Воздушные рабочие войны. Часть 2
Шрифт:
— Куда лететь? — тяжелая спросонья голова не хотела соображать.
— На Перекоп, — сердце девушки екнуло, она видела, в каком состоянии возвращаются оттуда машины. Значит опять не находя себе места вглядываться в осеннее небо на летное поле, пытаясь понять сели ли истребитель с номером «12» брата и вертолет с номером «27» этого несносного мальчишка. Ее единственного друга здесь. Или не просто друга?
— Выпусти… — она исподлобья посмотрела на парня, Бунин молча спрыгнул на землю. Следом выскользнула Светлана, сделав вид, что оступилась, тут же оказалась в объятьях не успевшего отойти Игоря. — Береги себя, понял?! — шепнула она ему в лицо и, вывернувшись, не оглядываясь, бросилась прочь от вертолета, уже жалея о своем порыве. А вслед ей послышалось веселое хихиканье:
—
Это был третий вылет. Два на Чонгар и один Перекоп. Семь часов в воздухе в общей сложности. Еще один на Перекоп и на сегодня все… Лучше бы конечно на Чонгар. Ближе. А вот на Перекоп почти на пределе по дальности. От того и на нервах летишь. А усталость уже дает о себе знать. Веки тяжелые, глаза слипаются, нательная рубаха от пота противно липнет к телу, спина ноет от долгого сидения. Ничего, пока раненых заберут, салон отмоют, заправка, погрузка, минут сорок-сорок пять будет прикорнуть. Вот показались знакомые очертания летного поля. Глаза сами по себе забегали в поисках девичей фигурки. На сердце потеплело. Стоит, ждет! Она понравилась ему сразу, как только он ее увидел. Да что там врать, влюбился он с первого взгляда, как в книжках пишут. Он долго не решался подойти, заговорить, стеснялся чего-то. А потом на танцах заметил ее, стоящую у стенки совсем одну, грустными глазами глядящую на танцующие пары. И решился. Света, Светлана — так, оказывается, ее звали. Ей удивительно подходило это имя. Она такая и была, светлая, утонченная, умная. А сколько она знала стихов, сколько книг перечитала. Они станцевали один танец, а потом просто разговаривали. Игорь рассказывал о себе, о друзьях, о школе. Как они все оказались на фронте. Света слушала с интересом, но когда он стал расспрашивать о ней самой, почему-то замкнулась. Парень не стал давить. Мало ли. Война. Лишь потом, спустя неделю или две он узнал, что Светка дочь Сталина. Сначала его обидело, что она сама не сказал об этом. Но обида быстро прошла. Оказывается факт этот оставался тайной только для него. Ну, так, кто ему виноват, что он с головой ушел в службу и учебу. На душе стало тяжело и пусто. Ну, где он, и где дочь самого товарища Сталина? А потом со свойственной юности бесшабашностью он решил, что значит надо просто стать тем, кто будет достоин Светланы. Только сказать ей о своих чувствах не отваживался. Боялся. А сегодня она сама дала понять, что он ей не безразличен. Вот и сейчас встречает. Надо сказать ей, чтоб не встречала. У нее же тоже служба, Озеркова по нарядам загоняет. Уж ему ли не знать, он сам начинал службу под ее командованием.
Непослушное, затекшее тело буквально вывалилось из кабины, с той стороны послышался приглушенный мат Глафиры. Тут же рядом оказалась Света.
— Ждешь? — Бунин тепло улыбнулся, Светлана кивнула:
— Как слетали?
— Нормально, — пожал он плечами, — Ты не жди, не надо. Софья ругаться будет. Наряд влепит.
— Плевать, — махнула рукой Светлана, — отработаю. Душа у нее была не на месте. С каждым новым вылетом Игоря становилось все тревожней и тревожней. Бунин громко зевнул во весь рот:
— Извини, что-то с ног валит, устал.
— Тяжко там?
— Нормально, — повторил парень. Будто не видно, как там. Полный салон раненых, кровь вон из-под люка капает. И у Лапочкиной так же. Про остальных не знает, летают парами, больше не получается, сесть негде. Захваченные десантом пятачки совсем маленькие. Приходится садиться практически на виду у немцев, когда кого-нибудь накроют, дело времени. — Свет, ты иди, я тут завалюсь, пока суд да дело. Он кивнула и пошла, то и дело оглядываясь. А Бунин уже укладывался на ящики, приготовленные к погрузке, натягивая на себя кусок брезента, защищающего от влажного осеннего сквозняка.
— Товарищ младший лейтенант, проснитесь, — буквально через мгновение Игоря разбудил трясущий его за плечо их механик Кузьмич, пожилой маленький щербатый мужичок с лицом алкоголика, при этом не употребляющий ни капли.
— Что, пора? — Бунин разлепил непослушные веки и взглянул на часы. Сорок минут проспал и то хлеб.
— Пора, — виновато подтвердил Кузьмич.
—
— Ваша Света, будить пошла, — махнул рукой куда-то в сторону землянок техсостава механик.
— Машина в порядке, — Игорь провел рукой по окрашенным доскам ящиков, покрытым капельками конденсата, и растер прохладной влагой лицо, прогоняя сон.
— Да. Заправлена, вооружение проверили.
— Ну и хорошо, — Бунин потянулся и пошел к вертолету. Надо бы проверить машину перед полетом, но Кузьмичу он доверял, а на личный осмотр просто уже не было сил. Забравшись в кабину, зябко поежился, зевнул и застегнул ремни парашюта. Через несколько минут появилась Глафира. Такая же недовольная, с помятой щекой. Бунин запустил движки, неподалеку раскручивал лопасти вертолет Лапочкиной. Погасла лампочка, сигнализирующая, что грузовой люк открыт, значит Фируза тоже на месте.
— Готовы? — спросил Бунин, переключив СПУ на внутреннюю связь.
— Да, — кивнула Глаша.
— Вторая? — вызвал Бунин Фирузу. Почему вторая? Да потому что две Фиры у него. Глафира — первая и Фируза — вторая. Только вот что-то молчит она. — Вторая?! — повторно вызвал стрелка Игорь.
— Да, — голос у Фирки какой-то странный, не проснулась еще что ли. Но заморачиваться на этом он не стал. В небо взлетела зеленая ракета, и он поднял вертолет в воздух. Над Арбатским заливом их примут истребители, сопроводят. Обратно будут охранять уже другие, все это дело четко отработано штабом и облетано отцами-командирами. Держались курса в видимости берега на высоте триста метров. Еще не предельно-малая, но уже рядом. Оттого и напряжение в полете не отпускало. Да и опытом Игорь пока похвастаться не мог. Это был всего-навсего его двенадцатый боевой вылет. Вот внизу проплыл затянутый дымом Чонгар, остров Куюк-Тук.
— Буню вызывает «Одиннадцатый» — раздался в наушниках голос Никифорова.
— Буня здесь, — отозвался Игорь.
— Семнадцатый-принимающий сообщил, что площадку немцы нащупали. Осторожней там. Поищи куда еще сесть можно.
— Принял. Некуда там садиться, — настроение рухнуло вниз. Осторожней. Как осторожней?! В прыжке хреном немецкие снаряды отбивать?! — Лапа, слышала? — вызвал он второй вертолет.
— Слышала, — голос Тани тоже был не весел.
Игорь переключился на внутреннюю связь:
— Фиры, — ему нравилось дразнить девчонок, — место разгрузки под обстрелом, поэтому разгружаться-загружаться десантуре помогаем и быстро двигаем оттуда, пока нас фрицы за мягкие места не взяли.
— Ну да, от тебя-то не дождешься, — стрельнула в него глазами Кузнецова, — все сохнешь по своей Светочке, — в наушниках послышалось сдавленное покашливание «второй».
— Разговорчики! — рявкнул Бунин, улыбаясь. Сели там же, где обычно, прикрываясь пакгаузами железнодорожной станции Армянск. Других мест просто не было. Вернее они были, но вес на голой, как плац земле. Мотор останавливать не стал, винты разгрузке не помешают, а вот возможность быстро взлететь стоит дорого. Тут же к вертолету кинулись бойцы. Вдоль изрешеченной осколками кирпичной стены склада рядком лежали раненые, с другой стороны прикрытые от осколков мешками с песком. — Девочки, вы помогать медикам, с разгрузкой без вас справятся.
Игорь остался в кабине, чтобы, если что, успеть поднять вертолет в воздух. Глаша еще не успела спрыгнуть на землю, а десантники уже цепочкой, передавая ящики из рук в руки, освобождали грузовой отсек. Такая же суета царила у вертолета Лапочкиной. Разгрузились быстро. А вот раненных погрузить не успели. Несколько взрывов раздались совсем рядом, потом еще. Ближе, ближе. А следующий накрыл вертолет Тани. Бунин, понимая, что взлететь ему не дадут, успел выпрыгнуть из кабины, заметив, как вместе с обломками вертолета в воздух взлетают изломанными куклами бойцы-десантники и девочки экипажа Тани Лапочкиной. Хоть бы его девчонки успели укрыться! Оскальзываясь, помогая себе руками, он помчался к пакгаузу, дарящему хотя бы иллюзию безопасности в разверзнувшемся аду артиллерийского обстрела. Взрыв он не услышал. Горячий воздух тугой струей толкнул его в спину, подхватывая, поднимая над землей и бросая вперед, на рябую от обвалившейся штукатурки стену. Удар и темнота.