидесяти ярдах от нас был разрушен. Только что он стоял на месте, такой же, как и две недели назад, и вот уже превратился в груду обломков, взлетевших в воздух под напором бездумной жестокой силы. Мгновение — и вот уже первый самолет над нами. В отчаянной надежде на прямое попадание, Лэнгдон приказал стрелять, целясь по горизонтали. По-моему, мы промахнулись. Во всяком случае, самолет пронесся над нами, даже не дрогнув; на миг его широко распростертые крылья отбросили на окоп тень, которая показалась мне тенью смерти. Я разглядел пилота, одеревеневшего в своей кабине. Он оскалил зубы, и мне подумалось, что для дела, которым он сейчас занимается, нужны крепкие нервы.
Как только самолет промелькнул над окопом, по брустверу побежала строчка песчаных фонтанчиков — это поливал нас свинцом пулеметчик из хвостовой кабины. Я пригнулся и втянул голову в плечи, но прежде успел заметить, как «бофорс» на нашей стороне аэродрома открыл по нему огонь — пламенные апельсинчики устремились к самолету, дождем рассыпаясь вдоль фюзеляжа. Одно попадание, второе… Огромная машина споткнулась в воздухе, затряслась и нырнула к земле. Как она разбилась, я не видел: над нами уже был следующий самолет, и его пулеметчик начинял окоп градом пуль. Что-то стукнулось в затылок моей каски, голова дернулась вперед так, что на мгновение мне показалось, что у меня, должно быть, перебита шея. Я слышал, как ударивший меня предмет со свистом ушел в воздух, а мгновение спустя я уже сидел, согнувшись в три погибели, под прикрытием бруствера. Пули осыпали шлаковое дно окопа, прошивали мешки с песком ровными симметричными линиями, на фоне общего грохота слышался лязг и жалобный вой, с которым они ударялись о пушку и рикошетом отскакивали от нее.
И все это время Лэнгдон стоял в полный рост, наводчики сидели на своих местах, а Мики продолжал стрелять. Теперь мы пользовались взрывателем номер один, и грохот разрыва следовал почти сразу же за выстрелом. Склонившись к земле, Худ ставил взрыватели на нужную отметку, а подносчики бегом тащили снаряды к орудию, согнувшись чуть ли не пополам.
Сейчас, задним числом, это кажется невероятным, но у нас оказался всего один лишь раненый — парень по фамилии Стрэнг, да и тот отделался легкой царапиной руки. А ведь каждый пролетавший над нами самолет полосовал окоп крошечными огненными дротиками трассирующих пуль. Слава богу, ни одна из них не угодила в открытые ящики с боезапасом.
Лэнгдон издал торжествующий крик, и секунду спустя в окоп упала какая-то железка. Наш снаряд разорвался совсем рядом с самолетом, и я почувствовал, как машина закачалась, когда ее тень проносилась над окопом.
Сидя под бруствером, я заметил «харрикейн», который почти вертикально пикировал на ангары. Я думал, он разобьется, но самолет выровнялся и сел на хвост шестому
Я машинально считал пролетавшие самолеты. Тот, что мы повредили, был пятым. Следом за ним, буквально у него на хвосте, летел еще один. Что-то ударилось в бруствер напротив того места, где я сидел, меня обдало песком, из ящика на дне окопа покатились снаряды. Бруствер обвалился, а самолет тем временем промчался так низко, что, подпрыгнув, я наверняка дотронулся бы до его крыла.
А когда его гул замер дальше к северу, огонь прекратился, и стало до странности тихо. Я бросил взгляд в безоблачную синеву неба. Налет пикирующих бомбардировщиков закончился; повернув носы в сторону дома, они уходили рваным строем на юго-восток.
В этой неестественной тишине мы услыхали совсем иной звук. Это было потрескивание пламени. Я встал на ноги и ошалело огляделся вокруг. Торби лежал в руинах. Весь казарменный городок к югу от посадочной площадки был окутан дымом, свозь который проглядывали ангары. Они почти не пострадали, зато от других строений остались лишь покореженные и разбитые остовы, а над ними взмывали ввысь огромные языки пламени, особенно яркие на фоне черного дыма. Все пространство между городком и нашим окопом было изрыто воронками от бомб, похожими на старые кротовые норы.
Сомневаться не приходилось: немцы намеревались разделаться с личным составом. Ни летное поле, ни даже самолеты, которых, как ни странно, немало оставалось в ангарах, их не интересовали.
Одному богу ведомо, сколько машин потеряла эта немецкая эскадрилья. Впоследствии нам сказали, что это было одно из лучших воздушных соединений. Охотно верю. Летали они красиво и лихо, причем заранее зная, что Торби надежно защищен. Нужны дьявольски крепкие нервы, чтобы хладнокровно творить такие дела. Один сбитый бомбардировщик кучей покореженного хлама лежал на северной стороне летного поля, второй упал в кустарник недалеко от обломков того самолета, который мы сбили накануне. Его пожирало яростное пламя. Наверное, были и другие сбитые самолеты, а что до остальных, то им еще предстояло добираться домой под носом у наших истребителей и без достаточного запаса высоты.
Пока я стоял, разглядывая хаос, в который погрузился Торби, Лэнгдон все время что-то кричал, обращаясь ко мне. Но я был слишком потрясен, чтобы вникать в смысл его слов.
— Прочь! — вопил он. — Всем покинуть окоп! Вы стоите рядом с бомбой, неужели непонятно? Убирайтесь отсюда!
Внезапно до меня дошло. Я недоуменно посмотрел на Лэнгдона. Где бомба? Я не видел никакой бомбы…
Я оглядел окоп. Худ и Фуллер вытаскивали Хелсона, Четвуд помогал Стрэнгу, остальные очумело стояли вокруг или тянулись вслед за Худом из окопа, будто отара овец. Бледный, объятый ужасом, рыдающий Мики скрючился в углу. Пока шел бой, он оставался на посту, был невозмутим и даже не замечал завывавшей вокруг стальной пурги, но теперь, когда все кончилось, нервы сдали, превратив его в труса. Лицо Кэна было белее мела, когда он вылезал из окопа; бледный, обалдевший Блах истуканом стоял на месте.
— Вылезай или взорвешься! — Я понял, что Лэнгдон орет на меня; он указывал на бруствер перед моим носом. Только теперь мой мозг включился в работу. Бруствер рухнул потому, что в него угодила бомба замедленного действия. Я обернулся. Лэнгдон боролся с Мики. Подхватив его с боков и спотыкаясь о разбросанные снарядные ящики, мы вытащили Мики из окопа. Он трясся, как осиновый лист. Кэн и Блах двинулись за нами, осознав наконец опасность.
Мы оттащили Мики в барак. На пороге я оглянулся. Из разбитого бруствера торчал стабилизатор бомбы, нос ее зарылся в песок. Сброшенная с высоты в тридцать футов, она не смогла уйти глубоко. Мурашки побежали у меня по спине, когда я подумал, что было бы с нами, окажись взрыватель этой бомбы ударным, а не замедленного действия. Господи, ну и повезло же нам!