Воздушный колодец
Шрифт:
Климов помолчал и подытожил:
— Больше ничего существенного.
— М-да… — протянул Шрамко, — приметы весьма отличительные, редкие по оригинальности.
Возникла пауза.
— Какие варианты? — поискал в пачке сигарету Шрамко и, убедившись, что там пусто, выбросил ее в корзину. Климов с Гульновым не курили, и ему пришлось доставать из стола новую.
«Собственно, вариантов всегда много», — подумал Климов и еще больше придвинулся к столу, накрывая руками свое отражение на его гладкой полированной поверхности:
— Первое: погибшая недавно познакомилась
— Ты звонил в медэкспертизу?
— Да.
— И что они растребушили?
Шрамко понюхал сигарету и потянулся к зажигалке, поблескивавшей чистым никелем возле настольного календаря.
— Заключение должны передать завтра, а на словах, следующее: при обследовании трупа на запястьях и внутренних поверхностях бедер обнаружены ссадины и синяки, характерные для следов насилия. При вскрытии установлена беременность. Срок небольшой: восемнадцать дней.
— Выходит, она знала его минимум недели три, — сдул со стола табачные крошки Шрамко и щелкнул зажигалкой. — Хотя она могла и от другого забеременеть.
Он прикурил, и слоисто растекающийся дым потянулся к открытой фрамуге.
Климов продолжил:
— Отмечаются ушибы пяточных костей, локтевых суставов и позвоночника. Смерть наступила от паралича дыхательного и сердечно-сосудистого центров, как результат перелома основания черепа.
— Понятно, — стряхнул пепел и снова затянулся сигаретой Шрамко. — Он что же, крупный малый, этот Костыгин?
— Судя по вещам, по описанию свидетелей, как раз наоборот: худой и длинный.
— Щуплый, нервный, замкнутый, — счел необходимым уточнить Гульнов, опросивший многих жильцов дома.
— Откуда же тогда ушибы пяточных костей и позвоночника? — потер подбородок Шрамко и перевел взгляд с Климова на заговорившего Андрея. — Это какой же надо обладать звериной силой, чтобы приподнять живого человека и бросить его оземь?
Он покачал головой, как бы не соглашаясь с каким-то внутренним противоречием, и видя, что вопрос остался без ответа, поднес сигарету к губам. Выдохнув дым, он разогнал его рукой и некоторое время курил молча, изредка сбивая пепел в корзину для бумаг. Должно быть, решал — усиливать группу розыска еще кем-нибудь или нет.
— Криминалисты сведений не давали?
— Еще нет.
— Поедем дальше.
Климов еще ближе придвинулся к столу.
— Второе: зная, что убитая беременная, можно предположить, что некто третий расправился с ней. То ли по собственному умыслу, то ли по просьбе Костыгина. Кстати, — вспомнил Климов, — среди вещей, принадлежащих подозреваемому, найдена фотокарточка убитой, где она снята на берегу моря в самом веселом расположении духа. На обороте приписка, сделанная, вероятно, ее рукой: «Все равно я тебя не боюсь!»
— Где фотография? — живо поинтересовался Шрамко.
— Тимонин экспертам повез.
— Ну, работнички, — то ли удивленно, толи укоризненно покрутил головой Шрамко и, продолжая смотреть на Климова, а вернее, в его сторону, но куда-то сквозь него, мимо него, позвонил экспертам,
— И копию давайте поскорее, копию, — сказал напоследок Шрамко и раздавил сигарету в пепельнице. — Без фотографии нам паспортисты не помогут.
Он положил трубку и глянул на часы. Время бежало, а они все еще топтались на месте. Сообщив Климову, что криминалисты обещали прислать дубликат фотографии минут через двадцать, спросил:
— Сколько в доме выходов на крышу? Не считали?
Климов не успел и рта раскрыть, как Андрей уже выпалил:
— Считали! Восемь. Два боковых — в первом и в последнем подъездах — забиты.
Все это он произнес с поспешностью школьника, впервые вызубрившего урок.
— Значит, действующих шесть?
— Нет, только три. На остальных люках — замки, но у кого ключи, никто не знает. Лифтеры пользуются двумя лазами, в третьем и в шестом подъездах.
— Видно, кто-то досконально изучил пути отхода, — пощелкал ногтем по сигаретной пачке Шрамко и отодвинул ее от себя. — Пиши.
Климов взял из папки чистый лист и склонился над ним. «Подготовить данные на всех лифтеров, сантехников, электриков, телемастеров, строителей, когда-либо обслуживавших этот дом…»
— Еще на всех жильцов.
— Ого!
Шрамко как бы не слышал восклицания Гульнова, но изломом бровей дал понять, что не одобряет его реплики.
— Чем занимаются, судимости, наклонности…
Он не договорил. Зазвонил телефон.
Пока Шрамко снимал трубку и слушал, что ему говорят, Климов указал Андрею на сделанную запись и шепнул: «Это твое. А я займусь убитой».
По сделанному утром запросу сообщали: Костыгина Эльвира Павловна, сорока семи лет, привлекалась ранее к уголовной ответственности за спекуляцию изделиями из золота и драгоценными камнями. Освобождена досрочно. Ее муж, Акопов Мартьян Суренович, главный врач пригородной больнички, умер в возрасте пятидесяти двух лет вскоре после осуждения жены. Таким образом, ее сын Георгий какое-то время жил один, без присмотра родственников.
— Ну вот, — неизвестно чему обрадовался Гульнов, что и требовалось доказать: яблочко от яблоньки…
— Таким образом, — слегка повысив голос, повторил Шрамко, — надо выяснить, с кем дружил он, кто на него оказывал влияние? Это очень важно. О преступнике надо знать больше, чем он знает о себе.
Андрей смущенно потупился.
Глава 4
Передав фотографию убитой для опознания, Климов наскоро перекусил в управленческой столовке и, ссыпав денежную мелочь в карман брюк, за что его нередко жучила жена — надоело латать дырки, протираемые монетами, — поспешил в сберегательный банк, чтобы успеть до его закрытия. Пока он жевал общепитовскую котлету и накалывал на вилку макароны, ему показалось не лишним проверить лицевые счета Костыгиных. Если сынок или мамаша сняли деньги со сберкнижки, можно будет усомниться в версии непреднамеренного преступления. Без денег далеко не убежишь.