Вождь и призрак
Шрифт:
— Полезайте на заднее сиденье! Я отвезу вас в Шпилфелд-Штрассе. Вы ведь туда направляетесь, правда?
— Разумеется. — Гартман устроился поудобнее, словно не сомневался, что эсэсовцы подождут. Ягер повел машину по ухабам и рытвинам к ближайшему шоссе. Гартман продолжал:
— С каких это пор СС прослушивает мои телефонные разговоры? Я звонил из вашего штаба, чтобы избежать вмешательства Грубера…
— Между прочим, столь повышенное внимание к вашей особе делает вам честь, — сказал Ягер. — Вся страна знает, что вы умеете решать даже неразрешимые
— Сказать вам одну вещь? — откликнулся абверовец. — Если мы будем тратить так много энергии на то, чтобы шпионить друг за другом, союзники и Россия выиграют войну, а мы и опомниться не успеем.
— Вы думаете, Линдсей перешел границу в Шпилфелд-Штрассе?
— Ну, кто-то, во всяком случае, ее перешел, — уклончиво ответил Гартман.
— Мы только что оттуда. — Тон Ягера вдруг переменился, в нем появилось уныние. — Жуткая там разыгралась сцена…
— А что вы ожидали? Кто-то обронил спичку в вагоне с боеприпасами?
— Не спичку, а гранату, — ворчливо поправил Ягер и встретился с Гартманом глазами, посмотрев в зеркало заднего вида. — В этой кошмарной бойне погибли солдаты СС…
— Когда Геринг устроил ковровую бомбардировку Белграда, погибло вообще Бог знает сколько людей…
Ягер так рассвирепел, что с размаху дал по тормозам и повернулся к Гартману.
— Послушайте, на чьей вы стороне? Вы сочувствуете Тито?
— Перед тем, как началась эта кровавая баня, которая зовется войной, я был юристом, — кротко сказал Гартман. — Мне приходилось выступать и в роли обвинителя, и в роли защитника. Это очень помогает взглянуть на мир глазами других. Я надеюсь, мы сегодня доберемся до Шпилфелд-Штрассе?
Ягер отпустил тормоза, и машина вновь помчалась по продуваемой ветром сельской дороге. Лицо полковника было мрачно. Он клокотал от ярости. Однако тщательно остерегался вновь повстречаться глазами с Гартманом. А офицер абвера безмятежно курил свою трубку.
Шмидт один раз оглянулся и мельком посмотрел на абверовца с легкой усмешкой. Гартман знал, о чем он думает. «Ах ты, хитрая бестия!..»
«Не с Ягером, а со Шмидтом надо держать ухо востро, — подумал Гартман. — Шмидт служил до войны в полиции и привык анализировать мотивы людских поступков».
Гартман нарочно раздражал прямодушного полковника СС, чтобы держаться от него на расстоянии, но Шмидт разгадал тактику абверовца.
Ягер молча вел машину по проселочной дороге, молча проехал железнодорожную станцию и добрался до долины, в которой совсем недавно стоял пограничный столб Шпилфелд-Штрассе.
Их глазам открылось трагическое зрелище. Несчастье произошло утром в половине двенадцатого. Теперь было три часа пополудни. Паровоз медленно увозил в Грац гигантский кран, поставленный на товарную платформу. Саперы, закончив работу, попивали пиво.
Они уже успели настелить новые рельсы и восстановить связь между Австрией и югославским городом Загребом. Гартман вылез из машины и снова ошарашил Ягера первой же фразой:
— Что ж, если у нас все будет организовано таким образом, то мы, пожалуй, еще имеем шанс выиграть войну.
— Основные коммуникации не должны прерываться, — хрипло ответил Ягер. — По этому маршруту осуществляются поставки для двадцати дивизий, сражающихся с партизанами. Для двадцати! Вы представляете, каких бы мы добились успехов, перебросив эти войска на русский фронт?
— Но, может, фюреру лучше было бы обойти Югославию стороной, а не прорываться сквозь нее? — сказал Гартман.
— Ага, чтобы союзники атаковали нас с флангов?
— Это им еще надо сделать в Испании. Нейтралов надо ценить на вес золота. Они не связывают драгоценные войска… Скажите, кто-нибудь уцелел?
На краю долины была поставлена большая палатка, и Гартман увидел, что в нее вошел санитар. Ягер указал на палатку рукой:
— В живых остался только капитан Бруннер. Просто потрясающе! Он, судя по всему, был в деревянной будке, когда началась свистопляска. Будку смело взрывом, но он, что называется, отделался легким испугом. Так мне сказали по телефону…
— Мне бы хотелось с ним побеседовать…
Гартман пошел к палатке. Ягер и Шмидт двинулись за ним. Абверовец остановился и вынул изо рта трубку. Его манеры стали вдруг резкими.
— Я хотел бы побеседовать с ним наедине! Разве можно устраивать человеку, пережившему шок, встречу с полковником СС, с капитаном СС и одновременно со мной? Бедняга будет потрясен и даже может заподозрить, что мы допрашиваем его, собираясь арестовать. Борман ведь наверняка попытается свалить на кого-нибудь вину за это поражение. А кто идеально подходит на роль? Единственный, кто уцелел.
— Ладно, — проворчал Ягер. — Мы с ним повидаемся позже.
Неожиданно полковник проявил чувство юмора и добавил:
— Если, конечно, вы не принесете мне подробный отчет о том, что поведает вам Бруннер. Слово в слово!
— Ну, разумеется! — В тоне Гартмана звучало изумление: как это Ягер мог предположить что-то иное?
Шагая по направлению к наспех сооруженному полевому лазарету, он проверил, на месте ли пачка сигарет. В прошлом сигареты творили на допросах настоящие чудеса. На пороге показался санитар.
— Вы позволите дать вашему пациенту закурить, если он захочет? И еще: мне нужно было бы задать ему несколько вопросов…
Санитар, сутулый человек лет пятидесяти, удивленно воззрился на Гартмана. Казалось, он такого еще не встречал.
— Обычно меня не спрашивают, а творят, что хотят… Да, он может покурить… Он действительно мечтает о сигарете. Шок быстро проходит. Думаю, общение с вами пойдет ему на пользу…
Бруннер полулежал на носилках между двумя ящиками, под спину ему подложили гору подушек, чтобы он держался прямо. Бруннер с опаской поглядел на гостя, а Гартман пододвинул к себе свободный ящик и сел на него. Когда следователь сидит, допрашиваемый чувствует себя более уверенно.