Вожди белых армий
Шрифт:
Генерал Алексеев настаивал идти наоборот, на юг, на Кубань, утверждая:
— Идея движения на Кубань понятна массе, она отвечает той обстановке, в которой армия находится.
Ему вторил Деникин:
— Следует двигаться на Екатеринодар, где уже собраны некоторые суммы денег на армию, где есть банки, запасы.
Богатый Екатеринодар, еще находившийся в руках Кубанской Рады, и большинству добровольческих генералов казался заманчивее. Казачий потомок Корнилов, донские генералы Попов, Мамонтов не сомневались, что «нейтралитет» донцов временный. Он и действительно продлится лишь до весны 1918 года, когда на Дону свергнут советских и очистят его территорию от большевиков. Генеральское же большинство добровольцев все-таки настояло на своем — на Кубань! В донских станицах по пути они уже столкнулись с местным «энтузиазмом» и разуверились в батюшке Тихом Доне: огромное село в лучшем случае «наскребало» десятка два добровольцев.
Белой армии Юга России иметь дело с казаками было что тогда, что потом сложно из-за их «переливчатого» характера, но взятый добровольцами в Ольгинской курс на Екатеринодар, при штурме которого погибнет Корнилов, а город на этот раз не возьмут, был неудачен. Тут стоит согласиться с крупным военным исследователем Русского Зарубежья генералом Н. Н. Головиным, считавшим это решение "редкой стратегической ошибкой" Алексеева.
Таким образом, в конце февраля 1918 года пути добровольцев и донцов разошлись: офицеры зашагали в свой Первый Кубанский Ледяной поход, а казаки генералов Попова и Мамонтова двинулись на станицу Великокняжескую и далее к востоку — в степи Сальского округа. К. К. Мамонтов был назначен начальником группы партизанских отрядов.
В марте началось Общедонское восстание против советской власти! Самым грандиозным был подъем в станицах Суворовская и Нижне-Чирской, где хорошо запомнили генерала Мамонтова и припишут его к Нижне-Чирской почетным казаком. 18 марта в 25 верстах от красного Новочеркасска собирается Съезд казаков Черкасского округа. Резко потерявшие нейтралитет казаки уже обличают не только коммунистов, комиссаров, а и "крестьянство, выступившее при нашествии большевиков явно враждебно к казачеству и принявшее самое деятельное участие в грабежах и разорении казачьих хозяйств".
Повстанцы бьют челом за помощью к "Степному отряду" Походного атамана генерала Попова. В апреле отряд Попова возвращается: переправляется через Дон и крушит красных, освобождая правобережные станицы. Генерал Мамонтов в самом центре восстания, он командует сборными отрядами 2-го Донского округа. Удержать взятый белоказаками Новоросийск помогает как раз, подошедший из Румынии добровольческий отряд полковника М. Г. Дроздовского.
В середине мая в Новочеркасске проходит "Круг спасения Дона", на котором Донским атаманом избрали генерала П. Н. Краснова. Он приказывает расформировать участвовавшие в Степном походе партизанские отряды и включить офицерские кадры во вновь формирующуюся регулярную Донскую армию. В ней генерала К. К. Мамонтова назначают командующим группой войск, действующих на царицынском направлении.
Мы оставили командира фронтового партизанского отряда войскового старшину А. Г. Шкуро в апреле 1917 года в Кишиневе, где казаков «ревсолдаты» называли "контрреволюционерами".
Так вот, в одном из кишиневских ресторанов подполковник Шкуро сталкивается с самыми из них рьяными, не пожелавшими снять перед офицером головных уборов и собравшихся расправиться с дерзким «золотопогонником». Пришлось Шкуро пробиваться на улицу с револьвером в руке, где его выручили вызванные по телефону верные казачьи сотни. Отсюда отряд Шкуро был направлен в Кавказский кавалерийский корпус генерала Н. Н. Баратова, действовавший в Персии против турецкой армии.
По железной дороге на шкуровцев, едущих под своим партизанским знаменем: волчья голова на черном поле, — без красных «опознавательных» тряпок, пытались напасть, но они слаженно целились в собирающихся атаковать из пулеметов.
В мае отряд пробился на Кубань, где разъехался в двухнедельный отпуск. Потом шкуровцы двинулись двумя эшелонами на Баку, оттуда — пароходом на Энзели.
В энзелийском гарнизоне партизаны Шкуро столкнулись с морячками Каспийской флотилии, превратившихся, как и везде тогда во флоте, в красный сброд. Те публично в городском саду, несмотря на приказ, запрещавший карты, резались в популярную азартную игру "три листика". Казаки, исконно глубоко презиравшие матросов, сделали им замечание. Началась драка, в которой казаки отодрали плетками матросню. Потом поставили нескольких в тельняшках на колени и заставили их пропеть "Боже, Царя храни", «поощряя» ударами.
В июне отряд Шкуро отправился походом по персидской территории на города Решт и Казвин. По дороге им постоянно попадались возвращавшиеся с фронта большевицкие агитаторы, которых ехидные казаки охотно выслушивали, а потом сильно пороли ногайками. Особенно постарались над самым красноречивым изо всех комиссаром Бакинского комитета Финкелем, командированным в штаб самого генерала Баратова, к которому шкуровцы и добирались.
Как вспоминал Шкуро, "нестареющий и жизнерадостный" генерал Баратов "весело и молодо" приветствовал прибывших шкуровцев:
— Здравствуйте, старые кунаки-кубанцы!
Здесь отряд Шкуро, развернувшийся до четырех сотен вместе с приданным ему "не поддавшимся заразе" большевизма батальоном пехоты из добровольцев от полков и горной батареей, как Андрей Григорьевич тоже потом писал, "обязан был удержаться во что бы то ни стало в районе города Сенэ, прикрывая дорогу Сенэ-Хамадан". Чтобы успеть эвакуировать находившееся в Персии громадное русское имущество, держаться надо было несколько месяцев. И Шкуро дрался тут с турками пока не грянул Октябрьский переворот.
В конце октября 1917 года войсковой старшина Шкуро вместе с вахмистром Назаренко был делегирован от кубанцев, находящихся на фронте, во впервые собравшуюся Кубанскую краевую Раду и поехал в Екатеринодар. Рада не признала большевицкую власть и объявила о независимости Кубанского края. Дома Шкуро заболел сыпным тифом, а когда выздоровел в начале декабря, снова отправился через Баку-Энзели в свой отряд в Персии.
Между Энзели и Казвиным Шкуро арестовали как "известного контрреволюционера". На этот раз Шкуро спасла проворность его многолетнего вестового Захара Чайки, понесшегося на автомобиле к отряду, который тут же решил за своего командира "изрубить всех комитетчиков".
Прибыв в Хамадан, в штаб корпуса, А. Г. Шкуро узнал, что он произведен в полковника и назначен командиром 2-го Линейного полка Кубанского казачьего войска. Был ему тогда 31 год… А 24 декабря 1917 года в Рождественский сочельник полковник Шкуро с первой звездой на ночном небе, как принято у православных, пошел поздравлять с Рождеством сотни и по нему из темноты ударили винтовочным залпом. Он вспоминал потом:
"Это были большевистские агенты, решившие убить меня, как заклятого врага большевизма… Выяснилось, что пуля, направленная мне в грудь против сердца, ударившись в костяные газыри черкески, отклонилась влево, пробила грудную клетку возле самого сердца, вышла наружу под левую мышку и пронзила левую руку, не задев, однако, кости, оставив, таким образом, четыре отверстия".