Воздушный штрафбат
Шрифт:
Борис взмок, пытаясь прижать противника к земле и уворачиваясь от его контратак. В классической воздушной карусели немца было не одолеть. Тогда Нефедов пошел ва-банк, начав лобовую атаку. Германский пилот принял вызов, не догадываясь, что «Иван» играет всерьез, как на войне. Машины понеслись навстречу друг другу. В последний момент перед столкновением немец отвернул — и Борис тут же «сел» ему на хвост, имитируя стрельбу.
В толпе наблюдающих за боем газетчиков послышались восторженные возгласы и аплодисменты. Исход воздушного соревнования арийца и славянина тут же стал почти такой же сенсацией, как победа негритянского спортсмена Джесси Оуэна над арийскими атлетами на Берлинской Олимпиаде 1936 года. Какой-то британский репортер грубо оттолкнул от входа в пресс-бюро
А действительно, куда подевался русский? Теперь все присутствующие на аэродроме люди озадаченно глядели в небо, пытаясь понять, куда исчез победитель воздушной дуэли. Не решил же он в самом деле угнать временно предоставленный ему истребитель в Советский Союз.
Вновь на «сцене» Нефедов появился внезапно. Он выскочил из-за крыши огромного ангара, в котором стоял личный пассажирский «Юнкерс» Гитлера, и прошел над головами вождей Третьего рейха так низко, что воздушным потоком от винта «мессершмитта» сорвало генеральские фуражки, а кое-кто даже присел от страха. Уже на следующий день в английских и американских газетах появятся фотографии испуганно приседающего Рибентропа с соответствующими кричащими заголовками.
За такую выходку Нефедова вызвали в советское посольство, где большой чиновник пообещал хулигану большие неприятности после возвращения в СССР. Но Борису отчего-то показалось, что распекающий его дипломат, так же как и он сам, в душе очень доволен, что новые хозяева Европы получили от простого советского парня болезненный щелчок по носу.
После полученного разноса Борис отправился в рейхсканцелярию. Гитлер давал прощальный обед для советской делегации.
Борис примерно такой себе и представлял резиденцию современного тирана: огромные залы, облицованные красным мрамором, бронзовые двери, высокие готические окна, толстые ковры под ногами. На каждом шагу скульптуры идеальных арийцев и их живые, но словно окаменевшие образцы — эсэсовские гвардейцы в черной с серебром униформе. Всех их словно одна мама родила — рослых, широкоплечих, голубоглазых, со светлыми волнистыми волосами.
Вначале Гитлер показался Борису вульгарным карликом. Нелепой казалась склоненная набок голова, плохо причесанные волосы, челкой спадающие на лоб.
Нацистский вождь, видимо, запомнил летчика, отвесившего смачную оплеуху его люфтваффе, и захотел получше рассмотреть одного из тех, с кем его пилотам предстояло столкнуться через считаные недели.
Как и Геринг, хозяин новой Германии умел нравиться, когда хотел. Рукопожатие у него оказалось энергичным, а голос сладким. У него обнаружилось чувство юмора, впрочем, весьма специфическое. Гитлер рассказал Нефедову, как во время Первой мировой войны завидовали пилотам из-за того, что те имели возможность ходить в нормальные сортиры, тогда как пехотинцы могли справить нужду, лишь постоянно рискуя быть подстреленным в интересной позиции вражеским снайпером.
В заключение прощального банкета Гитлер наградил Нефедова высшей наградой рейха — рыцарским крестом. К ордену прилагалась денежная премия в виде пяти золотых монет достоинством 10 000 рейхсмарок каждая. Это было целое состояние, на которое можно было купить несколько «Мерседесов» и шикарный особняк в пригороде Берлина. Впрочем, монеты у Нефедова отобрали свои же начальники сразу, как только он вернулся в гостиницу, взяв с него заявление о добровольной сдаче полученных ценностей в Госбанк СССР.
Вечером в номер к Нефедову зашел руководитель делегации:
— Борис, надо дать интервью корреспонденту местной газеты. Интервью уже согласовано с посольством. Так что собирайся, за тобой уже пришла машина.
Для интервью журналистка из «Дойче альгемайне цайтунг» привезла мгновенно ставшего сегодня знаменитым на весь мир русского пилота не в репортерскую «нору» — кафе «Рейман», где собиралось множество осведомителей гестапо и журналистов-эсэсовцев, а в обычную пивную, каких сотни по всему городу. За полчаса задав Нефедову интересующие ее вопросы, журналистка отправилась в редакцию. На прощание она загадочно предупредила Бориса:
— А вы, пожалуйста, не уходите. Вас очень хотел видеть один ваш старый знакомый. Он сейчас подойдет.
Новость заинтриговала Бориса. Какой у него может быть знакомый в Берлине?
С самодовольным видом Хан сел за столик напротив своего бывшего курсанта. Его эффектное появление вполне удалось.
— Очень рад тебя видеть, брат, — совсем по-родственному поприветствовал он Бориса, кивнув на лежащий на столе портсигар Нефедова с черным рыцарем на крышке. — Случайно узнал, что ты в Берлине, вот решил повидаться. Не хотел, чтобы из-за меня у тебя возникли проблемы с твоими начальниками, поэтому уговорил знакомую журналистку притащить тебя сюда. Надеюсь, ты не в обиде на меня за такую импровизацию?
— А на что мне обижаться, — пожал плечами Борис, — ведь мы с вами — немцами теперь вроде как дружим.
Хан выглядел как денди в своем безупречном костюме. От него пахло роскошной жизнью. Видимо, барон принадлежал к той породе людей, которые обречены процветать всегда и везде. Когда-то в советской России он, как богатый иностранец, мог получить все что угодно по первому своему желанию. Но и в Германии летчики и моряки, вернувшиеся из Франции, были для простых берлинцев настоящими набобами, ведь они имели возможность привезти все, чего не хватало на родине.
— А я тебе говорил, — торжествующе напомнил ученику инструктор, — что когда-нибудь наши страны объединятся. Правда, французов мы разбили без вас.
Барон улыбнулся пришедшей ему в голову забавной мысли и поделился ею с Борисом:
— Разве могли мы в 33-м представить, что грозная Франция с ее самой мощной в Европе армией станет колонией Германии и будет поставлять в рейх вино и проституток. Мы оккупировали Париж, а сотни французских кокоток— наш Александерплац. [143] Меня такой расклад вполне устраивает.
143
Площадь в Берлине.
Макс стал рассуждать о том, когда, по его мнению, первые русские эскадрильи должны появиться на побережье Ла-Манша, чтобы помочь люфтваффе поскорее разгромить англичан. Борис прервал его вопросом, который постоянно крутился у него в голове с той минуты, как он только увидел Хана:
— Ты был в Испании?
Голубые глаза немца сразу стали ледяными. Казалось, он взглянул на Нефедова через прицел своего «Мессершмитта».
Но уже в следующую секунду немец вновь надел маску приветливого благодушия. В ответ на заданный Нефедовым вопрос он отшутился, что в католическую Испанию его не пустили, так как он протестант. Разговор продолжался, но оба его участника чувствовали холодок взаимного отчуждения. Хан вдруг осознал, что все его разговоры о военном сотрудничестве русских и немцев — полный бред. От одного своего друга, проработавшего много лет врачом в Африке, он слышал, что, если живущий под одной крышей с охотником прирученный им лев хотя бы раз случайно отведает человеческую кровь, домашний любимец и полноправный член семьи немедленно должен быть убит… Как они могут дружить и воевать вместе, если совсем недавно увлеченно гонялись друг за другом, желая убить?! Не-ет, они уже отведали кровь друг друга…