Воздушные стены
Шрифт:
Ингольд сделал движение рукой, намереваясь положить ее на плечо Венда, но молодой священник отвернулся, отступая в тень в дальнем конце комнаты, где находилась его собственная узкая койка.
Руди услышал скрип кровати и шорох одеял. Через мгновение Ингольд вернулся на свое место у камина и поджал под себя ноги, собравшись, очевидно, смотреть на пламя до рассвета.
В келье воцарилась тишина. Огонь в камине горел слабо, и Руди слышал прерывистое дыхание колдуна, свидетельствующее о том, что тот не спит.
– А он был прав, – заключил Руди,
Вокруг них ложился густой снег, устилая предгорья, по которым они тащились уже два утомительных дня, оставляя позади себя крутую скалистую возвышенность. Черные отвесные скалы над ними были испещрены тяжелыми снежными рифами. Снег был и на кронах деревьев. Дымка облаков скрывала пики гор и наполняла скалистое ущелье перевала Сарда туманно-серым светом.
У Руди перехватило дыхание. Его длинные мокрые волосы свисали на лицо и на капюшон плаща. Стальной посох слабо мерцал в полуденном свете. От тяжести книг, которые они несли из самого Кво, его плечо разболелось, а в голове вертелись разные мысли.
Мы дома.
Домой, к Минальде.
А куда же еще?
Теперь он уже привык вести разговор за двоих:
«Ты мне наказал однажды помнить, что мы изгнанники. Но это было тогда, когда мы надеялись, что Архимаг поможет нам. А теперь мы не имеем ничего, буквально ничего. Любой, именующий себя колдуном, просит этого».
Он пожал плечами:
«Я не виню Венда за выжидание».
– Я тоже.
Он резко обернулся, пораженный услышанным. Ингольд молчал уже много дней.
К его удивлению, старик продолжил:
– В принципе, я удивлюсь, если кто-то вообще появится. Кара и ее мать могли бы, – добавил он, задумавшись, – если с ними ничего не случилось. Но сопротивление колдовству будет нарастать. И те, кто способны услышать призыв, не смогут преодолеть свой страх перед этим сопротивлением.
Ингольд подошел к нему, опираясь на посох и согнувшись под тяжестью книг, словно старый несчастный нищий, с длинными седыми волосами, неряшливой бородой, в испачканной и оборванной мантии. В тени капюшона сверкали впалые глаза. Но, по крайней мере, он заговорил.
Ингольд продолжал:
– Возможно, теперь ты понял, почему я хотел стать отшельником.
– Ну, тогда позволь заметить, что твое поведение донельзя искушало меня предоставить тебе такую возможность.
Колдун опустил голову.
– Прости, – извинился он, – это было благородно с твоей стороны – терпеливо сносить скорбь старого человека.
Руди пожал плечами.
– Ладно, – произнес он рассудительно, – раз уж я всю жизнь занимаюсь самосовершенствованием, думаю, что смогу простить тебя.
– Спасибо, – благодарно отозвался колдун, – ты очень добр. Но когда я слушал твою игру на арфе, мне показалось, что до совершенства тебе еще далеко.
Их взгляды встретились, и Руди ухмыльнулся:
– Должен же я был как-то на тебе отыграться?
Ингольд
– В этом случае я дважды извиняюсь, – произнес он. – Если это рассматривать как возмездие, то мое поведение, наверное, действительно было отвратительным.
– Эй! – запротестовал Руди.
– Первый раз в жизни был рад, что почти глух, – пробормотал не вполне искренне колдун. – Так что, полагаю, из чего угодно можно извлечь выгоду.
– Ну, тогда нам с тобой стоит поломать голову над тем, что можно извлечь из нахождения в конуре, – сурово выговорил Руди, – так как когда Алвир выяснит, что произошло в Кво, будет ясно, как божий день, куда мы направляемся.
Затем, уже другим тоном, спросил:
– Что произошло в Кво, Ингольд? – между деревьев над перевалом завывал ветер, его дуновение касалось путников, пробирающихся через сугробы. На горы опустились тучи, такие же серые и холодные, как туман, который окружал Кво. – Лохиро работал на Тьму – или он был самой Тьмой?
Возникла длинная пауза, во время которой Ингольд пристально разглядывал кроличьи и птичьи следы на сугробах, словно они имели отношение к погоде и ветру. Когда он наконец заговорил, его скрипучий голос был усталым:
– Думаю, это была сама Тьма, – он вздохнул. – К этому дню, я не знаю, освободили ли они его в конце концов. Если освободили, то я мог бы его вернуть обратно к нам. По крайней мере мы могли бы многое выиграть от его мудрости и знаний, которые приобрели колдуны перед тем, как их уничтожили. Но я не мог рисковать, Руди, – добавил он.
– Черт, конечно, – согласился Руди. – Со всем его знанием и Тьмой за спиной – не удивительно, что все здания в городе были разрушены, колдуны уничтожены, а Башня Форна разнесена вдребезги. Если твоя сила была способна сдержать их перед воротами Угловой башни, его сила могла лишь удвоить их.
– Пока их силы могли воспрепятствовать или помешать, силы колдовства находились у своих Гнезд. Я должен был догадаться, что Рейдеры говорили о Гнезде как о цели поиска. Так в старые времена говорилось о Кво – и, следовательно, о Гее. Потребовались все силы Тьмы, чтобы сокрушить Гей, – добавил он. – Это было неплохо спланировано, завершающий удар по Гею, Кво, Пенамбре, Дейру – все в считанные дни. Хребет организованного сопротивления был сломлен, и надежда на магическую помощь уничтожена.
Ингольд вздохнул, выпустив облако пара в туман:
– Я должен был убить его, Руди. Я не мог позволить им иметь его силу. Возможно, он все еще был арестантом в собственном теле. Конечно, чтобы это ни было, у него была его речь, его манеры, навыки. Но не было его знания. Лохиро знал, что Анамара и я – бывшие одноклассники.
Он поднес руки к лицу, и Руди впервые увидел, как слабая улыбка мелькнула сквозь его заросшую бороду:
– Она связала мне эти рукавицы в тот год, когда мы были любовниками, там, в Кво. Для четвертой сильнейшей на Земле магини она была слишком большой домоседкой. Лохиро никогда не сказал бы непреднамеренно о ее смерти.