Воздушный замок (илл. Гозман)

Джонс Диана Уинн

– Тебе тоже неймется стать жабой? – уточнил джинн.

– Если в пророчестве сказано, что Цветок-в-Ночи выйдет замуж за жабу, сделай меня жабой, – благочестиво ответил Абдулла, – только сначала, о великий джинн, принеси молока и рыбы.

Джинн недовольно крутанулся:

– Чтоб оно провалилось, это пророчество! Ничего не могу с ним поделать. Ладно. Исполню я твое желание, но за это меня оставят в покое на ближайшие два дня.

Абдулла вздохнул. Чудовищное расточительство.

– Хорошо.

На скалу у его ног со звоном приземлились крынка молока и овальное блюдо с целым лососем. Джинн наградил

Абдуллу взглядом, полным глубочайшего презрения, и втянулся в бутылку.

– Отличная работа! – похвалил солдат и принялся с большой помпой крошить ломтики лососины в молоко, проверяя, чтобы в них не было косточек, а то как бы киска не подавилась.

Абдулла обратил внимание на то, что все это время кошка мирно лежала в шляпе, вылизывая котенка. Она словно бы и не заметила, что поблизости находится джинн. Однако лосося она заметила. Стоило солдату начать свою стряпню, как она бросила котенка и стала увиваться вокруг своего благодетеля – тонкая, нетерпеливая, мяукающая.

– Сейчас, сейчас, мое черное сокровище! – журчал солдат.

Абдулле осталось только предположить, что волшебство кошки и волшебство джинна оказались столь различными, что друг друга они не чувствовали. В сложившейся ситуации для него была одна радость – лосося и молока явно хватало и на людей тоже. Пока кошка изящно насыщалась, а ее котенок лакал, чихал и всячески старался не уронить звания новичка, булькая молоком с лососевым духом, солдат с Абдуллой устроили себе настоящий пир из молочной каши и жареного лососевого филе.

После подобного завтрака Абдулла стал добрее к миру. Он сказал себе, что лучшего спутника, чем этот солдат, джинн ему приискать не мог. Да и джинн был вполне ничего себе. К тому же Абдулла не сомневался, что совсем скоро увидится с Цветком-в-Ночи. Он как раз дошел до мысли о том, что и Султан, и Кабул Акба, в сущности, не такие уж плохие ребята, когда обнаружил, к собственной ярости, что солдат намерен прихватить кошку и котенка с собой в Кингсбери!

– Однако, о благонамереннейший из бомбардиров и дальновиднейший из драгун, что же станется с вашими планами касательно сбора пособия с местного населения? – запротестовал он. – Нельзя же грабить награбленное с котенком в шляпе!

– Но ведь вы пообещали мне принцессу, так что теперь мне нет нужды в подобных занятиях, – невозмутимо ответил солдат. – А оставить Полночь и Шустрика-Быстрика голодать на этой горе просто невозможно. Это жестоко!

Абдулла понял, что проиграл. Он кисло привязал бутылку с джинном к поясу и зарекся обещать что-либо солдату. Солдат застегнул свой ранец, разбросал костер и бережно поднял шляпу с котенком. Он начал спускаться по склону вдоль ручейка, свистнув Полуночи, словно она была собакой.

Однако у Полуночи были другие планы. Когда Абдулла зашагал вслед за солдатом, она преградила ему путь, злобно глядя ему в глаза снизу вверх. Абдулла решил не обращать на нее внимания и попытался ее обойти. И тут же зверюга снова стала огромной. Перед Абдуллой стояла черная пантера, больше прежнего, если это вообще было возможно, и рычала. Он остановился, попросту перепугавшись. И зверюга прыгнула на него. Абдулле сделалось так страшно, что он даже не вскрикнул. Он просто закрыл глаза и стал ждать, когда ему перегрызут горло. Какая тут Судьба, какие пророчества!

Вместо этого по его горлу

нежно провели чем-то мягоньким. Маленькие крепкие лапки ступили ему на плечо, а вторая пара таких же лапок уперлась в грудь. Абдулла открыл глаза и обнаружил, что Полночь снова стала кошачьего размера и вцепилась ему в куртку. Сине-зеленые глаза глядели ему в лицо, яснее ясного говоря: «Будешь меня нести. А то как бы чего не вышло».

– Хорошо, о коварное котообразное, – покорился Абдулла. – Только, пожалуйста, постарайся не драть когтями вышивку. Некогда это был мой лучший наряд. И прошу, помни, что я несу тебя вопреки своим убеждениям. Я не люблю кошек.

Полночь преспокойно взобралась Абдулле на плечо, где и уселась, грациозно балансируя, пока Абдулла брел, оскальзываясь, по склону горы до самого заката.

Глава двенадцатая, в которой Абдуллу и солдата настигает рука Закона

К вечеру Абдулла почти что привык к Полуночи. Пахло от нее, в отличие от Джамалова пса, сплошной чистотой, к тому же она явно была превосходной матерью. Слезала с Абдуллы она исключительно для того, чтобы покормить котенка. Абдулла даже подумал, что, если бы не досадное обыкновение пугать его огромными размерами всякий раз, когда он ей чем-то не угождал, со временем он бы и вовсе приучился терпеть ее общество. И он был вынужден признать, что котенок у нее просто очаровательный. Шустрик-Быстрик играл кончиком солдатовой косички, а когда они сделали привал на обед, пытался охотиться на бабочек – очень неуклюже. Остаток дня он провел за пазухой солдатского мундира, пристально вглядываясь в траву, деревья и обрамленные вереском водопады, которые встречались им на пути к равнине.

Однако Абдуллу привел в страшное раздражение весь тот шум, который солдат поднял по поводу своих новоприобретенных друзей, когда они остановились на ночлег. Переночевать они решили на постоялом дворе, на который наткнулись в первой же долине, и солдат твердо решил, что у его кисок должно быть все самое лучшее.

Хозяин постоялого двора и его жена разделяли мнение Абдуллы. Это были грубые люди, к тому же крайне раздосадованные произошедшей тем утром непостижимой пропажей крынки молока и целого лосося. С выражением сурового осуждения на лицах они сновали туда-сюда, разыскивая для начала корзинку подходящей формы и подушку, чтобы положить на дно. Они мрачно вбегали со сливками, куриными потрошками и рыбой. Они недовольно выдавали гостям какие-то травы, которые, как заявил солдат, предупреждают раздражение в ушках. Они свирепо посылали за другими травами, которые были призваны выгнать у кисок глистов. Однако они с решительным скептицизмом отнеслись к требованию согреть воды для купания только потому, что солдату пригрезилось, будто Шустрик-Быстрик подхватил блоху.

Абдулла понял, что пора вести переговоры.

– О князь и княгиня постоялых дворов, – сказал он. – Смиритесь с эксцентричностью моего превосходного спутника. Говоря о купании, он, конечно, имеет в виду ванну для себя и для меня. Оба мы устали и запылились в пути и будем рады чистой горячей воде, за которую, разумеется, доплатим, сколько положено.

– Что? Я? Купаться? – поразился солдат, когда хозяин постоялого двора и его жена затопали прочь, чтобы поставить кипятиться огромные чайники.