Вождь чернокожих

Птица Алексей

До "цветника" под названием Пятигорский фарминститут, он не добрался, поэтому решил изучить другие "палисады", преимущественно из чёрного и сандалового дерева, а то всё берёзки, да берёзки. В прекрасном настроении он взошёл на борт судна, и старый контейнеровоз, отчаянно работая своими двигателями, двинул старый сухогруз вперёд.

Сухогруз величаво окутавшись, чёрным дымом из выхлопных труб корабельных дизелей, дал длинный гудок и вышел в Чёрное море, а потом, через турецкие проливы в Средиземное.

Они

нигде не останавливались, спеша в порт назначения, и преодолев Суэцкий канал, прибыли в Аден. Здесь им впервые выдали зарплату, но потратить её было негде и не на кого. Разгрузившись, контейнеровоз отправился дальше, намереваясь дойти до Карачи, что в Пакистане. Но вмешалась её величество судьба и их контейнеровоз, был захвачен сомалийскими пиратами.

Эти чернокожие отморозки, что-то болтая на смеси разных европейских языков, согнали команду в кучу, угрожая ржавыми калашами и вполне новыми винтовками М-16 не ржавыми, только потому, что были действительно новыми, и пластмассы в них было гораздо больше, чем в "калашах".

После чего, заперли всю команду в трюме, где они стали ждать выкупа от владельца судна. Дни шли за днями, но никто не собирался их выкупать, а продукты уже стали заканчиваться. Наконец, в один из вообще не прекрасных дней, их вывели на палубу и провели аукцион по продаже пойманных дураков в разные руки.

Продавали всех белых. Чёрные были никому не нужны, либо смогли как-то договориться. После аукциона, они подгоняемые ударами приклада в спину, были сброшены в моторные лодки и с ветерком промчавшись по морю, были доставлены в Магадишо.

Где их пути разошлись. Каждого забрал свой покупатель… и вскоре, они все растворились в чёрном беспределе беспредельного африканского континента. Дальнейший путь, он запомнил плохо. Его постоянно перепродавали с непонятной целью, кормили плохо, антисанитария, ежедневные избиения.

Кажется, он попал сначала в Кению, потом в Конго, потом в ЦАР, то есть в Центральноафриканскую Республику, а потом в котёл. И да, его съели.

— О людоеде и диктаторе Бокассо слышали? — вот его последователи и съели его… белого человека. Белый, он потому и белый, что его мыть не надо.

Но его история, на этом не закончилась, как это не странно, а только начиналась.

В котле.

Последним его воспоминанием, был чёрный котёл, вид спереди, а следующим, такой же котёл, только уже пустой, а сам он развалившись на земле, во весь свой огромный рост, тяжко стонал, отравившись, несвежим человеческим мясом и видимо, умер от трупного яда, отравивший его организм, а душа Ивана Климова зависнув вне времени и пространства, смогла найти лазейку и проникла в людоеда, только на двести лет назад. Примерно в 1880 год.

Я, Иван Климов, очнулся в не своём теле. Последним моим впечатлением, было осознание того, что

меня сейчас съедят, и большой котёл в котором закипала вода. Первым впечатлением после осознания себя в новом теле, был вид такого же котла, только уже пустого, и ощущение жёсткой рези в животе. Осознание, кто я и где я, меня посетило не сразу.

Голова кружилась, живот болел, а в теле была огромная слабость. Поднеся руку к своим глазам, я увидел, что она чёрная.

— «Мама родная!»

Потом посмотрел на пустой котёл, на разбросанные тут и там обглоданные, с висящими лохмотьями мяса человеческие кости и меня снова скрутил, очередной желудочный спазм. Острая боль пронзила меня, и я опять потерял сознание.

Очнувшись второй раз, я попытался смириться со своим существованием в новом теле. Мозг, пошёл вразнос от увиденного, и быстроты событий, которые захватили меня целиком.

— «Ёшкин кот, ну что это за пипец!»

Оглянувшись кругом, я увидел, что лежу в какой-то убогой лачуге, крытой пальмовыми листьями. Лежал я, на каких-то ветках, вокруг дико воняло. Возле меня суетилась чернокожая женщина непонятного возраста. Увидев, что я очнулся, она замемекала, говоря на неизвестном мне языке.

— «По-русски говори… сука, по-русски!»

Сознание плавало, слова сливались, я их не понимал. Та же не успокаивалась и тыкала мне в нос глиняную чашку с каким-то отваром, чёрного цвета, как дёготь и с отвратным запахом.

— Уйди ведьма! Да что, за трэш, то такой, — чуть не плача завопил я.

— Ну папаша, сукин сын, это всё твои происки. Меня съели, съели, только за то, что я оступился… всего один раз. Ну пусть не один…, а несколько. Ладно, оступался я регулярно, но это не повод, чтобы меня есть!

— Хотя, конечно, это я сам виноват. Напросился на корабль, чтоб мир повидать, на негритянок посмотреть, замутить с ними. Вот и замутил, смотреть на них тошно.

— Вот одна из них, тычет мне в нос отваром, страшная, как моя нынешняя жизнь. Зубов нет, кожа вся висит, даже то, что должно у неё торчать и то висит, хоть бы прикрылась, что ли, бананом хотя бы.

— Эх, попал, как кур в ощип и с тем же успехом. Ладно, щотаб чикен. Пора, убирать сопли и наматывать их на кулак, авось побелеет.

Я, посмотрел на плошку с варевом и демонстративно зажав себе нос, выпил отвратную жидкость. От неё меня передёрнуло всего и скривило. С шумом втянув в себя воздух, я громко рыгнул.

— О, желудок заработал. Мясо переварил!

Об воспоминании, какое мясо ел предыдущий владелец этого тела, мне опять стало плохо, но справился. Неясное бормотание старухи, вдруг стало разборчивым и я стал её понимать, но и русский, я тоже не забыл.

— О хороший отварчик, хоть и противный, — подумал я. Старуха же продолжала бормотать.