Вожди белых армий
Шрифт:
Большевикам пришлось заняться Шкуро вплотную. Чтобы взять его войско в клещи, подтянули подкрепления из Астрахани, двинули части из Армавира. Но партизанский полковник вырвался и ушел на север, выведя из Минвод огромный обоз беженцев. Потом он дрался на Ставропольщине.
21 июля 1918 года А. Г. Шкуро взял своей партизанской дивизией Ставрополь и соединился с Добровольческой армией. Встретившийся с ним ее командующий генерал А. И. Деникин Андрею Григорьевичу сказал:
— Родина вас не забудет.
В Добрармии 1-ю Казачью дивизию полковника Шкуро переименовали во 2-ю Кубанскую казачью, а в августе 1918 года А. Г. Шкуро назначили командиром Отдельной Кубанской партизанской бригады.
В том же августе 1918 года генерал-майор К. К. Мамонтов был назначен Донским атаманом генералом Красновым командующим Восточным (Царицынским) фронтом.
Константин Константинович выдвинулся в яркого вожака донского казачества, что отмечал генерал Деникин, говоря об особенностях донцов на белом фронте:
"Дисциплина была братская. Офицеры ели с казаками из одного котла, жили в одной хате — ведь они и были роднёю этим казакам, часто у сына в строю во взводе стоял отец или дядя, но приказания их исполнялись беспрекословно, за ними следили и если убеждались в их храбрости, то поклонялись им и превозносили. Такие люди, как Мамонтов, Гусельщиков, Роман Лазарев, были в полном смысле вождями, атаманами старого времени, при этом Мамонтов и Гусельщиков (командир сформированного им знаменитого Гундоровского полка, по доблести так же легендарного, как «именные» полки добровольцев. — В.Ч.-Г.) влияли на казаков своим умом, волею и храбростью…
Бой был краткосрочен. Если он начинался с рассветом, то обыкновенно к полудню он уже завершался полной победою…
Тактика была проста. Обыкновенно на рассвете начинали наступление очень жидкими цепями с фронта, в то же время какою-либо замысловатою балкою двигалась обходная колонна главных сил с конницей во фланг и тыл противнику. Если противник был в десять раз сильнее казаков — это считалось нормальным для казачьего наступления. Как только появлялась обходная колонна, большевики начинали отступать, тогда на них бросалась конница с леденящим душу гиком, опрокидывала их, уничтожала и брала в плен.
Иногда бой начинался притворным отступлением верст на двадцать казачьего отряда, противник бросался преследовать, и в это время обходные колонны смыкались за ним, и он оказывался в мешке. Такою тактикою полковник Гусельщиков с Гундоровским и Мигулинским полками в 2–3 тысячи человек уничтожал и брал в плен целые дивизии красной гвардии в 10–15 тысяч, с громадными обозами и десятками орудий.
Казаки требовали, чтобы офицеры шли впереди. Поэтому потери в командном составе были очень велики. Начальник целой группы генерал Мамонтов был три раза ранен и всё в цепях.
В атаке казаки были беспощадны. Так же они были беспощадны и с пленными… Особенно суровы были казаки с пленными казаками, которых считали изменниками Дону. Тут отец спокойно приговаривал к смерти сына и не хотел и проститься с ним.
Еще более жестоко обращались большевики с пленными казаками. Они вымещали свою злобу на казаков за их победы не только на пленных, но и вообще на станичном населении. Во многих станицах, занятых красной гвардией, все девушки были изнасилованы красногвардейцами. Две гимназистки покончили с собой после этого. Священников и стариков, почетных, уважаемых станичников пытали до смерти.
На Царицынском фронте большевики привязали пленных казаков к крыльям ветряных мельниц и в сильный ветер пустили мельницы в ход — казаков завертело насмерть. Там же стариков закопали по шею в землю, и они умерли голодною смертью. Там же привязывали казаков к доскам и бросали эти доски о землю, пока не отшибало внутренности и казак не умирал. Казаки находили своих родных распятыми на крестах и заживо сожженными…"
Вот почему донские войска командующего Царицынским фронтом генерала Мамонтова, в начале августа сбившие красных с позиции у станции Чир, рвались к этому городу с величественным названием по-своему отомстить большевицким палачам.
За мамонтовцами летела громкая слава. В начале июня отходящие вдоль железной дороги к Царицыну части бывшего пролетария большевика Щаденко с тыла обрушились на полки Мамонтова и генералу пришлось драться на два фронта. Случались дни, когда казаки, имевшие очень мало патронов, были близки к разгрому. Их так прижало, что раздались голоса, требовавшие призвать на помощь немцев. Однако справились сами. В середине июня вместе с частями генерала Фицхелаурова мамонтовцы взяли станцию Суровкино, погнали Щаденко от «железки», принудив красных отойти грунтовыми дорогами к Чиру, откуда их теперь сбили.
В середине августа 1918 года Мамонтов, получивший сильную артиллерию, выгнал большевиков за пределы Донской области и сдавил их войска у Царицына… И нависла проблема, которая постоянно у казаков вмешивалась: не хотели они идти за границы Войска Донского! Не желали от родных станиц удаляться. Заговорили перед атаманами с напором:
— Донское-то Войско невелико! Сможет ли спасти целую Расею? И на кой ляд ее спасать, коли она сама спасаться не хотит? А что же энти белые добровольцы, странствующие музыканты! Таперь засели на Кубани, а настоящей войны не делают… Давайте затевать переговоры с советскими: чтобы оне нас не трогали, а тогды и мы их не тронем.
С трудом удалось войсковому атаману Краснову добиться постановления Круга:
"Для наилучшего обеспечения наших границ Донская армия должна выдвинуться за пределы области, заняв города Царицын, Камышин, Балашов, Новохоперск и Калач в районах Саратовской и Воронежской губерний".
Однако между собой казаки продолжали "гутарить":
— Пойдем, если и «русские» пойдут.
"Русскими" господа казаки «обзывали» "странствующих музыкантов"-добровольцев, за что, правда, в Белой гвардии кликали Всевеликое Войско Донское — "Всевеселым".