Воздушные рабочие войны. Часть 2
Шрифт:
— Полковник, ты охренел?! Ты почему Светлану арестовал?
Сашка вскочил, нависнув над столом:
— Это ты охренел, майор! — он хлобыстнул кулаком по столешнице, — Выйди и зайди нормально! Потом поговорим.
— Да я тебя! — задохнулся Василий и бросился на Сашку. У него на плечах тут же повисли Ивелич с Назаркиным.
— Товарищ, майор, — крикнул особист, — успокойтесь! Иначе под арест пойдете, за нападение на командира!
— Да вы, да вы… — задыхался Василий, — заговор тут устроили! Застрелю, — и он витиевато выматерился.
В ответ раздалась не менее забористая брань от Стаина:
— Успокойся! —
— Отпустите! — Сталин дернул плечами, — Не буду драться! Назаркин с Ивеличем руки отпустили, но отходить от Василия не стали. — Да успокойтесь, сказал же, не буду драться, — он зло мотнул головой и с психом пододвинул себе стул, на который уселся, сверля взглядом присутствующих. Следом расселись все остальные. — Все так серьезно?
— Особый отдел, — Стаин с красным лицом кивнул на Назаркина, — предлагает Никифорова, Озеркову и экипаж Бунина с механиком под трибунал отдать.
— А Петьку с Софьей за что? — Василий успокаивался так же быстро, как и вскипал. А с Никифоровым они так давно уже стали друзьями. Все таки постоянно вместе на боевые летают.
— За что, товарищ майор? — Стаин посмотрел на Назаркина.
— Следствие идет еще, — поморщился майор, — А если все это хитрая комбинация с целью выманить дочь товарища Сталина на передовую и пленить ее там?
— Чушь! — фыркнул Василий.
— Возможно, — кивнул особист, но мы должны рассмотреть все версии.
— А если серьезно, — уже совершенно спокойно спросил Василий.
— А если серьезно, — за Назаркина ответил Стаин, — Светлана на почве влюбленности в младшего лейтенанта Бунина по собственной глупости и избалованности натворила дел, которые мы сейчас и пытались разгрести, если б ты не ворвался.
— Что за Бунин, кто такой?! — сверкнул глазами Василий.
— Какая разница кто такой Бунин, Вася? — Сашка в сердцах снова выматерился. — Что со всем этим делать?
— Ай, ерунда, — махнул рукой Василий, — отцу позвоню, решим.
И тут же громко задребезжал телефон.
— Полковник Стаин, — Сашка нехотя взял трубку и тут же вскочил, — Да, товарищ Иванов… Сейчас как раз решаем… Понял, товарищ Иванов… До свидания, товарищ Иванов.
— Что? — на Александра уставились три пары настороженных глаз.
— Товарищ Сталин звонил. Спрашивал, как продвигается дело рядового красноармейца Ивановой. Просил строго не наказывать командиров Ивановой и экипаж. А с самой Ивановой поступить согласно Закону, — под облегченный выдох присутствующих, Стаин вопросительно посмотрел на повеселевшего начальника юридического отдела корпуса, подполковника юстиции Завьялова.
— Командирам и экипажу, наказание назначает непосредственно командир части.
— А со Светланой?
— С ней сложней. Самовольное оставление части, постановка под угрозу боевого задания экипажа младшего лейтенанта Бунина. Тут трибунал, однозначно, — Василий хотел было вскочить, но Завьялов взмахом руки его остановил и продолжил, — Но, учитывая, что убежала она не в тыл, а на фронт, и, принимая во внимание молодость и личность обвиняемой, предлагаю, согласно 13-14-го пунктов 2 главы Дисциплинарного устава и Приказа №8 Народного комиссариата обороны, предать дело рядового красноармейца Ивановой на рассмотрение в товарищеский суд. Хоть мы и часть НКВД, но находимся в армии. Думаю, это будет правильно, да и для Светланы полезно, — Завьялов пристально смотрел на Василия, который поиграв желваками на лице, с красным, как свекла лицом кивнул.
— Значит, так и решим. Майору Никифорову и капитану Озерковой личный выговор без объявления в Приказе за ненадлежащую работу с личным составом. Младшему лейтенанту Бунину выговор с объявлением в Приказе за халатность при исполнении боевого вылета. Дело красноармейца Ивановой в трехдневный срок должен рассмотреть товарищеский суд Второго вертолетного полка. Товарищ подполковник юстиции, — Стаин обратился к Завьялову, — понимаю, что не совсем Ваша задача, но прошу Вас оформить все, как полагается и взять на контроль. Коля, — он посмотрел на Ивелича, — товарищеский суд на тебе, — мы вроде выбирали суды?
— Было дело, Приказ есть, — кивнул Ивелич.
— Ну, вот и организуй там все, — Стаин устало откинулся на спинку стула, — Все, идите. Вася, останься. Дождавшись когда все кроме Василия выйдут, Сашка посмотрел на Сталина и чуть не плача с надрывом спросил:
— Вася, скажи, чем я перед вами провинился? За что мне все это?
— Что ты имеешь в виду? — Василий сделал вид, что ничего не понял.
— Да вот это, — Стаин повел рукой вокруг себя, — Ты со своим психами, — Сталин вскочил, — а Сашка только обреченно махнул рукой, — ага, вот про это я и говорю. Света со своими. Она же не успокоится. Она же папина дочь и твоя сестра. Знаешь, что мне больше всего сейчас хочется? — он тоскливо посмотрел на товарища, — Напиться и в тайгу. Чтоб никого-никого. Лес и птицы поют.
— Ты это, Сань. Извини. Вспылил, — Василий бросил виноватый взгляд на Стаина.
— Да ладно, — апатично махнул рукой Сашка, — тебе можно, ты Сталин. Что вот со Светланой делать? Она летать собралась.
— Поговорю с ней, как из-под ареста выйдет, — буркнул Василий.
— Поговори, — без надежды на успех согласился Стаин, — ладно, иди. А я тут посижу еще, — он тупо смотрел в пустую стену. Если б кто-нибудь только знал, как ему все это остахренело! Лучше б он на Ковчеге остался. Один, тихо, спокойно… За вышедшим Василием хлопнула дверь. Александр потер ладонью колючий седой ежик, наклонился и достал из ящика стола початую, оставшуюся с прошлых посиделок, бутылку водки и граненый стакан. Поставил их на стол и долго смотрел на туго свернутую в рулончик желтую бумажку, которой была заткнута бутылка. Потом тяжело вздохнул и убрал водку со стаканом обратно в стол.
— Один черт, не поможет, — с сожалением пробормотал он себе под нос. Взгляд упал на лист отрывного календаря. 6 октября 1942 года. А ведь позавчера был ровно год, как он здесь, в этом мире. Надо же, как-то мимо прошло. А в ведь все, что было до этой даты, все больше и больше кажется чужим, не настоящим, будто не им прожитым. И вот он сам верит в свою здешнюю легенду. Родителей эмигрантов, жизнь неподалеку от Парижа, побег от гестапо. Даже по-французски заговорил. А та жизнь, тот мир, словно страшное кино или сон. И лица родных все туманней и туманней. Глаза снова скользнули и задержались на ящике стола, куда только что была убрана водка. — Да, хрен вам! — громко высказался Стаин, встал и стремительно выскочил из кабинета.