Вожделение
Шрифт:
Максим шевельнулся, меняя позу. Его рука теперь лежала на подоконнике совсем близко от моей, мы почти соприкасались локтями, и мне казалось, что даже через его пальто и свою куртку я чувствую его жар.
— Когда его поймают и все закончится, — начала я и замолчала, подбирая слова. Осознание было внезапным, но с каждым мгновением моя уверенность становилась все твёрже, — ты меня не отпустишь?..
Тонкие длинные пальцы сжали мою ладонь, Ланских заставлял меня посмотреть на него. Я вскинула голову, ожидая ответа, хотя зачем говорить, когда
— Регина, Регина, — вздохнул он, но дальше добавить не успел, зазвонил телефон, заставляя вздрогнуть его и меня. На дисплее высветилась фамилия Токтарова, Ланских взял телефон, отвечая на звонок, а я жадно вслушивалась в его разговор, пытаясь разобрать слова.
Подалась вперед, так, что мы оказались почти вплотную друг к другу, и его глаза, темные, пьянящие, опасные, были совсем близко от меня.
Ланских смотрел на меня, не моргая, а я забыла как дышать.
— Мы его упустили, — все, что я смогла разобрать, прежде чем Максим коснулся в лёгком поцелуе моих губ.
«Я тебя никогда не отпущу», — прошептал беззвучно, но я его, конечно, услышала.
Глава 45. Максим
Больше всего мне хотелось сейчас взять ее в тиски.
Зажать так сильно, чтобы не было возможности сдвинуться хоть на единый миллиметр в сторону.
В ее расширившихся зрачках — страх, и мне хочется стереть его одним движением, объяснить Регине — бояться нечего.
Сейчас она под самой надёжной защитой. Ее муж никогда бы не справился с тем, чтобы защитить Регину от Вадима. Вся его сила была сосредоточена в кулах, но этого мало, он тактик, я стратег, и все ходы расписаны наперед.
Даже в том, что Вадим появился в холле дома, где мой офис, нет неожиданности, это закономерно.
Я был готов и к тому, что Токтаров упустит его из-под своего контроля, даже не смотря на то, что у ребят серьезная подготовка. Если парню удавалось столько лет дурить народ и не быть до сих пор пойманным, то он способен на многое.
— Максим, ты когда-нибудь любил?
У Регины красивая длинная шея, и сейчас, когда она отодвинула воротник свитера, точно он ее душил, я перехожу взгляд на яремную ямку, которую мне хотелось коснуться языком.
— Смотря что ты понимаешь под этой фразой, — когда я отвечал, мое дыхание долетало до ее губ, щекоча. Регина сама не заметила, как провела по ним пальцем, будто пыталась задержать это чувство подольше, а я продолжил, — я никогда не поддавался буйству гормонов, слепо следуя велению тела. Я никогда не отключал мозг, пытаясь натянуть на понравившуюся женщину те качества, которыми она должна обладать, как мой идеал. Я никогда не испытывал желания создать семью, обзавестись толпой кричащих маленьких людей в ущерб своему комфорту.
Она отодвинулась совсем чуть-чуть, но я понял, что мои слова ее неприятно задели. Возможно, Регина уже успела примерить мой ответ на себя.
— Тогда что для тебя любовь?
— Химия, — я пожал плечами, — а физика это секс. Но всегда есть что-то большее.
— И что же? — она вздернула бровь, а я не сдержался, провел по скуле костяшками пальцев.
— Есть идеально подходящая по всем параметрам женщина. Это больше любви. Это — необходимость.
— Отпусти меня, — прошептала она, я скользнул рукой ниже, проводя по шее. Под пальцами пульсировала тонкая венка, Регина закрыла глаза и откинула голову назад ещё больше обнажая передо мной беззащитную шею.
Ее веки трепетали, длинные, ненакрашенные ресницы чуть подрагивали, точно она боролась с соблазном открыть глаза.
— Отпусти и я уйду. Или давай закончим все прямо здесь, я устала.
Я понял о чём она. Сдавил чуть сильнее шею, пульсация крови теперь чувствовалась сильнее.
Регина распахнула глаза, приоткрыла рот, но не сказала ни слова. В глазах — все тот же страх, его стало ещё больше, и это не без повода.
Моя собственная боль эхом отдавалась на заднем фоне, периодически накатывая новыми волнами, но сейчас я чувствовал ее боль сильнее собственной.
— Ты моя, — прошептал я, прихватывая нижнюю губу зубами, — навсегда. Я тебя никому не отдам и никуда не отпущу.
— Ты псих, Максим, — ее слова бились о мою броню, они должны были ранить, но не оставляли и следа, сейчас я готов был ей прощать многое.
— Отрицание, гнев, торг…
Она дернулась резко, затрепыхалась в моей хватке раненой птицей.
— Не смей! Смирение будет только когда я умру.
В голосе столько льда, что им можно было бы заморозить весь салон автомобиля. Ни один мускул не дрогнул на моем лице. Доказывать ей обратное бессмысленно, сейчас неподходящий момент.
Регина отвернулась, дернула за ручку, но машина была заблокирована я не собирался выпускать ее и позволять делать глупости. Их было уже достаточно.
— Гадство!
Она дышала шумно, скрестив руки на груди, а я наблюдал. Идеальный профиль, который не портили даже две вертикальные складки между нахмуренных бровей.
Молчание меня не тяготило, я мог проводить так время бесконечно. Соседство с Региной меня устраивало полностью, даже с такой ершистой, как она была сейчас. Все это лишь вопрос времени.
— Что мы здесь делаем? — спросила она, наконец.
— Ждём.
Ещё через десять минут во двор заехал тонированный микроавтобус. Темное полотно окон, за которым невозможно было разглядеть, что внутри, корпус автомобиля без маркировок и опознавательных знаков. Номера, несмотря на чистый, выпавший недавно снег, максимально залеплены грязью. Зацепиться взгляду было не за что, разве только значок немецкого автоконцерна на бампере.
Дверь отодвинулась в сторону, обнажая нутро «микрика», откуда вышел Токтаров. Короткая стрижка, волевой подбородок, тяжелый взгляд. Он выглядел как главный герой из фильма «Крепкий орешек», впрочем, таким он и был.